Отрывок из книги Валерия Панюшкина «Рублевка: Player’s handbook"

«Быстро открыл! Бегом, лошара! Бегом я сказала!» — так или примерно так кричит интеллигентного вида блондинка в очках с переднего пассажирского сидения черногоМерседеса S-класса. Охранник суетится. По инструкции, прежде чем открывать шлагбаум, он должен сверить номера со списком приглашенных. Но ведь и глаза у него есть. Он видит, что автомобиль непростой. Черный новый Мерседес значит — государева служба. Но почему тогда не чиновного вида господин на заднем сидении, а блондинка с айпадом на переднем? Счастливый номер 117 с осмысленно подобранными буквами и федеральным флажком вместо регионального кода — значит особые привилегии. Но почему тогда блондинка не на заднем сидении, а на переднем? Дочка чья нибудь? Разумеется, дочка, но почему тогда выглядит не гламурной кисой и не нарочито скромной студенткой, а наглой знайкой в очках? Еще секунда, и охранник узнает эту блондинку. Как же ее не узнаешь? Это же телеведущая Ксения Собчак. Совершенно сбитый с толку сторож поднимает шлагбаум, не сверивши номера. То есть идет на прямое должностное нарушение. И это правильно. Именно такое впечатление на лоха и должен производить рублевский игрок второго уровня, которого мы условно называем — трендсеттер, законодатель мод.

При случае я спрошу у Ксении Собчак: «Зачем же вы, Ксения, так орете на охрану?» И в ответ получу скромно потупленные глаза, мотыльком порхающие реснички и извиняющуюся интонацию: «Вы правы, Валерий, это ужасно. Я стараюсь не орать, но видите ли в чем дело — они не понимают. Они не привыкли, что с ними разговаривают вежливо. Они принимают вежливость за слабость. И как только видят слабого, немедленно начинают над слабым издеваться, понимаете? Такой уж у них условный рефлекс выработался за многие годы. Приходится орать, хоть это и неприятно!»

Пока она это говорит, у меня в голове случается то же раздвоение сознания, которое случалось у описанного выше охранника. Я вижу перед собой интеллигентную девушку из профессорской семьи, и эту же девушку я видел орущей на охранника, как орала бы рыночная хабалка. Два образа не сходятся, как не сходятся электроды в школьной динамо-машине на уроке физики, когда учитель хочет показать детям разряд молнии. Чтобы проскочила молния, между электродами должен быть зазор. И точно так же логический зазор должен быть между поступками трендсеттера, если он хочет диктовать людям тренды. В этом смысле биография Ксении Собчак сплошь состоит из логических зазоров.

Впервые публично Ксения показалась на похоронах. Хоронили ее отца Анатолия Собчака, бывшего мэра Санкт-Петербурга, на которого в начале своей политической карьеры работал Владимир Путин. Путин приехал поклониться гробу бывшего своего благодетеля. Подходил к одетой в траур семье бывшего, тихо соболезновал, обещал помочь. В скором времени мать Ксении и вдова Собчака Людмила Нарусова сделалась сенатором, и очень понятно стало, что вот президент устроил семье бывшего начальника синекуру, а Ксения, стало быть, будет жить тихонечко, но в достатке, как и подобает дочери заслуженного, но всеми забытого человека.

Однако ничуть не бывало. Следующая же новость про Ксению заключалась в том, что у нее украли черные бриллианты, подаренные Умаром Джабраиловым. Джабраилов в общественном сознании представал тогда чеченским бандитом, убившим партнера своего Пола Тейтума, и даже если никакого Тейтума Джабраилов не убивал, все равно странно было, чтобы профессорская дочка принимала дорогие подарки от человека с такой репутацией.

Так она — подумалось всем — светская вертихвостка? Но почему тогда так достойно держала себя на похоронах отца? Ответа не нашлось, но логический зазор между двумя образами Ксении вызвал к девушке незаслуженный пока еще общественный интерес.

