Вчера, 10 ноября, на 91-ом году жизни скончался Игорь Борисович Москвин - выдающийся советский и российский тренер по фигурному катанию. Он был знаменосцем олимпийской команды СССР на церемонии закрытия зимних Олимпийских игр 1964 года. После завершения спортивной карьеры Москвин стал тренером. Много лет работал в тренерском тандеме с женой Тамарой Москвиной. Среди его учеников – первые советские олимпийские чемпионы в парном катании Людмила Белоусова и Олег Протопопов, а также Тамара Братусь (Москвина), Алексей Мишин, Юрий Овчинников, Игорь Бобрин, Игорь Лисовский и многие другие.

Москвин - один из отцом основателем фигурного катания в Советском Союзе, в особенности - парного фигурного катания, настоящая легенда этого вида спорта, да и легенда в принципе.

Известие о кончине супруга застигло Тамару Николаевну во время этапа кубка России в Казани, вчера как раз нтичанадись соревнования у пар, Тамара Николаевна вместе с Артуром Минчуком выводили на старт две свои пары - Александру Бойкову и Дмитрия Козловского и Анастасию Мишину и Александра Галлямова.

Тамара Николаевна осталась с ребятами и вывела их на старт, уже потов дав следующий комментарий, расторговавший меня лично до слез: 

"Я всегда себя чувствую хорошо. В моей жизни было много различный ситуаций, и я всегда стараюсь выходить из них наилучшим образом. Сегодня я потеряла самого близкого человека в моей жизни, и я могла бы спокойно сидеть в своем номере и плакать. Но наверняка он бы сказал мне: "Тамара, ты подготовила ребят вместе с другими специалистами, иди и доделай свое дело. А я тебя подожду", - сказала Москвина журналистам.

И если Мишина с Галлямовым перешли в группу Москвиной совсем недавно и не успели поработать с Игорем Борисовичем, то Бойкова с Козловским были знакомы и в той или иной степени тренировались под руководством Москвина много лет. Ребята посвятили свой прокат короткой программы его памяти: 

"Сегодняшний день не имеет никакого значения, весь спорт ушел на второй план, - сказал Козловский. - Мы работали с Игорем Борисовичем, ценили его, он до последнего приходил на каток. Поэтому для нас это тоже тяжелая и непростая утрата. Сегодня мы искренне хотели показать достойное катание в память об Игоре Борисовиче".

 

https://www.instagram.com/p/CHaJgtYpsOi/

"Музыка и история способствует этому, у нас отнюдь не веселая программа. Единственной радостью в этот день было, что программа была именно такой. [Место] не имеет никакого значения. Это вводные соревнования, направленные на втягивание после того сезона", - добавила Бойкова. Козловский отметил, что в этот день он и его партнерша, которые тренируются под руководством супруги Москвина Тамары Москвиной, не могли подвести своего наставника. "Она ездит со своими спортсменами, делает свою работу. Мы не могли ее подвести, она под таким давлением. Игорь Борисович для нее был намного ближе, чем для нас, и тем не менее она отдает нам частичку себя, это ценно для нас", - заключил фигурист.

 

https://www.instagram.com/p/CHbHn61J0-l/

25-минутный документальный фильм об Игоре Борисовиче, приуроченный к его 90-летнему юбилею. Здесь и интервью с Игорем Борисовичем и Тамарой Николаевной, и архивные фото- и видео-записи, и совсем еще свежие видео 2019 года с катка в школе Москвиной, где 90-летний Игорь Борисович сидит у борта и наблюдает за спортсменами. 

У Тамары Николаевны остались две дочки, внучка и фигурное катание, которому она предана всей душой. Просто хочется выразить соболезнования семье, как кровной, так и фигурнокатательной.. И в очередной раз выразить свое восхищение в адрес этой потрясающей женщины и великого тренера, а также понадеяться на то, что она будет продолжать свое дело, не раскиснет и не сломается...

