"Солнце, весна, радость, любовь… студенчество, одним словом. Наши глупые молодые головы гордо реют над толпой. Еще бы: мы – студийцы прославленной Студии МХАТ, у нас на груди значок с белоснежной чайкой, мы почти ежевечерне протираем единственные штаны на знаменитых ступеньках бельэтажа МХАТа, мы вхожи в кафе «Артистическое», где бульон и пирожки с мясом…

…Мы замечательно вдеваем отсутствующую нитку в отсутствующую иголку, вворачиваем отсутствующую лампочку в отсутствующий патрон, мы учимся жить правдой физических действий, наша общая гордость – этюд «Уборка урожая в колхозе», где отсутствующими вилами швыряем мы отсутствующие снопы…
 

…Мы делаем этюды «на общение», пытаясь без слов передать мысли партнеру, впадая от напряжения в полуобморочное состояние…

Мы – это студенты курса, руководимого Массальским, педагогами Вершиловым и Комиссаровым, мы – это группа юношей и девушек, бедно одетых, полуголодных, полупьяных от сознания причастности к великой тайне Художественного театра.

Позднее в этой толпе счастливых щенят появляется новая, весьма странная фигура. Это худющий, костлявый, почти лысый человек с зеленоватым от недоедания лицом. На человеке этом – вечно один и тот же неопределенного цвета ветхий пиджак и почти прозрачные от древности, поблескивающие на коленях штаны.

Возраст – значительно старше нашего. Женька Евстигнеев.

Он уже несколько лет работал в театре в провинции. Даже играл в джазе. В отличие от нас он знал, что такое сцена, помнил успех, овации, поклонение зрителей.

– Зачем тебе учеба, Женька?!

– Хочу стать настоящим артистом.

С его приходом наши успехи во втыкании отсутствующей иголки в отсутствующую пуговицу сильно потускнели.

Скучно было ему этим заниматься. Но когда он делал этюд, не просто потел от натуги, а, не особенно заботясь о точности движений, неожиданно являл какого-то другого человека, странного, к примеру – одинокого близорукого холостяка, всем телом пытающегося помочь непослушным рукам соединить нитку с иголкой.

На уроках вокала мы старательно демонстрировали наши успехи в постановке голоса, тщательно выпевая незатейливые мелодии, а Женька в песенке об Анри Четвертом, не особенно задумываясь о вокале, возьми да и сыграй этого самого Анри – пьяницу, бабника, жизнелюба, на глазах превратясь из костлявого Женьки в вальяжного повесу, до макушки наполненного пленительным бургундским…

На выпускных экзаменах он показывался в двух ролях: Мориса в пьесе Крона «Глубокая разведка» и Лыняева в «Волках и овцах» Островского.

В «Глубокой разведке» прекрасно играли Козаков, Доронина, Сергачев, Кукулян и многие другие, но Женька, Женька!..

Каким живым, бешеным человеком был его Морис, как ненавидел он приспособленца Мехти, как интеллигентски-беспомощно немел он перед его подлостью, бледнел от ярости, взрывался и хрипло восклицал: «…Эттто по-тря-са-юще!!!»

Да, потрясающе играл он эту роль, за его Морисом виднелись тысячи интеллигентов, фанатиков своего дела, которых не сломили ни террор революции, ни унижение, ни репрессии…

Я, наивный человек, убежден был, что его теперь введут в мхатовский спектакль…

В «Волках и овцах» его партнершей стала Доронина – Глафира. Дуэт получился блистательный. Доронина в рыжем парике была обольстительна и опасна, а Лыняев…

Каким чудом худющий, всегда голодный Женька превратился в кругленького, румяного, словно наливное яблочко, либерала-помещика?! Откуда у него эта дворянская плавная элегантность, эти раскатистые покровительственные интонации только что сытно отобедавшего, довольного собой человека?!

Как он был округл и мягок, как выразительны его белейшие руки вечного бездельника и сибарита, как он был наивен в своем либерализме, в своей торжествующей уверенности в том, что никакие чары Глафиры не заставят его изменить вольную, свободную жизнь, к которой он так привык!

И какая беспомощность, какой подлинный ужас были в его глазах, когда он начинал понимать, что его неудержимо несет в пасть акулы, когда он обнаруживал, что – всё! Пойман!!" (Олег Басилашвили о Евгении Евстигнееве, отрывок из книги воспоминаний об артисте "Я жив")


***

Евгений Евстигнеев...
Без персонажей, созданных этим выдающимся артистом, сложно представить себе в принципе советский кинематограф. Конечно, не будь Евстигнеева, кто-то другой сыграл бы и товарища Дынина из "Добро пожаловать..." и профессора Преображенского из "Собачьего сердца", но обрели бы ли эти образы такое глубокое наполнение и законченность, присущие всем шедеврам, большой вопрос.

