ПЕРЕПОСТ

Не хочу писать этот текст, но мне кажется, что я должна. И это будет вообще последний наш разговор, что в общественном, что в частном пространстве на эту тему.

Я прекрасно понимаю общую злость: и на власть, и на Алексея одновременно. Все злятся, потому что их загнали в угол. Тут, как с изменой. Одно дело, когда женщина подозревает: муж изменяет ей. Она внутри себя это знает. Но она не ищет фактов: маленький ребёнок, куда я пойду, на что мы будем жить? А может, он и не изменяет, работает просто много.

У человека нет ресурса посмотреть правде в глаза. Он прячется от реальности, не в силах выдержать встречу с ней. И я этот эскапизм не осуждаю.

А бывает, женщина говорит: я хочу знать! И она ищет доказательства измены. Она сама решает: я не могу больше терпеть. Измены, небрежение, побои. И это её выбор. Она нашла в себе силы, и она хочет выйти из виктимных отношений. Сама. Обнаружив в себе ресурс. И я ей восхищаюсь.

Но наше общество оказалось в самой лютой из позиций. Наше общество, как та женщина, которая большей частью своей не готова к правде. Она терпит тычки от мужа, но она не знает, как жить без него, у неё младенец, и нет своего угла стабильности. Что она будет есть? Как жить? Лучше уж потерпеть. Что терпеть - уже хоть известно: бьёт, да не убьёт. А на улицу избитой выкинет в одной ночнушке – вообще неясно, что дальше. (И святая приговорка в конце: «я не для себя терплю, я для детей»).

Но тут, бл.., из рояля, бл.., появляется неравнодушная соседка Алексей Навальный. Благодаря которой (пусть даже из лучших побуждений, я верю в это) – весь мир, все соседи, а главное, мы сами, узнали, что не просто какое-то там абстрактное «муж погуливает», как у всех. Нет, милая моя! Помнишь, он тебя лицом об батарею приложил за то, что ты сынишке куртку слишком дорогую купила? А в это время он своей любовнице трёшку на Тверской подарил. Они расстались через 3 месяца, но кто считает. А помнишь, он твоей маме на лечение не дал? В том же месяце на шлюх в кальянной Махачкалы в тридцать раз больше потратил.

А (самое страшное) помнишь, на даче сынишка пятилетний штаны на попе об куст порвал? Так вот, моя хорошая. Порвал не он, и не об куст… Вот фото и видео.

И дальше с этим человеком, с которой мы официально двадцать лет в отношениях, и который нам как бы кое-что должен по закону и совести, жить с ним дальше нельзя. И можно ли вообще считать его человеком. И куда идти-то? Не к кому! А что делать-то? Делать вид, что все нормально? Так знают уже все вокруг, да и ты больше не забудешь.

Я сижу также, и очень злюсь.

В прошлом году ко мне пришли девчонки из благотворительности и сказали: напиши нам короткий художественный текст про «Золгенсма» ( это самое дорогое лекарство в мире, оно стоит 2 миллиона долларов). У нас есть подопечный малыш. Фирма «Новартис» даст одному ребенку из пяти лекарство бесплатно, наш в этой пятёрке. Напиши такой текст, чтобы их пробрало до печёнок и они отдали лекарство нашему.

Я написала хороший, лаконичный и очень страшный текст про математику. А потом выла до двух ночи на кухне, умяв в рот полотенчико, чтобы воем не разбудить семью. Самая :)вая математика в мире заключалась в том, что даже если этот текст поможет получить лекарство «нашему» малышу, это значит ровно одно: это лекарство не достанется кому-то из оставшихся четырёх. В этой рулетке не выиграть. И никто, никогда не должен оказываться перед таким выбором.

Я знала, что есть государства, которые закупают «золгенсма» своим детям, и знала, что наше - не такое государство. Но как-то абстрактно знала. Наше государство и наши нуждающиеся дети существовали внутри меня как-то параллельно, и не пересекались. А теперь меня ткнули носом в эти перестройки дворцов, комнаты для грязи, в эти ёршики. Я пересчитываю всё это на «золгенсма», и у меня в голове белый шум. Моя голова – словно шар с патефонными иголками, который трясут. Мне так больно, как будто меня приложили об батарею, но этот момент не заканчивается, я в нём застыла, как в янтаре.

Для такой боли человек тесен. У меня нет ресурса для этой боли. И я очень злюсь на тех, кто это сделал со мной, и одновременно злюсь на тех, кто всем рассказал и показал моё унижение и мой позор.

Но больше всего я не злюсь, нет, я удивляюсь тем, кто говорит: «куда пойдут эти дебилы 23-го?». «Не надо раскачивать лодку!», «это ничего не изменит», «будет хуже», и «это провокация». Заметьте, 23-го я никого, и никуда идти не призываю. Но одёргивать этих людей, проклинать, обесценивать или отговаривать – ребята, это же непорядочно! От вас я не ожидала! Это люди, которые чувствуют ровно тоже самое ( а чувствуем мы все одно и то же, как ни прячься: это запах немытого :), которым нам поводили по губам), но они нашли в себе какой-то ресурс, чтобы встать и сказать: «так продолжаться не может. Эти отношения должны закончиться. Я хочу развода».

Кто вы такие, кто мы такие, чтобы хватать их за руки, и говорить: «дура, терпи! ОН узнает, вообще тебя убьёт. ОН тебе руки отрежет! Ты в своем уме? Заявление на НЕГО подавать? В лес вывезет, и никто тебя не найдёт!».

Да, ..ный случай, возможно, что и так! Но есть же и, пусть небольшой, но другой шанс. Катарине в Чехии когда-то удалось со своим нелюдем развестись, и жить достойно. Госпожа Свантисон в своей Швеции тоже когда-то от своего тирана ушла, и посмотри, как сейчас живёт!

А, главное, понятно, что выбора нет всё равно: он нас всё равно убьёт, он всё равно руки отрежет, не нам, так детям. Нельзя же бесконечно лежать битой, насилованной, обкраденной у этой батареи, и даже не пытаться защитить свою жизнь. Покорность жертвы лишь распаляет губителя, она развращает его. Сам он не остановится.

Сейчас такой момент. Когда очень многие люди больше не могут. Они больше не могут. Они встают по этой батареечке, и говорят в лицо преступнику: «со мной так больше нельзя». Им очень плохо и страшно, им не нравится, что завтра они окажутся на улицах, или в автозаке, или избитыми, а не дома в тепле. Разница лишь в том, что жертв домашнего насилия мы поддерживаем, мы им сочувствуем и сопереживаем, мы готовы предложить им помощь, а своих же братьев и сестёр, друзей и родных готовы растерзать за то, что в отличие от нас, они наскребли в себе немного чувства собственного достоинства. И это стало их основой, которая выше этого бесконечно большого страха.

Кто-то скажет: "ах, какая смешная параллель! С бытовым насилием и с изменой". Не смешная она ни :). Глаза нам открыли, хоть мы этого и не желали, да. Это очень злит и больно. Но то, что делает власть - это государственная измена. Нас предали. И ждать, что завтра ОН проспится, подарит нам цветы, и до конца жизни будет носить на руках, уважать, ценить и беречь, как-то не приходится. За двадцать лет мы ясно увидели стабильность только в одном: в этих отношениях от бытового небрежения нами и нашими интересами, мы уже приехали к станции бытового насилия, и далее уверенно едем к банальному убийству: его, её, их, нас.

Я с большим уважением отношусь к тем, кто завтра пойдёт за себя, за меня и за того парня сказать им: «с нами так нельзя».

Не можете их поддержать, хоть промолчите.

(с) Ольга Никифорова