В дополнение - отрывки из статьи Елены Вайцеховской, также приуроченной к 90-летнему юбилею Игоря Борисовича: 

О Юности: "…Наш знаменитый питерский тренер Петр Петрович Орлов пригласил меня в "Динамо" — чем-то я ему приглянулся. Он даже отдал мне свои ботинки, которые, как выяснилось, были на два размера меньше, чем носил я. Пришлось обрезать носки ботинок и аккуратно замотать их черной изолентой, чтобы пальцы не торчали наружу. Сами лезвия были куйбышевские — их в 1947-м начал выпускать куйбышевский подшипниковый завод. Сталь была великолепная. Но главное, куйбышевские мастера сделали то, что никто и никогда больше не делал — так называемую "цементацию" не только снизу, как делают сейчас, но и с боковых сторон. Накладывали углеродный состав и закаляли лезвие. Благодаря этому куйбышевский конек никогда не ломался. Его твердость можно было сопоставить с твердостью напильника — хоть ножи этими лезвиями затачивай!

Первые соревнования, на которых я выступал в январе 1947 года, запомнились мне потому, что там присутствовал знаменитый Николай Александрович Панин-Коломенкин — фигурист, ставший первым российским олимпийским чемпионом в 1908 году. Он приходил на каток в длинной — то ли лисьей, то ли в волчьей шубе, валенках, садился в специально приготовленное для него кресло и смотрел соревнования. Площадка катка была крошечной, и я, помню, носился по ней, как псих. Мне казалось, что раз уж соревнования по конькам, надо обязательно кататься быстро. Тем более что до этого я и в конькобежных соревнованиях поучаствовать успел. Народу на тех соревнованиях было совсем мало, так что я в итоге занял первое место. Очень этим гордился. В качестве приза мне дали еще один спортивный костюм и ботинки. Хотя я очень рассчитывал на коньки...

У меня был друг — Володя Ветрогонский, — который прошел всю войну, закончил ее в Германии, а в числе своих трофеев привез в Ленинград коньки-снегурочки. И подарил их мне.
Эти конечки крепились на ботинок, как тиски — специальными винтами с боков. Я прикрепил их на лыжные ботинки, срезав по бокам подметку. Сам эти коньки всегда и точил — круглым напильником.
А в 1963-м, когда у меня уже тренировалась Тамара (Москвина — прим.), я специально для нее привез из какой-то заграничной поездки две пары английских лезвий, истратив на них все свои деньги. Английский конек по тем временам считался эталонным. Производили их две фирмы, которые базировались в Шеффилде — МК и John Wilson.

На основе тех лезвий я и сконструировал наш "ленинградский" конек. Сделал два лекала. Одно — для обязательных фигур, второе — для произвольного катания. Самое главное заключалось в изгибе этого конька. В английскую модель я внес некоторые изменения, потому что хотел, чтобы лезвие моего конька было чуть выше, чем у английского. Это давало возможность сильнее наклоняться при катании. При этом ботинок не цеплялся за лед.
Тогда я сделал подробнейшие чертежи передней части конька, задней. В зависимости от того, какого размера нужны лезвия, базовая модель легко либо растягивалась, либо сжималась. Главным мерилом глубины желобка, помню, был пятачок — самая обычная пятикопеечная монета. По своему диаметру эта монета составляла ровно дюйм — 25,4 мм. И вот по тем моим чертежам на ленинградском заводе десять лет производились коньки, на которых каталось большинство наших фигуристов. Уже значительно позже мы стали покупать лезвия за границей…"

О парусах
"…Яхта у меня была очень красивой. Чистенькая, отлакированная до такой степени, что аж сияла. Я тогда только-только перевез ее в Севастополь из Ленинграда после капитального ремонта. После каждой тренировки приходилось вытаскивать яхту на берег и чистить — нефть с нее смывать.
Прозуменщикова все время крутилась вокруг: волосы растрёпанные, выгоревшие – смешная такая. Лет 12 ей тогда было, не больше. И постоянно просила: "Дядя Игорь, можно я сама твою яхту помою?"
Мне даже неудобно было порой, что она мне яхту мыть помогает. А в 1964-м, когда Галя выиграла Олимпийские игры, я даже гордиться своим знакомством с ней стал. Смешно иногда судьба складывается.

