1 марта 1992 года журналист и писатель Людмила Штерн прилетела в Петербург из Соединенных Штатов, чтобы взять интервью у Анатолия Собчака и написать портретный материал о первом мэре города для американского журнала. В итоге большой отчет об этом путешествии вышел год спустя в нескольких номерах нью-йоркской русскоязычной газеты «Новое русское слово». «Фонтанка» нашла публикацию, похожую на дневник той двенадцатидневной поездки. Автор вернулся в родной город, из которого уезжал в середине семидесятых, казалось бы, навсегда. Во время своего путешествия она встретилась со многими действующими лицами и, как нам показалось, смогла передать в путевых заметках дух того времени. Некоторые интервью, например, первой супруги Собчака, уникальны. C согласия Людмилы Яковлевны «Фонтанка» публикует этот документ с более поздними авторскими правками.

[ В данном посте лишь небольшие отрывки]

ПЕРВАЯ ЛЕДИ - Людмила Нарусова

Первая леди Санкт-Петербурга Людмила Борисовна Нарусова не избежала общей участи [быть нелюбимой народом].  В газете «Невский Курьер» № 12 (декабрь 1991 года) была опубликована заметка Г. Анаконденко под названием «Групповой портрет». В ней рассказывается о торжественном приёме, устроенном Собчаком в Таврическом дворце по случаю переименования Ленинграда в Санкт-Петербург. Этот сюжет транслировался по телевизору. На экране возникла супруга мэра в прелестном тюрбане и сделала следующее заявление:

«Сегодня по телевидению я вижу, вы меня извините за грубость, но вот с такой вот физиономией человек говорит "Aх, как плохо, голод". Я не могу поверить. Я абсолютно убеждена, что нет сегодня в городе семьи, которая бы села за стол за пустые тарелки».

Жители Санкт-Петербурга этой бестактности Людмиле Борисовне не простили. В редакции газет, в студии радио и телевидения посыпались возмущённые письма. Одно было озаглавлено «Трудящиеся дамы — даме в тюрбане». И это прозвище «дама в тюрбане» надолго прилипло к первой даме Санкт-Петербурга.

Я позвонила домой к Собчакам, как только вернулась в отель после встречи с Басилашвили. Женский голос сказал: «Алё».

— Здравствуйте, попросите, пожалуйста, Людмилу Борисовну.

— Я слушаю.

— Добрый день, меня зовут Людмила Штерн. Я журналистка, приехала из Бостона собирать материал для статьи об Анатолии Александровиче, и мне очень бы хотелось встретиться с вами.

(По моему сценарию я предполагала в ответ услышать: «Как тесен мир! Анатолий Александрович был студентом вашего отца и так много хорошего о нём рассказывал. Заходите вечерком чайку попить, мы будем очень рады».)

— Кто вам дал наш телефон? — вместо «здрасти» спросил голос из нержавеющей стали. Я опешила. Последнее, что мне бы хотелось, это доставить хоть малейшую неприятность Басилашвили.

— Наше ЦРУ, Людмила Борисовна, не зря зарплату получает.

В ответ послышалось что-то вроде смешка.

— Могли бы вы уделить мне полчаса? В любое удобное для вас время.

— Ни сегодня, ни завтра у меня времени нет. Может, послезавтра я выкрою полчаса после лекций. Приходите в Институт культуры в 12:30, я спущусь за вами в вестибюль. Но предварительно утром позвоните.

Нарусова повесила трубку. Мне показалось, что я застряла в арктических льдах. Ни о каком чаепитии на Мойке не могло быть и речи.

Направляясь на встречу с Людмилой Нарусовой, я провела сама с собой сеанс психоанализа, глуша отрицательные вибрации и призывая себя к объективности и справедливости.
 