Родился он 9 октября 1926 года в Нижнем Новгороде, в простой рабочей семье (мама была фрезеровщицей, отец - металлургом).  Отец умер, когда маленькому Жене было 6 лет, мать повторно вышла замуж, но и второй муж скончался в 1943 году. Трудовую жизнь Евстигнеев начинал не на тетральных подмостках, а на производстве - чтобы прокормиться работал слесарем на заводе. Параллельно Евгений Александрович занимался в самодеятельности. Музыкальный от природы Евстигнеев виртуозно играл на гитаре, рояле и...вилках, а джазовая музыка была его настоящей страстью.

Говорят, что на одном из выступлений в самодеятельности Евгения Александровича заметил ректор Горьковского театрального училища и пригласил стать его студентом. После учебы несколько лет Евстигнеев работал во Владимирском драмтеатре и только в 1954 году он уехал в Москву и поступил в Школу-студию МХАТ, но, правда, сразу на 2-ой курс.

"Среди нас был спившийся актёр Коля Завитаев. Он выпивал ещё в школе-студии, за что ректор Радомысленский решил не выгонять его совсем, но отдать на перевоспитание в провинциальный театр. Он сам отвёз Колю во Владимир, а оттуда привёз очень талантливого актёра без высшего образования, которому бы не помешало доучиться на старших курсах учебного заведения при МХАТ. Фамилия нового студента была Евстигнеев и звали его Евгений" — Александр Нилин. Станция Переделкино: поверх заборов : роман частной жизни. 

Первая заметная роль новоиспечённого выпускника МХАТа состоялась в 1960 году в театре "Современник" в спектакле "Голый король" по пьесе Шварца. 

В это время поступают и первые предложения о съёмках в кино: к 1964 году в послужном списке Евстигнеева несколько второстепенных киноролей и одна главная - в фильме "Никогда".

В 1964 году на экраны выходит фильм Элема Климова "Добро пожаловать,  или Посторонним вход воспрещён".

"В те годы я дневал и ночевал в "Современнике", смотрел не только все спектакли - все репетиции. А в дарование Евстигнеева просто был влюблен. Тогда в кино он еще почти не снимался. Мне говорят: "Евстигнеева - ни в коем случае". Начали предлагать характерных актеров с глупыми рожами - ясно, так можно характер Дынина укоротить до размеров дурака. Что с дурака взять? Ведь не я один ходил в "Современник". Всем было очевидно: Евстигнеев привнесет в фильм социальную тему. В общем, приказывают: "Кто угодно, только не он". "Ну, тогда,  кто угодно, только не я", - отвечаю. И ухожу. Похоже, моя наглость обескуражила… Согласились… Мне хотелось не столько обвинять, сколько защитить детей, которых так нелепо оболванивали. Помните транспарант, мелькающий на протяжении всей картины - "Дети - хозяева лагеря!". Мы все жили под транспарантами "Мы - хозяева своей страны!" Но как не были ими, так и не стали..." (из воспоминаний режиссера Элема Климова")

"Бодры надо говорить бодрее!" - "Добро пожаловать или Посторонним вход воспрещен", 1964 год

"Что ни день - 100 грамм" - "Добро пожаловать или Посторонним вход воспрещен", 1964 год

"Дети, вы - хозяева лагеря" - "Добро пожаловать или Посторонним вход воспрещен", 1964 год

После фильма Климова Евстигнеева наперебой стали звать в кино, предлагая играть персонажей разной степени важности, но даже роли, которые были далеко не главными, Евстигнеев умудрялся делать рельефными и запоминающимися.

"Не замахнуться ли нам на Вильяма нашего Шекспира?" - "Берегись автомобиля", 1966 год

"Ты это, пойми, Алевтина" - "Зизаг удачи", 1968 год

"Да, я ошибся" - "Семнадцать мгновений весны", 1973 год

"Не надо, я сам!" - "Невероятные приключения итальянцев в России", 1974 год

"Я хочу, чтобы меня судили не современники, а потомки" - "Гардемарины, вперед!", 1988 год

Каждую свою роль, несмотря на не очень широкий диапазон амплуа, Евстигнеев отрабатывал на двести процентов. Коллеги артиста отмечали это необыкновенное свойство Евгения Александровича - расцвечивать любые, даже самые крошечные образы. 

