Все актеры — жулики и бродяги. По крайней мере, должны ими быть. Когда ты играешь в шекспировской постановке, всем вокруг кажется, что ты по-настоящему образованный человек. Люди даже представить себе не могут, что ты не понимаешь и половины из того, что говоришь. Шекспир жил во времена самой жестокой цензуры. Если ты говорил что-то не так, тебе просто отрубали голову. Но посмотрите, как много свободы он нашел среди всех этих ограничений. Слова политиков меня никогда не трогали, потому что они живут в мире компромиссов и прагматизма — а это идет вразрез с моим сентиментальным идеализмом. Не люблю я этот вид хороших девушек — тех, которые изо всех сил хотят быть плохими. Я стараюсь не думать о смерти. Чем старше ты становишься, тем меньше у тебя остается вопросов по этому поводу. Время вдруг стало идти быстрее. Вы замечали это? Иной раз все, что тебе нужно — это выглядеть в кадре по-настоящему дерьмово, и тогда все решат, что ты великая актриса.

Скажите, а вы дали мне эту роль, потому что я получила «Оскар»? Никогда и никому нельзя задавать такой вопрос. Тебе, конечно, скажут: «Нет, ну что вы». Но это будет воистину чудовищная ложь. Сниматься в кино у собственного мужа непросто. Зато так здорово после съемок провести ночь с режиссером. Прежде чем пожениться, мы прожили с мужем много-много лет (познакомившись с режиссером Тейлором Хэкфордом в 1986 году, Миррен вышла за него замуж в 1997-м. — Esquire). Это была неплохая идея, но почти сразу я поняла, что нет ничего такого, что свадьба меняла бы в отношениях между людьми. Плоть — лучший продавец. Людям не нужны картинки церквей. Люди хотят видеть голые сиськи.

Ненавижу раздеваться перед камерой. Мне бы наоборот — приодеться. Я сейчас в Лондоне — смотрю, как ветер шевелит листья старых деревьев. Разве может быть что-то лучше? Такой уж я человек: в шкафу у меня одежда с барахолки, а в холодильнике — шампанское. В Лос-Анджелесе я пью ровно столько же чая, сколько в Лондоне. Пакетики всегда со мной!

Что является гарантией хорошей вечеринки? Все знают: много-много хорошего алкоголя. Но люди забывают, что с равной вероятностью алкоголь способен превратить вечеринку в катастрофу. Как можно чаще удивляйте кого-то. В первую очередь — себя.

Каждый раз, когда я вижу королеву (в разное время Миррен исполнила роли Елизаветы I и Елизаветы II. — Esquire), я думаю: вот-вот, смотрите, любуйтесь на меня. Я верю в сверхъестественное. До сих пор верю в фей и в лепреконов. Но я не верю в Бога. Главная сложность жизни — это научиться жить с нею. Мы все такие идиоты, пока молоды, хотя и не понимаем этого. Но так, наверное, и должно быть.

Самый тяжелый отрезок жизни — это когда тебе двадцать. Ты выглядишь прекрасно, и ты понимаешь, что никогда больше не будешь такой же, как сейчас. Но именно в этот момент ты чувствуешь себя особенно незащищенной, испуганной и сомневающейся во всем на свете. Это же так страшно — когда ты не можешь понять, что будет дальше. Я не знаю ни одного хорошего способа убить время. Убивать время — это преступление. Некоторым актерам потрясающе хорошо удается смерть. Ведь это так сложно — остановить дыхание, когда в любой момент у тебя может зачесаться нос. Когда я умираю на сцене, я предпочитаю умирать за диваном. Или просто — в темном уголке. Будучи дочерью таксиста, я всегда любила самый короткий путь обратно.

Так хорошо быть королевой. esquire.ru