Отрывки из интервью Алены Долецкой с Николаем Цискаридзе:

***

Цискаридзе: Я все-таки с людьми работаю ни один год и возглавляю большой коллектив, самое страшное женский в основном. Когда в твоем коллективе основная масса 80+ и это не самые последние имена в том деле, которым ты занимаешься. Если ты не являешься убедительным человеком, не умеешь выстроить свою интригу так, что они ее примут, будучи умными и очень опытными игроками, у тебя никогда ничего не выйдет. Почему мне всегда будет легче в Большом, нежели в другом месте? Я это говорил миллион раз. Я состою из этого воздуха, из всех этих нечистот, всего этого, как сказать, «пышного действа», что является Большим театром.

Долецкая: От скромности ты не умрешь.

Цискаридзе: Никогда в жизни.

Долецкая: У тебя надо брать уроки просто.

Цискаридзе: Согласен давать. Я тебе приведу пример. Одна наша знакомая, не будем ее поминать, потому что ночь скоро, дабы она нам не приснилась. Она объявила мне джихад и решила со мной повоевать. Она не удавшаяся в бывшем актриса, думаю ты быстро поймешь кто это. Она так со мной долго воевала, но она мне проигрывала каждый раз. Когда меня один знакомый спросил почему?

Я ему объяснил, что стать народным артистом и спать с народным артистом это две большие разницы. Понимаешь, у нее не вышло стать народной артисткой. Она всегда будет проигрывать. Она умеет сделать подлость, подставу, но в интриге она слаба.

***

Цискаридзе: Один раз великий танцовщик Михаил Лавровский, которого я обожаю и дружу мне как-то сказал: «Какое ты имеешь право и все такое прочее говорить (про Большой театр).» Я повернулся и сказал: «Михаил Леонидович, я имею право, по одной простой причине, понимаете, потому что я ни как вы пришел в Большой театр будучи сыном главного балетмейстера и сыном двух народных артистов, а я пришел с улицы быстрее всех стал народным артистом».

***

Цискаридзе: Если ты не принимаешь устав того монастыря, в который ты зашел, тебя сожрут. Поэтому никого увольнять не надо. У меня есть опыт, поверь. Несогласные, если их поставить в правильную позицию, побегут сами. У меня уже все ходы проверены.

Долецкая: Кого ты приведешь с собой?

Цискаридзе: Понимаешь, сейчас в мире все изголодались по творчеству. Так как огромное количество людей, которых я выучил, разлетелись по разным театрам, они все всегда говорят одно и тоже, где бы я их не встречал: «Николай Максимович, вы сделаете вот так (щелкает пальцами) и мы соберемся по первому зову, потому что мы знаем, как работаете вы, и что вы можете.»

***

Цискаридзе: Самое главное, что касается Большого театра, это не только балет, это еще опера, оркестр, огромный коллектив и главное хозяйство. Хозяйство, которое на сегодняшний день находится, ну, ниже плинтуса. Я думаю, что это может увидеть каждый.

Отрывки из интервью с Софико Шеварднадзе:

О выходе из карантина:

Цискаридзе: Профессионалов в театрах нет. Никто не умеет вводить в форму по-настоящему, поту мы на самом деле находимся очень в сложном положении. У нас и так уже основные труппы, которые должны быть номером один в мире находятся в очень плачевном состоянии, будет все еще в более плачевном состоянии. Я надеюсь, что что-то изменится в мире, должны приходить настоящие профессионалы к работе, а не эти фейковые люди, которые захватили власть и сидят в кабинетах, ничего не умея делать.

Я считаю, что не стоит устраивать глупые акции. Либо вы делаете по-настоящему, либо не надо это делать вообще. Играться в это все, когда любой человек может заразиться, и для него это станет летальным исходом - это глупость. Это позерство. Этот концерт, который был в Большом театре, для меня очень печальное зрелище. Мало того, что во время него генеральный директор и его жена заразили огромное количество людей, поскольку они будучи больными, зная, что они больны, ходили на работу и сознательно заражали. Понимаешь? Это катастрофа. Этого быть не может.

Шеварнадзе: Я почему то не сомневалась в твоем ответе. Я была уверена, что ты так ответишь. Но есть вероятность того, что эти новые социальные нормы будут распространяться и на балет тоже. Если бы ты решал, если бы ты был Путиным, ты бы сказал, как мне ответил, что я не хочу играться в это, я хочу, чтобы это было по-настоящему, давайте подождем вакцины...