"Особенность Жени опять же была в том, что в малюсеньких ролях, в которых по молодости он снимался...это все равно были блёстки. Хотя бы назвать "Девять дней одного года", где он только мелькает - почти не роль, но абсолютно запоминающаяся" (Сергей Юрский)

Помимо ролей второго плана и эпизодов были, конечно, в творческой биографии Евгения Александровича и большие, главные роли.
В рамках киноигры анонсированы три работы Евстигнеева: роль подпольного миллионера Корейко в "Золотом теленке", роль профессора Преображенского в "Собачьем сердце" и роль музыканта Андрющенко в фильме "Ночные забавы". Я позволила себе заменить "Золотого теленка" на фильм "Никогда", который был снят за два года до "Добро пожаловать..." и является, по сути, первой главной ролью Евстигнеева в полнометражном кино.

Итак, "Никогда" вышел на экраны СССР в 1962 году. Сняли фильм режиссеры Владимир Дьяченко и Петр Тодоровский.

Картина, заявленная как социально-психологическая драма, рассказывает о непростой судьбе принципиального и непреклонного руководителя судостроительного завода Александра Алексина. Человек этот целиком и полностью предан своему любимому делу из-за чего страдают его взаимоотношения с окружающими. Свой первый рабочий день на новом месте Алексин начинает с увольнения рабочего, нарушившего дисциплину, что, конечно, не прибавляет новому руководителю баллов лояльности от работников завода. Далее, шаг за шагом, Алексин возводит стену непонимания не только между собой и подчиненными, но и отдаляется и от самого близкого человека в своей жизни - жены. В финале картины, когда весь завод отмечает спуск на воду нового корабля, герой лежит один в своей комнате, повернувшись спиной к стене, на которой развешены снимки кораблей - единственных "детей", которые у него когда-либо будут.

 

С уверенностью можно сказать, что фильм отличается от стандартных для кинематографа СССР производственных драм.
Диалогов здесь немного, песен, которые стали бы народными хитами как, например, в "Высоте" - нет, вместо этого - длинные планы и вставки непривычных советскому уху мелодий одиозного по советским меркам композитора Олега Каравайчука.
Герой Евстигнеева - человек предельно деловой и сухой искренне не понимает, что ж он делает не так в своей жизни. Можно провести аналогию с "нашей мымрой" - Людмилой Прокофьевной Калугиной из "Служебного романа", которая любит и знает свое дело, но вот с коллективом она, что называется, по разную сторону баррикад. Однако Калугина к концу фильма получает шанс "исправиться" и наладить человеческие отношения с окружающими, а вот Алексин из "Никогда", похоже, никогда не сможет преодолеть себя и свои принципы. Даже постер к фильму всячески намекает, что все светлое и радостное осталось у героя позади и вряд ли когда-нибудь повторится.

Понравился ли мне фильм? Скорее нет, чем да. 
Задумка любопытная, но, как мне кажется, немного подкачала реализация.
Во-первых мне не понравилась работа Евстигнеева, т.е. он, конечно, гений и талант, но здесь, такое ощущение,  не на своем месте. Создается впечатление "тесноты" роли: как будто Евстигнеев может больше, но вынужден уменьшать себя в угоду сценарию и режиссерскому видению. Складывается впечатление, что режиссеры фильма стремились одновременно и подражать режиссерам Новой волны и не выбиться из идеологических рамок советского кинематографа - скрещивание не состоялось, что, однако, не отменяет неплохой операторской работы того же Тодоровского, интересного музыкального сопровождения и нескольких действительно красивых сцен (сцена на пляже и сцена расставания с женой в метро). Пожалуй, наиболее известным отрывком из фильма является соло на вилках в исполнении Евстигнеева.

"...«Шарик» она назвала его… Какой он к чёрту «Шарик»? Шарик – это значит круглый, упитанный, глупый, овсянку жрёт, сын знатных родителей, а он лохматый, долговязый и рваный, шляйка поджарая, бездомный пёс. Впрочем, спасибо на добром слове."

Грустный и смешной монолог Шарика из повести Булгакова "Собачье сердце" наверняка хорошо знаком каждому второму жителю постсоветского пространства, как и кинопостановка Владимира Бортко, увидевшая свет в 1988 году.

Про фильм "Собачье сердце" написано и снято столько материала, что мне затруднительно, друзья мои, рассказать вам что-то новое и неизведанное. Регулярно в том или ином контексте это кино обсуждалось и обсуждается и в блогах "Сплетника".