Парусники — вообще интересный и необычный народ. Сам парусный спорт — это постоянная борьба со стихией. Наверное, поэтому и те, кто принимает в нем участие, относятся друг к другу на равных. Те, кто был вокруг меня, были очень благородными людьми. Встречались, конечно, жуликоватые — на уровне правил, но гнусностей никто никогда друг другу не делал. Это не фигурное катание — где провел коньками соперника по батарее — и все.
Помню, еще до моего участия в чемпионате мира, в Хельсинки проводились соревнования, посвященные столетию ньюландского яхт-клуба. И меня туда послали. Там был длинный пирс, вдоль которого бок о бок стояли яхты всех участников. Так получилось, что место для нашей яхты было отведено рядом с яхтой короля Норвегии Олафа Пятого. А мы же были на своих харчах — приходишь с гонки, тут же раскочегаривается старенькая печка, щи варятся, мясо... Все натуральное, не из каких-то кубиков. Когда готовили, запах по всему клубу шел.

Как-то я возился вечером на палубе — что-то чистил. Вижу, подходит король. И спрашивает меня: "Сэр, не могли бы вы спросить разрешения капитана подняться к вам на борт?"

Я, помнится, спросил, говорит ли он по-немецки. Олаф с юмором ответил, что не просто говорит, но полагает, что делает это неплохо. Потом поднялся на яхту. Мы, естественно, стол накрыли по такому случаю, я выступал в качестве переводчика.

Все то время, что норвежский король гостил у нас, два его охранника с винтовками на пирсе возле нашей яхты стояли. Несколько раз еще Олаф Пятый к нам в гости заглядывал — за жизнь беседовали. 

В какой-то из дней гонку решили отменить, потому что ветер был недостаточно сильным — почти штиль. И за Олафом вышел катер, чтобы отбуксировать его к берегу. Мы же на своей яхте пытались как-то грести к берегу веслами. Получалось, прямо скажем, неважно: на яхте нашлось всего два или три весла.

Когда королевская яхта проходила мимо нас, Олаф вдруг замахал нашему капитану: мол, бросай конец. Притормозил даже. Я конец кинул, он собственной рукой его поймал, закрепил — так мы на королевском буксире до берега и добрались. На следующий день одна газета даже написала: "Олаф Пятый протянул руку помощи коммунистам". Руководитель нашей делегации тогда очень радовался той публикации.

На следующий год в Норвегии разыгрывался "Золотой Кубок" и Олаф Пятый награждал всех участников. Когда на сцену поднялся я, он внимательно на меня посмотрел и даже не спросил, а скорее утвердительно сказал: "Мы встречались с вами — в прошлом году".
Кстати говоря, на тех соревнованиях в нашем же классе ходил и греческий король — Константин. Еще помню американца, который был чуть ли не олимпийским чемпионом в классе больших яхт, а в обычной жизни был довольно известным профессором одного из крупнейших американских университетов. Поэтому мне и было очень интересно с такими людьми общаться. Да и потом, не каждый же может сказать, что угощал щами короля?.."

О жизни в Америке...

"…Тамара много ездила по турнирам с Леной Бережной и Антоном Сихарулидзе, и так получилось, что в своей мансарде у американских хозяев я чаще оставался один. С хозяйским котом — рыжим, противным, с зелеными глазами. Звали его Сникерс. До нашего приезда мансарда была в его распоряжении и, естественно, он всячески пытался мне показать, кто там главный. Демонстративно презирал, прыгал, царапался.

У нас когда-то очень давно тоже был кот. Весил килограмм 15 и ел только вымя. Это было выгодно — вымя было совсем дешевым и продавалось в магазине на углу от дома, где мы жили с мамой и бабушкой. Потом на даче мы как-то подобрали собачку. Ее звали Дружок, и она знала правила уличного движения. Я убедился в этом случайно: пошел как-то в баню, и Дружок увязался за мной. Вот я и обратил внимание на то, что собака даже не пытается перейти через улицу, пока горит красный свет. А стоит светофору переключиться на зеленый, сразу срывается с места и бежит впереди меня.