Людмила Борисовна, блондинка позднебальзаковского возраста, появилась перед нами в светлой клетчатой юбке и чёрной мохеровой кофте. Ворот кофты был отделан чучелом то ли норки, то ли куницы. Голова животного покоилась на плече Людмилы Борисовны, уставясь мёртвыми глазами в её собеседников. Я представила себе фурор, который произвела бы профессор Нарусова, появись она в американском университете, украшенная чучелом зверя. В лучшем случае защитники фауны — «зелёные» — облили бы её клюквенным соком, символизирующим кровь.

Людмила Борисовна привела нас с Борисом в свободную аудиторию и разрешила включить магнитофон. Но попросила её не фотографировать, сославшись на аллергические красные пятна на правой щеке. Борис обещал, что никаких пятен видно не будет, и она неохотно согласилась.

Л.Ш.: Как изменилась ваша жизнь с того момента, как ваш муж стал мэром? Вам нравится быть первой дамой Санкт-Петербурга?

Л.Б.: Жизнь изменилась. И не к лучшему, вопреки обывательскому представлению, что быть первой дамой города «ох, как хорошо». И здесь, поверьте, нет кокетства. Гораздо приятнее быть женой профессора петербургского Университета.

«Зачем вы лжёте?» — молча спросила я.

«А не задавай идиотских вопросов», — также взглядом ответила она. 

Л.Ш.: Вы верующий человек?

Л.Б.: Да.

Л.Ш.: Давно?

Л.Б.: Да.

Л.Ш.: Сейчас Великий пост. Вы соблюдаете его?

Л.Б.: Пыталась на время поста стать вегетарианкой. Пошла на рынок, купила морковку, свёклу, капусту, и тут же у меня на всём лице выступила аллергия. Там, по-видимому, столько химии... В наших условиях невозможно соблюдать пост. Целый день на работе, идёшь в буфет, тебе предлагают какие-то сосиски, не поешь — останешься голодная. Но духовно я стараюсь.

Л.Ш.: Религиозен ли Анатолий Александрович?

Л.Б.: Он крещёный... Я не могу сказать, что он воинствующий атеист. Но и нельзя сказать, что он ортодоксально верующий. Он знает всего две молитвы и не соблюдает ритуалов. Ему как учёному свойственен вольтерьянский подход: «сомнение есть начало мудрости». У Анатолия Александровича сомнения есть. Говоря религиозным языком, он не слишком твёрд в вере.

Л.Ш.: А как случилось, что даже условная религиозность не помешала Собчаку вступить в партию в 1988 году?

Л.Б.: Он вступил в партию вовсе не по коммунистическим убеждениям, а из желания поддержать Горбачёва в его борьбе с ортодоксальными коммунистами.

Л.Ш.: В своих недавних выступлениях Собчак говорит, что «сегодня он не мог бы работать в команде Ельцина» и что ему советуют уйти в оппозицию к Ельцину. Что вы думаете по этому поводу?

Л.Б.: Это вопрос к нему.

Л.Ш.: Меня интересует мнение близкого человека.

Л.Б.: Я не хочу уподобиться чеховской Душечке, которая о себе и о муже говорит «мы с Ванечкой». Так вот, Ванечка сам по себе, я сама по себе. Я могу сказать только мнение человека, который близко знает Собчака и видит то, что происходит сейчас в нашей стране. Я думаю, что в самом факте того, что Борис Николаевич стал президентом в июле, немаловажную роль сыграл Собчак, не выставив свою кандидатуру на пост президента.

— Для меня этот город всё же больше Ленинград, чем Петербург, — поделилась я своими чувствами с супругой мэра Л. Б. Нарусовой.

— Нет! — сурово оборвала меня Людмила Борисовна. — «Никакого больше Ленинграда! Мы будем жить в Петербурге...» — так постановил мой муж, мэр города А. А. Собчак. — Она помолчала и добавила: — И славен будет он народу плюс войдет в историю, что переименовал Ленинград обратно.