Цискаридзе: Знаешь, Владимир Владимирович сказал замечательную фразу, когда встречался с деятелями культуры, он сказал, что так как певцы связаны с дыханием, этого не может быть, он сказал, он прекрасно понимает такие вещи. Он это озвучил.

Шеварнадзе: В балете вообще невозможна история социального дистанцирования.

Цискаридзе: Это полная глупость, поэтому давайте... мы действительно выдерживаем карантин, действительно спасаем людей... надо заниматься не вот этим глупыми рассуждениями о премьерах, надо заниматься всему миру только одним медициной, спасением жизней, помощью докторам. Я понимаю, вот клянусь тебе, что совершенно спокойно пойду добровольцем, буду работать в больнице, с меня корона не упадет.

***

Цискаридзе: Самое главное не нести чушь про премьеры, забыть об этом на ближайшие два года. Лучше субсидии эти перевести на то, чтобы людям выдать достойную зарплату. Мне подруга написала, работница Большого театра, она бывшая артистка балета, которая работает в балете в режиссерском управлении. 12 тыс. зарплата в Москве. Можно жить? У нее двое детей. А генеральный директор сидит и несет чушь про премьеры.

***

Цискаридзе: Когда я заступал на эту должность никто не говорил обо мне могу ли я быть ректором, все кричали о том, как он может руководить, заниматься финансами, стройками. Да, я все могу.

Шеварнадзе: Ты когда приехал это было враждебное поле, враждебная среда для тебя.

Цискаридзе: Да, это даже больше, чем враждебная территория. Меня закидывали минами и гранатами не только те, куда я приехал, но и те, кто стоял сзади. Любой человек, который со мной хотел свести счеты и по заданию некоторых людей, конечно, сводил очень сильно. Я пришел и стал работать.

О харрасменте:

Шеварнадзе: Как ты считаешь насколько допустимы романы между преподавателем и учениками, балетмейстера с балеринами? Может ли вообще классический балет существовать без страстей, интриг. Мне кажется, что это основа...?

Цискаридзе: Тогда надо весь Большой театр уволить. Уволить сразу, там просто все знают кто кого... Но они же молчат...Это раз...

Шеварнадзе: Они пока молчат.

Цискаридзе: Я не принимаю только одной позиции любви преподавателя и ученика. Если это несовершеннолетние. Все остальное, прости Софа, я не верю... Если человек совершеннолетний он на все идет сам...

Шеварнадзе: Коля, смотри, я тебе привела пример филфака МГУ, слудующий будет Большой театр. Это не хорошо и не плохо...это трансформация, которая происходит...

Цискаридзе: Еще раз, если дойдет до Большого театра, там рассадник этого! Там этого рассадник. Если откроет рот хоть одна балерина... А они открывали в свое время и ни один раз...их всегда клеймили за это. Там катастрофа происходит в этом.

Когда я пришел в Большой театр и был молодым артистом, у меня появилось несколько взрослых подруг, которые работали уже в трупе ни один год. Среди них было одна артистка, которая на тот момент была официальной любовницей художественного руководителя. Она не скрывала. Это очень хороший порядочный человек, мы до сих пор дружим. Все, что она делала, она делала по любви. Она никогда не получила за это ни одной роли, ничего. Это был роман, настоящий, но у них была большая разница в возрасте. Так получалось, что к художественному руководителю на гастролях постоянно кто-то просился на "прием", в номер. Это время всегда она сидела у меня. Мы пили чай, смотрели кино, хохотали...Когда 2прием" там заканчивался, обычно этот человек мне звонил в номер и говорил, что, Коль, можешь передать, что может идти домой. И я на следующий день знал точно, кто был, что просил, каким образом предлагал. Потом спустя какое-то время каждая из этих балерин, мне встречался и в разговоре говорил, что меня вызывали просили вот это, вот это, но я отказала. Все это было, Софа, вранье, потому что я знал кто там был, что просил и в какой позе. Я после этого в Большом театре не верю никогда и ни во что. Если говорить правду, она очень некрасивая. Они все приходили туда добровольно, предлагали все, любые услуги, кто-то за роль, кто-то за деньги.

***

Шеварнадзе: Ты уже давно не ректор «вагановки», а и.о.. И ты как бы не скрываешь, откровенно признаешься, что ты уже всем все доказал, все сделал.... ректорское кресло уже немножко тяготит, и ты не хочешь переизбираться. Я хочу привести твою цитату из программы Кати Котрикадзе: «Я выгляжу как Петр I, который с потешными полками стоит на окраине Москвы и, в конце концов, царевна Софья поедет по известному адресу». Давай назовем вещи своими именами, Софья это Урин?