При подготовке данного поста лично для меня было открытием, что в 1975 году был снят совместный итало-германский фильм "Cuore di cane" - "Собачье сердце" режиссера Альбертo Латтуады с Максом фон Сюдовым в роли профессора Преображенского.

Филипп Филиппович, версия фон Сюдова

Подробно и хорошо про заграничную постановку написано здесь, а вот тут Экслер слегка намекает на то, что постановка Бортко подражает фильму  Латтуады. Любопытно будет посмотреть и сравнить две версии, но это потом, а пока вернемся к образу, созданному гением Евстигнеева.

"До предложения сниматься в роли профессора Преображенского Евгений Александрович Евстигнеев "Собачье сердце" не читал. Да и где он мог прочитать повесть Булгакова, если долгие годы та ходила только в самиздате. Публикация в СССР «Собачьего сердца» случилась в журнале «Знамя» только в 1987–м, через 62 года.

Случилось так, что из–за уходящей зимы пришлось снимать сразу после утверждения проб без долгих разговоров и репетиций. В первом кадре, который мы начали снимать, профессор Преображенский выходил из кооперативного магазина, пересекал дорогу и подходил к дворняге Шарику. Вот, собственно, и всё.

Оператор Шайгарданов быстро поставил свет. Включили ветродуй, полетел снег.
— Мотор! — крикнул я и увидел, как из кооперативного магазина, держа в руках пакет краковской колбасы, вышел профессор Плейшнер из фильма «Семнадцать мгновений весны» и направился к дворняге.
— Стоп! — крикнул я.
Не уверен, что дальнейший диалог запомнил дословно, но смысл передаю верно.
— Евгений Александрович, профессор так не ходит.
— Не надо мне рассказывать, как ходит профессор. Я уже одного профессора играл.
— Вот именно. А это другой профессор.
— Какой?
— Менделеев!
— Вот так?
— Вот так.
Он немного подумал и сказал: "Давайте снимать". Полетел снег, со скрипом открылась дверь магазина, и оттуда вышел... не Менделеев, и не Плейшнер, а профессор Преображенский... " (из воспоминаний Владимира Бортко)

Знаменитый диалог между Преображенским и Борменталем во время обеда смотрится не как художественный фильм, а, скорее, как сцена кинохроники: манера речи Евстигнеева, его жесты и чрезвычайно естественное и органичное поведение превращают, как по волшебству, литературного персонажа в реального и живого человека.

В сцене со Швондером Евстигнеев-Преображенский дает мастер класс по тому, как ставить на место оппонентов. Не сказано ни единого грубого слова, но интонации, ироничные реплики и грамотно построенная речь убивают швондеров всех мастей не хуже нагана. И контрольный выстрел: "Да, я не люблю пролетариат... Зина, подавай, голубушка,  обед. Вы позволите, господа?". 

В золотую коллекцию актерских работ войдет и эта мизансцена и хлопок по столу "о-том-как-все-поделить!"  

«Этот фильм возник в жизни отца очень вовремя и буквально спас его. Трудно соглашаясь на работу в „Собачьем сердце“, он потом просто жил ею. Что было на площадке, я не знаю, но он постоянно говорил о своей роли, что-то наигрывал, показывал какие-то сцены. В тот момент картина стала для него опорой» (из воспоминаний Дениса Евстигнеева, сына Евгения Александровича от Галины Волчек)

Вовремя фильм возник потому, что именно в тот момент Евстигнеев ушел из МХАТа, вернее, театральная байка гласит, что когда Евстигнеев пришел к Ефремову с просьбой о снижении нагрузки (к тому времени он уже перенес два инфаркта) Ефремов якобы сказал: "У нас же производство, если тебе трудно, уходи на пенсию". Вот Евстигнеев обиделся и ушел. 

Возможно, вынужденный разрыв с любимым театром актера Евстигнеева предопределил судьбу кинематографического Преображенского: Евгений Александрович ушел с головой в работу и посвятил всего себя этой роли. 

После "Собачьего сердца" Евстигнеев плотно снимается в разнообразных фильмах: продолжение "гардемаринов", "Десять лет без права переписки", "Как живете, караси?" и т.д.. Отдельно в ряду кинопродукции эпохи поздней "перестройки" сможно выделить фильм "Ночные забавы", 1991 года, снятый по сценарию Виктора Мережко.

Сюжет повествует о немолодом музыканте Александре Андрющенко, который зарабатывает деньги игрой в ресторане, а в свободное время любит развлекаться тем, что звонит по ночам незнакомым людям. Номера телефонов он подбирает с номеров заработанных во время вечернего представления купюр. Один такой звонок меняет всю жизнь героя: на том конце провода молодая женщина приглашает его в гости. Рассчитывая на приятное времяпровождение Андрющенко мчится среди ночи по незнакомому адресу и становится невольным участником чужой семейной драмы.