НОННА

Удача никогда не приходит одна. Стоило мне, исколотой доктором Фрайбергом, задремать, как позвонила Софья Петровна: «Нонна Степановна согласилась».

Я забыла про спину, позвонила Нонне Степановне и уже через пятнадцать минут мчалась к ней на Гражданку.

Нонна Степановна Собчак живёт со своей матерью на улице Верности. Её двухкомнатная квартира в «новостроечном» доме обставлена скромно, но не безлико. Много хороших книг, на стенах изящные гравюры. И я получила на память «Зимнюю канавку» — чудную гравюру, которая висит в моём бостонском доме.

Нонне Степановне чуть за пятьдесят. Она все ещё очень хороша собой: брюнетка с короткими вьющимися волосами, высоким умным лбом, серыми, широко распахнутыми глазами и чуть приподнятыми уголками губ. Держится она просто, но с врождённым достоинством красивой женщины. Очень легко представить её себе первой дамой не только Петербурга, но и России, встречающей гостей на приёме в Таврическом дворце или Георгиевском зале.

Но мы пьём кофе в тесной кухне на Гражданке. На столе, по словам Нонны Степановны, «всё, что есть в доме»: карельский хлеб, сыр, масло, сахар, домашний джем.

Нонна Степановна часто улыбается, охотно смеётся. Включённый магнитофон её не смущает и не вызывает ни натянутости, ни настороженности.

...Нонна Степановна замолчала и задумалась. Я прервала её мысли.

— Анатолий Александрович лёгкий человек?

— Он разный. Если хорошо к вам относится, то повернётся к вам самыми лучшими, светлыми гранями, и этих граней много. Мы прекрасно понимали друг друга, вместе росли и развивались. Теперь я часто слышу, что он трудный человек, а мне он казался очень лёгким.

Через восемь лет у нас родилась дочь, желанная и долгожданная Маша. А потом на нас начали сваливаться беды. И вот достойно пережить трудности он не смог. Во-первых, история с его докторской диссертацией. Он человек тщеславный, и ужасно болезненно переживал свой провал. Я была в курсе этих козней, принимала участие во всех его делах. Друзья называли меня «домашний Киссинджер». Неудача с докторской защитой как-то его сломала, он не привык терпеть поражения, он не выносит препятствий, и люди, создающие эти препятствия, становятся его врагами. Так случилось с Юрием Кирилловичем Толстым. Психологи часто советуют приспособиться к обстоятельствам, а Анатолий Александрович ломает и подминает обстоятельства под себя.

В это время я защищала свою кандидатскую диссертацию. Маленький ребёнок, маленькая квартира. Мы жили с моей мамой, у неё сложный характер. К тому же я тяжело заболела, а женщинам в такой период жизни болеть не рекомендуется. Я думаю, что он устал.

Мы жили открыто, у нас была на дому бесплатная юридическая консультация для всех друзей и их знакомых. Он даже сердился, что я всем обещаю: «Толя разберётся, поможет, напишет бумагу, куда-то съездит, с кем-то поговорит». Но он всё безотказно делал.

В это трудное время и появилась в доме Людмила Борисовна. Моя институтская приятельница приехала с молодой невзрачной блондинкой с кудряшками, аспиранткой Института истории, и представила её: «Несчастное существо. Муж её выгнал, квартиру забирают, ей нужна помощь».

Толи не было дома. Она рыдала, и я не отпускала её три часа: «Подождите, он придёт». Он пришёл, очень сердился, что я в очередной раз притащила какую-то девчонку. Я его уговорила ей помочь. Она стала часто у нас бывать, часами сидела, пила чай, не могла нарадоваться на нашу семью, уверяла, в каком она от меня восторге, и какой Анатолий Александрович чудесный семьянин, и почему ей такой не достался. Она появлялась в самое странное время. Придёт, например, в десять вечера, и начинает хлопать глазами: «Ох, я книжку забыла, ах, я книжку принесла». В общем, хоть я незадолго до этого перенесла операцию, мы все ей дружно помогали выбраться из сложной ситуации. Толя занялся её делами, выменял ей недалеко от нас однокомнатную квартиру, помог оформить документы.