Потом некоторое время Ксения вела себя как совершеннейшая светская вертихвостка. Являлась на все рублевские тусовки, путешествовала с Рустамом Тарико на Сардинию, бесконечно училась в престижном ВУЗе. И вот, когда общественное мнение совсем уж было приготовилось навесить на Ксению ярлык гламурной кисы, девушка принялась вдруг делать совершенно необычную для светской вертихвостки вещь — работать, причем работать много. Она вела телевизионную программу «Дом 2», вела ток-шоу на радио «Серебряный дождь», вела церемонии музыкальных и киношных премий, вела корпоративные вечеринки, брала вполне серьезные интервью для глянцевого, впрочем, журнала GQ. И никакой политики.

В общественном сознании утвердилось, что Ксения — из тех довольных путинским режимом глянцевых журналистов, которым нефтяное наше изобилие предоставляет жить припеваючи при том условии, чтобы не лезли в политику. Это было похоже на правду, тем более, что в рублевских ресторанах Ксения прямо говорила друзьям-приятелям, что не станет направлять свое год от года все более изощренное перо против (в прямом смысле слова) крестного своего отца Владимира Путина.

Ее даже полюбили. В тридцатилетний юбилей ей даже устроили бенефис на Первом государственном канале телевидения. Она даже пела... Как вдруг ни с того, ни с сего Ксения Собчак стала участвовать в протестных акциях, последовавших за парламентскими выборами декабря 2011-го года. Записные оппозиционеры посмеивались над ней, долго не признавали за свою, пока ее телевизионное ток-шоу «Госдеп 2» не оказалось чуть ли не единственной для оппозиционеров трибуной.

Светские хроникеры связывали протестные настроения Ксении Собчак с тем обстоятельством, что у нее, дескать, роман с оппозиционным политиком Ильей Яшиным. Кремлевские охранители называли декабрьские протесты на московских улицах «норковой революцией», намекая в первую очередь на участие в протестах гламурных персонажей вроде Собчак. Но, так или иначе, у всех в голове царил насажденный Ксенией логический зазор, когнитивный диссонанс по поводу этой девушки, тем более усилившийся, когда выяснилось, что на протестные акции Ксения приезжает в машине с мигалкой, принадлежащей не то ФСБ, не то подмосковной прокуратуре. Ближе к президентским выборам 2012-го года Ксения совершила еще два поступка, головокружительно несуразных с точки зрения прямой логики, но совершенно оправданных с точки зрения раздвоенной логики трендсеттера. Во-первых, она задала «неприличный вопрос Чулпан Хаматовой». Во-вторых, донесла властям на провокаторов Марша миллионов.

Публично и долго она нарушала правила, чтобы даже до самых тупых телезрителей дошло — она трендсеттер, человек, целенаправленно нарушающий правила, установленные другими, и устанавливающий свои. На фоне этой истории померкла и даже как-то незамеченной прошла история с прямым доносом, который написала Ксения Собчак на товарищей своих оппозиционеров.

Дело было так. 6-го мая, накануне инаугурации президента Путина, избранного на третий срок, в Москве прошла протестная демонстрация. Она называлась Марш миллионов. Случились столкновения демонстрантов с полицией. Был применен слезоточивый газ. Полицейские пустили в ход дубинки. Демонстранты бросали в полицейских камнями и кусками асфальта. Полицейские заявляли, что среди демонстрантов были провокаторы, первыми напавшие на полицию. Демонстранты, наоборот, заявляли, что это полиция первой начала разгон разрешенного и согласованного шествия. И вдруг в Интернете появилось заявление Ксении Собчак. Что она, дескать, была допущена в узкий круг организаторов митинга, заранее знала, что демонстранты готовят провокации против полицейских, и поэтому на митинг не пошла, впервые с начала московских протестов.

Шизофреничность этого заявления была вопиющей. Тебя допустили в узкий круг организаторов, а ты разглашаешь их тайны? Так ты предательница. Ты узнала о готовящихся провокациях и хочешь рассказать о них? Но почему тогда рассказала после митинга, когда побоище уже случилось, а не до митинга, когда провокации можно было предотвратить? Прямая человеческая логика непригодна, чтобы объяснить поведение Ксении Собчак. Но мы объясним: она — трендсеттер. Трендсеттер нелогичен. Трендсеттер нарочно делает то, чего от него не ждут, чтобы утвердить свое право совершать невиданные, выбивающиеся из всех прежних конвенций поступки.

Источник: prochtenie.ру