Помимо Евстигнеева в картине заняты Колкунова, Алферова, Гафт и Филозов.
Кино получилось очень камерным, т.к. события происходят преимущественно в одной локации - обычной трехкомнатной квартире.
Большую часть экранного времени занимает герой Евстигнеева. Это, по сути, бенефис артиста и его лебединая песня (в марте 1992 года Евгений Александрович скончается в одной из лондонских клиник от очередного инфаркта).
Биография главного героя "Ночных забав" перекликается с биографией Евстигнеева: артист тоже играл по молодости в ресторанах и любовь к музыке пронес через всю жизнь (говорят, что у Евстигнеева была редкая для СССР коллекция пластинок джазовых музыкантов), так же как и Андрющенко Евстигнеев любил женщин и был неоднократно женат. Последней, третьей, женой Евгения Александровича была молоденькая (на 40 лет моложе артиста) актриса Ирина Цывина, в "Ночных забавах" главный герой тоже находит утешение в объятиях молодой девушки Оли - героини Колкуновой.

В фильме артист играет легко, непринужденно и с задором. С экрана так и струится обаяние, излучаемое плутоватым персонажем Евстигнеева и, порой, невозможно не улыбнуться в ответ на лукавую усмешку с прищуром. Правда к финалу картины драма нарастает и к моменту развязки уже не до смеха.

Работы остальных актеров также доставляют удовольствие, и две серии пролетают довольно быстро. Алфёрова здесь на пике своей женской формы и гармонично смотрится в паре с любовником-Гафтом. В целом, неожиданно качественный для 1991 года фильм (мы же помним, сколько в то время снималось откровенной пошлятины и клюквы) и если прорваться через первые 15-20 минут, где для музыкального оформления использованы все самые дикие ресторанные хиты начала 90-х, то потом вполне можно получить удовольствие и от актерской игры и от музыки Таривердиева.

***

65-летний Евстигнеев говорил: "У меня столько сил и энергии, я столько еще могу сделать, а сердце, как двигатель в старой машине, не тянет". Н.Н. Губенко, тогдашний министр культуры, дал деньги на поездку в клинику знаменитого Терри Льюиса. Евгений Александрович нашел паузу в своем расписании: он играл тогда в Театре Антона Чехова (Фирс в "Вишневом саде"), в АРТели АРТистов (Глов в "Игроках-XXI" - спектакле, поставленном Сергеем Юрским по пьесе и текстам Гоголя), снимался в роли Ивана Грозного у Ускова и Красносельского ("Ермак").
   Они прилетели в Лондон вместе с женой вечером 2 марта 1992 года. 3-го был свободный день, акклиматизация. На 4-е Евстигнееву назначили "маленькую предварительную операцию" - коронарографию. Терри Льюис пришел в палату с листом бумаги: "Вот ваше сердце, в нем четыре сосуда. Три из них забиты полностью, а четвертый - на 90 процентов. Ваше сердце работает только потому, что в одном сосуде есть 10 процентов отверстия". Евстигнеев весь похолодел. На экране, где шла его кардиограмма, появилась прямая линия. Клиническая смерть... Ирина Цывина: "Я представила: он пришел в себя, кругом все чужое, английского языка он не знает... Господи, если бы рядом стояла я или кто-нибудь знакомый, он бы очнулся навсегда! Четыре часа я просидела за дверью. Посольский врач прибегал с новостями: "Он умирает..." "Он жив..." Потом вышел Льюис: "Я вынужден вам сообщить, что ваш муж скончался". Эта смерть была абсолютно нелогична, абсурдна: спокойный, веселый человек умер сразу после того, как ему нарисовали его сердце и сказали: вот так вы можете умереть. И я нахожу единственное объяснение: благодаря своему гениальному воображению он представил себе смерть и вошел в нее, как в очередную роль. На лице его осталась улыбка. (отрывок из книги "Евгений Евстигнеев - народный артист")

***
Безусловно, в рамках одного - пусть и большого - поста нельзя объять необъятное -  биографию Большого Артиста Евгения Евстигнеева. Много еще не сказано про кино, а ведь были и блестящие театральные работы. И про три брака Евгения Александровича с прекрасными женщинами: Галиной Волчек, Лилией Журкиной и Ириной Цивиной надо тоже писать отдельно.  Поэтому будем считать данный пост незаконченным, уверена - продолжение последует.

Спасибо за внимание!