Я долгое время ничего не подозревала. По натуре я не ревнива, да и не было поводов. Хотя Анатолий всегда был окружен женщинами и привык с ними дружить, я шутила, что себе верю на сто процентов, а ему на двести пять. Женщины любят его за его вальяжность, за внешность, за умение выслушать и поговорить. Мужчины не любят его за колючесть и авторитарность. Среди мужчин у него близких друзей не было никогда. Когда всё это случилось, наши общие друзья его не простили. От него все отвернулись.

— Как же это случилось?

— Довольно банально. Она стала моей подругой и стала его подругой. И начала нас ссорить. Не знаю, что она говорила Анатолию обо мне, но он стал приходить домой недовольный, раздраженный. Я понять не могла, чем заслужила такую злобу. Она приходила и жалела меня: «Кто это его настраивает против тебя?»

Она могла прибежать в десять утра с сообщением: «Я видела, он сел в такси, куда это он поехал?» Или: «Я видела его с такой-то женщиной там-то». Возникла какая-то мифическая женщина Полина. Людмила стала рассказывать мне, где Полина живёт, как выглядит, где они бывают. Друзья говорили мне: «Дурочка, это же она сама». Но я не могла поверить. Не может быть, чтобы молодое существо — она на пятнадцать лет нас моложе — было таким лживым! Оказалось, что очень даже может. Она и всю свою карьеру так построила. Жалобное личико, плачущий голосок. В общем, помните фильм «Всё о Еве»?

В один прекрасный день Анатолий заявил, что у него открылись глаза: я, оказывается, никогда им не восхищалась и всегда его критиковала. А теперь он, наконец-то, встретил женщину, которая оценила его по достоинству, которая его любит, понимает и восторгается каждым его шагом.

И вот наша дружная семья рухнула внезапно, как обвал. Я думала, что не переживу, сойду с ума. А он стучал по столу и кричал: «Ты сильная, выживешь! А она — нет, она слабая, без меня не может, я нужен ей!» Но не он был ей нужен, ей нужно было выйти замуж. Уж больно длинный шлейф тянулся за ней в Институте истории Академии наук.

— Он это знает?

— Знает, у него уже инфаркт от её выходок был. А он довольно много может выдержать.

— Как вы думаете, Анатолий Александрович изменился с тех пор, как вы расстались?

— Очень изменился. Он стал жёстким, замкнутым, несмотря на всю, казалось, его раскованность.

— Он весёлый человек?

— Не сказала бы. Чувство юмора у него небольшое, и относится он к себе серьёзно и с большим уважением. Всё, что он делает и говорит, — истина в последней инстанции. Над собой смеяться не умеет и обижается, когда над ним подшучивают. А над другими подшутить очень любит. Умеет найти слабое место и бывает очень язвителен.

— Вы сейчас с ним общаетесь?

— Да, он время от времени звонит. Чаще Маше, но иногда и мне. Ведь мы раньше были очень дружны, он обо всём мне рассказывал. А его новое положение просто невероятное. Он не профессиональный политик и никогда раньше не занимал высоких административных постов. Наверное, хочет поделиться или немного похвастаться. А может быть, ему иногда бывает одиноко и тоскливо. Первый раз он позвонил 6-го августа 1990 года, впервые за восемь лет. Я должна была быть на даче с мамой и Машей, но случайно осталась в городе. Я сказала, что слежу за его работой, что мне нравятся его выступления, что я желаю ему удачи. Все эти годы я очень на него сердилась. Он вёл себя так жестоко. Мало того, что развод был для нас с дочерью трагедией, но и как это делалось! Я всегда думала, что если человек влюблён и счастлив, он должен быть добр к другим. И я не понимала, почему же он сердится? Он был жесток, непримирим, не шёл ни на какие контакты. Маша его боготворила. Он её безумно любил. Ведь она — его первый, довольно поздний ребёнок. И вдруг, когда Маше исполнилось двенадцать лет, отец говорит, что он больше ей не нужен!

