Я уверена, что в любом жанре есть талантливая музыка. Бывают плохие исполнители. Я всегда занимаюсь только тем, что мне близко.

Нельзя "врезаться" в жизнь детей. Можно давать какие-то советы, но ребенок должен быть самостоятелен. Господь каждому из нас дал свою жизнь, и каждый должен прожить ее сам, а не под диктовку мамы или папы. 

Мне кажется, что Саша (внук) — моя копия. Но, слава Богу, пение его пока не интересует. Может, станет врачом — он, как и я, любит зверюшек. Я не была особо хорошей мамой и теперь уже бабушкой, потому что много езжу, но обожаю своего внука — чудный парень, самостоятельный, эдакий маленький мужчина. Саша, кроме русского, говорит на каталонском, испанском, английском языках. 

Когда была молодой, мне хотелось каких-то званий. Сегодня приятно, что они есть. Мой папа говорил: "Никогда не будь примадонной — они все дуры". На протяжении многих лет, работая с примадоннами, я поняла, что он прав. Если человек состоялся как актер, личность, ему не надо из себя ничего изображать. 
Я состоялась и в музыке, и в жизни, и как женщина, и как мама. Иконостас для меня особого значения не имеет... Когда в зале объявляют просто: "Поет Елена Образцова", этого вполне достаточно. 

Никогда и никаких последних цариц оперы не бывает, потому что жизнь идет, рождаются люди. Бывают моменты затишья на оперном небосклоне, но потом все заполняется новыми звездами. Так что на мне это дело не кончится, я вас уверяю.
 

Мне всегда нужно было столько денег, чтобы я могла о них не думать. Когда я молюсь Боженьке, обычно говорю: "Только, пожалуйста, сделай так, чтобы у меня не было громадных денег!" Я давно поняла, что они обязательно принесут несчастье. Ведь за ними надо следить, надо бояться... 

Дорогие украшения хороши на приемах или на каких-то ужинах и обедах. А демонстрировать их зрителям считаю неуважением по отношению к ним. Все эти цацки отвлекают от музыки, от того, что ты хочешь сказать людям.

Мне кажется, что человек старится, когда он сам себе это разрешает. А если полон драйва — сил, замыслов и любви ко всему на свете, как он может постареть? 

Конечно, я раба своего искусства. Для меня жизнь — это пение.
 

Лучше сделать 3 раза подтяжку лица и не скрывать этого, чем выйти на сцену с чемоданом на лице.

Общение с людьми-это самый главный подарок от Господа.

Уйти со сцены очень сложно, это сладкая каторга. Очень трудно ездить, петь большие программы. Но это радость – пение и публика, и счастье, как наркомания. 

Иногда во время спектакля происходит нечто страшное. Например, кровоизлияние в связку, как это случилось со мной во время «Бориса Годунова».

Мне было пять лет, когда я посмотрела фильм «Большой вальс» с красоткой Милицей Корьюс, он и заставил меня стать певицей. Тогда я сказала, что буду петь. В школе меня все звали «Ленка-артистка».

Взрывной характер у меня  от папы. Он был добрый человек, заботился о людях, и они его за это любили. Вдруг накричит, даже наорет, смотришь — через пять минут уже успокоился. А мамочка на его крик обижалась и с ним подолгу не разговаривала. Если такая ссора случалась летом, то папа собирал ромашки, васильки, иван-чай и приносил маме шикарные полевые букеты.

Меня воспитали архитектура Петербурга и его музеи.

Сейчас происходит планомерное убийство оперы. Может, есть какая-то ассоциация «Убийцы оперы», куда входят режиссеры, коверкающие классику? Они все делают для того, чтобы зритель один раз посмотрел спектакль и никогда больше в оперу не ходил. 

Опера Большого театра пережила страшный период. Огромные деньги тратились на приглашение артистов из-за границы, хотя никакими музыкальными ценностями те не обладали. Свои же певцы пропадали без работы: если певец не поет, он теряет профессию, как спортсмен без соревнований.

Я все время сидела на диетах, потому что бабушка и мама были полные, да и меня разносило. Диеты были вынужденной мерой. Спорт пришлось забросить, когда серьезно начала заниматься пением — боялась простудиться, а ведь была подающей надежды лыжницей. Боялась есть острое, пить холодное — в этом смысле я зависела от голоса. Но не лежала как барыня на вате, многое видела и многое испытала. Если не жить, не путешествовать, не знать горя, беречь себя от трагедий, если не радоваться и не веселиться, никогда артистом не станешь.

Сейчас могут любого певца раскрутить. В опере сейчас всё возможно!

Сейчас и артисты, и организаторы хотят только денег. Вот меня спрашивали: «Когда Вы учились, полагали, что будете петь в «Ла Скала?» Нет, и слова «карьера» не знала. Мы хотели научиться петь, чтобы выразить свою душу. О деньгах не думали, у нас их не было — мы их отдавали государству. 

Все звезды, а петь некому — через два-три года уже все больные.

Часто сильные, свободные, состоявшиеся в профессии женщины в душе нежные и хрупкие, мечтают о сильном мужском плече.

Я всегда хотела иметь большую семью — этого не получилось из-за моего пения. Сейчас семью составляют дочка, ее муж и дети и, конечно, друзья, которые ко мне приезжают. Я всех усаживаю за стол и радуюсь.

Я счастлива, что дочь выросла очень доброй. Она всегда подбирала несчастных кошек. Сейчас все довольные, толстые и не поверишь, что были больными заморышами. Недавно взяла еще одного котенка, который упал на голову ее мужу с дерева. Так и живут в маленькой квартирке Лена, муж, сын, дочь и пять спасенных кошек.

Сирот в семьи надо брать обязательно. Какая бы клетка ни была, все равно это клетка. За ребятишек в детских домах все время сердце болит. Я бы сейчас взяла сироту, но мне не дадут — старенькая уже. У меня бы получилось, дети ко мне тянутся.

Даже при самой большой любви все дома ругаются, обижают и обижаются. Если ссор нет, то и жизни нет, и радости примирения нет. Так у всех людей.