Цискаридзе: Нет, Софья это любой человек, который претендует на это место...Какая разница...Фамилию, которую ты произнесла не вспомнит никогда и никто, точно так же как и фамилию человека, который сидел до этого. Фамилии которые ты упоминаешь, это прохожие. И как бы они сейчас не надувались, давали интервью, взбивали вокруг себя пену...их фамилии не вспомнят через 10 лет никогда. Упоминая эти имена...это, вообще, посмешище. Я всегда говорю, что чиновники в театре должны забыть о том, что они имеют право вообще выходить на люди.

***

Шеварнадзе: Ты жестко и открыто критикуешь нынешнее положение вещей в Большом театре.

Цискаридзе: Еще раз, я не критикуя, я констатирую.

Шеварнадзе: Ты жестко констатируешь какие-то факты, я с ними не спорю... Я хочу задать тебе такой вопрос: есть хоть что-нибудь, что тебе нравится в Большом театре?

Цискаридзе: Мне ничего за последние 7 лет, я не могу привести тебе в пример ничего, что мне могло понравиться. К сожалению, за эти 7 лет с хозяйственной точки зрения в Большом театре не сделано ничего. Как не было репетиционных помещений, так и нет. В Большой театр выделяют большое количество денег, гигантское, на стройки, ремонт и так далее. Если бы тот человек, который руководит Большим театром что-нибудь понимал в театральных профессиях, он мог бы это улучшить. Но не сделано ничего. Ничего не сделано с точки зрения быта артистов. В этом сезоне была трагическая ситуация, когда парень порвал колено, Михаил Лобухин, прямо на сцене. Он орал, с ним ничего не могли сделать, прибежала только бабушка, у которой не было даже заморозки. Потому что в Большом театре полностью отсутствует медицина.  

Шеварнадзе: Я же тебя не спрашивала, что тебе не нравится...

Цискаридзе: Мне понравилось, что взяли Элеонору Севенард. Взяли в Большой театр, дали ей роли, я пришел на спектакль, понимаю, что Эля, которая могла танцевать в десять раз лучше, танцует на том багаже, который она получила в Академии русского балета. Ей в неправильной последовательности дали роли, неправильно дали партнера, потому что этот партнер не подходит ей физически. Меня никто не слышит. Нельзя вернуть былое величие любому коллективу, когда люди не понимают, что они делают.

***

Шеварнадзе:Тебе не кажется, если бы ты был чуть сдержаннее про это говорил, то это приблизило бы тебя к цели?

Цискаридзе: Ты знаешь сколько мне лет? 46. Сколько можно маневрировать?

Шеварнадзе: Идем ва-банк!

Цискаридзе: Да нет, если честно мне все равно стало. Я не доходного места хочу. Я работать хочу. Вот и все. Посмотри на всех тех, кто занимает эту должность, посмотри их декларации, посмотри доход их родственников. Посмотри как живу я, это большая разница.

Шеварнадзе: Допустим Урину не продлевают контракт, кто-то другой назначается директором, но при этом тебе предлагают стать художественным руководителем балетной труппы, ты согласишься?

Цискаридзе: Ты знаешь, я не люблю сослагательное наклонение, не люблю об этом думать. Очень важно, что это будет за человек.

Шеварнадзе: Если ты поймешь, что сможешь с ним работать, ты согласишься быть худроком? Или это для тебя уже мало?

Цискаридзе: Для меня это уже мало, но смотря каки у меня будут полномочия...

Я ничего не жду, ничего не выпрашиваю, я спокойно говорю. И карантинное время это подтвердило, гнать нужно всех тех, кто просто дербанит бюджет. Ты думаешь почему руководители театров начинают разговоры о премьерах? Только на премьерах можно распилить бюджет.

***

Цискаридзе: Я ни в чем не участвовал, в политике не принимал участие, в партии не вступил, ни в каких агитациях. И если я в чем-то выражал свое мнение, то выражал его как гражданин. Я честные налогоплатильщик, я имею право на свое мнение. Я был доверенным лицом кандидата В. Путина, но это было мое решение как гражданина. За то, что я делал, в отличие от многих моих коллег, мы с тобой знаем их имена, не получил не копейки, я просто выразил свое мнение.

Что еще хорошо, Софочка, если у других людей можно найти имущество на родственников, у меня нет родственников. Мне можно записать, только на кошку Тяпу. С тем состоянием (материальным), что я пришел на должность ректора, я и нахожусь.