Когда Маша замуж выходила, Анатолий Александрович на свадьбу не пришёл и ничего не подарил. И когда родился его внук Глеб (Маша была на первом курсе), — он сделал вид, что ничего не случилось. У него есть такое понятие — вы должны соответствовать его представлению о вас. Если вами можно гордиться и хвастаться, то вы заслужили его любовь. А Маша была непрестижна, не оправдала его ожиданий. У неё был очень трудный подростковый возраст, и он не помог, отвернулся. Я долго не могла ему этого простить. Но, когда она училась в университете, он её с мальчиком поддерживал. Сейчас они снова как-то сблизились.

— Как вы теперь живёте?

— Живу раздвоенная. Одна моя половина очень даже энергична, строга и деловита. Она работает, заведует кафедрой в военном училище. Другая половина — душа — мертва. Думаю, что и у него тоже. В очередном интервью Людмила Борисовна сказала, что Анатолий Александрович приходит домой и молчит. И в доме повисает тягостное молчание. В нашем доме он никогда не молчал.

— А если бы он захотел к вам вернуться?

— Конечно, простила бы. Конечно, приняла.

— Почему?

–– Потому что люблю. Потому что он лучше всех, кого я встретила в своей жизни.

Подпишитесь на наш
Блоги

Интерью с двумя жёнами Собчака, отрывки из книги

21:29, 23 февраля 2022

Автор: -Lite-

Комменты 318

Аватар

Удивительно "бабская" статья. Прямо так "пахнуло" на меня вот этой всей совковостью. Нарусова - мегера (и даже норка у неё на кофте - с мертвыми глазами). Образ лепится в лучших традициях соцреализма. Форма и содержание - едины. Интервью с бывшей женой - читать неловко. 10 лет женщина в разводе, а то и больше. Никого у неё нет. Её бывший - оскорбил её, бросив. Она - "он самый лучший, всё равно бы простила и приняла". И тут же рассказы про то, какой он самолюбивый, какое у него маленькое чувство йумора. И - классика - рассказ про то, как эту одинокую на протяжении более чем 10 лет женщину обскакала "невзрачная блондинка". Унижение соперницы, насмешки над бывшим мужем - и тут же "вернись, я всё прощу". Прямо пример для девочек - как НЕ НАДО себя вести. Я вполне верю, что от такой нудной, но при этом токсичной женщины, Собчак сбежал к Нарусовой, которая могла на него смотреть так, что он чувствовал себя королём.

S

а Нарусова то - вторая Танюшка Брехунова - ту тоже Стапаненко пожалела, пристроила к Ваганычу работать и даже пустила бедняжку, сиротку хасю в свой дом пожить...

L

Всегда думала, что Ксюшадь вся в комплексах благодаря маман. А тут и отец своеобразный был, если верить словам первой жены, что он с дочерью не общался, потому что гордиться нечем было.

Аватар

А у Меня странное впечатление от этих опусов. Явно видно предвзятое мнение автора. Да ещё и такой гротеск. Нарусова прям холодная и ужасная, а первая жена - овечка. Не верю. Допускаю, что толика правды есть, но вот такое... Бред. Слишком "журналист" переперчил. Нарусова не такая тупая, чтобы себя демоном выставлять, а первая жена представлена ангелом чно там явно свои интересы и обиды. Журналист странный.

Аватар

Пост не про Ксению Собчак, но после него она стала мне казаться еще более мерзкой. Нонна Степановна в этой истории самый адекватный и живой человек, жаль что именно таких людей чаще всего предают

Подождите...