В бане я тогда попросил у банщика разрешения оставить собаку в помещении, пока сам буду мыться. Он разрешил. Но потом пришел его сменщик и Дружка выгнал.
Я обошел тогда все улицы вокруг бани, все дворы, пришел домой расстроенный, а Дружок лежит в прихожей на коврике, как ни в чем не бывало.

А потом мы с Тамарой должны были куда-то уезжать, и Дружок пропал. Как моя мама потом рассказала, встал со своей подстилки и ушел, едва за нами дверь закрылась. И больше не возвращался.

Со Сникерсом мы потом все-таки подружились. Но это отсутствие привычного комфорта и постоянное напряжение совершенно неожиданно обернулись большой проблемой со зрением. В один из дней я отправился на тренировку и вдруг заметил, что машины ведут себя как-то странно: одна едет мне навстречу, другая — под углом к ней. Я закрыл один глаз рукой — вроде все нормально. Убираю руку — опять свистопляска какая-то. Потом все нормализовалось, но от вождения автомобиля пришлось отказаться навсегда: я перестал чувствовать машину.

В квартире, где мы жили, я многое делал сам. Как-то мы с Тамарой решили поменять плиту. Ее притащили двое черных работяг, долго возились, пытаясь отвинтить какие-то крепления, потом говорят мне: "Мистер, вам придется вызвать специальную службу, потому что у нас нет нужных инструментов". Оставили телефонный номер. И сумму назвали, которую потребуется заплатить за установку — 99 долларов, плюс вызов. Я сказал им, что обязательно позвоню, а сам взял обычный разводной ключ (весь инструмент у меня был в Америке с собой) и все сделал. Через неделю снова пришли мастера, посмотрели, как все сделано, удовлетворенно сказали, что все в порядке и поставили пломбу. Таким образом я сэкономил кучу денег.

О профессии

Сейчас все слишком сильно заключены в клетку новых правил. Все, что этими правилами не предписано, просто не оценивается. В парном катании, например, есть ряд важных для меня позиций. Например, расстояние, на котором партнеры в процессе выступления находятся относительно друг друга. Чем оно ближе, тем сложнее и рискованнее катание. Это, если разобраться, и есть самое сложное. Но об этом сейчас говорится разве что мимоходом. А сложность высасывается из совершенно непонятных мне вещей.

Взять вращения: сейчас фигурист должен в процессе вращения менять точку опоры. Зачем? Разве это — суть элемента? Почему тогда не предложить балеринам исполнять фуэте на пятках? Во вращениях самое главное — это скорость, центровка и различие поз. Какое кому дело, на каком ребре это делается?

Шаги в фигурном катании — это своего рода экзерсисы, тренировка владения коньком. Ведь любое самое высокое мастерство основано на умении хорошо делать элементарные вещи. Это — закон. А самое сложное в поддержке — это поднять и опустить. Все остальное — сущая ерунда.

Если бы мне было 40 лет, или 50, я бы боролся. Старался бы изменить ситуацию, учить людей. Правила — это не догма. Тем более безграмотные правила. Есть же законы. Законы той же сцены. И не надо говорить, что это — правила Международного союза конькобежцев. ISU — это конкретные люди. Многие из них не катались сами, не учили других людей. Откуда они могут знать, как должно быть? Просто людям захотелось остаться таким образом в истории фигурного катания. Своего рода вехой. А веха — это совсем другое… 

Об учителе...
Один из учеников Игоря Борисовича, ставший впоследствии знаменитым питерским антикваром, когда мы разговорились о Москвине, рассказал мне притчу, которую услышал, когда изучал восточную философию и много лет жил в Китае. Притча звучала так: 
Однажды пожилой японец гулял со своим любимым учеником по саду. Проходя мимо цветущей вишни, ученик вдруг подумал: надо же, какая тонкая и незащищенная шея у учителя. Ее можно перерубить одним ударом руки. Когда они вернулись в дом, ученик спросил, почему учитель пребывает в печали. Тот ответил: "Я печален, потому что меня впервые в жизни подвела интуиция. Проходя мимо цветущей вишни, я вдруг испытал чувство опасности. Но ведь ее неоткуда было ждать?" И ученик понял, что до учителя ему еще очень и очень далеко…