В феврале 1955 года в ЦК КПСС на имя его Первого секретаря Никиты Хрущева пришло письмо следующего содержания:

"Дорогой Никита Сергеевич!

По причинам, которые Вы, конечно, поймете, прочтя это письмо, я не могу назвать себя, но поверьте, то, что я пишу, чистая правда.

Моя дочь, девушка 18 лет, попала в большую беду. Подруга познакомила ее с одним пожилым, лет 60, человеком, который представился ей писателем Кривошеиным Константином Кирилловичем. Начались встречи — сначала в кино, потом в ресторанах, а потом он уговорил ее поехать к нему, он 'будет читать ей пьесу'. Она по наивности согласилась. Остальное Вам понятно. Заметив, что дочь забросила учебу и пропадает неизвестно где, я стала ее допрашивать и узнала все. Я немедленно поехала к нему, пробыла в его шикарной квартире около получаса и все поняла.

Слушая его циничные рассуждения, я пришла в ужас. И все это происходит у нас в столице. Совсем он не писатель. Есть у него, кажется, две или три инсценировки, которые нигде не ставят. А денег у него много, живет он богато. Кроме квартиры есть дача под Москвой. Очевидно, главным источником существования служит квартира.

Звезда - Алла Ларионова

По словам дочери, у него постоянно бывают какие-то пары. Среди них министр культуры Александров с киноартисткой Ларионовой, академик Еголин с какой-то 'Эллой' из театра Вахтангова, проф. Петров с 'Аней' и много других, фамилии которых моя дочь не знала. В квартире настоящий притон. Разврат, пьянка, совращение девушек. Я немедленно потребовала от дочери прекратить все отношения — она это выполнила. Нам ничего от него не надо, но я считаю своим моральным долгом сообщить это Вам, чтобы прекратить это безобразие. Мне очень стыдно за себя и свою дочь, и я хочу, чтобы это чувство не испытывали другие матери".

Прочтя это послание Хрущев ожидаемо впал в ярость и потребовал провести расследование фактов, изложенных простой советской гражданкой...

Факты подтвердились и "на ковёр" к "самому" были вызваны и министр культуры, и лично знакомый Хрущеву академик Еголин, и ещё пара-тройка заслуженных товарищей.

Вот он - Ерголин.

Возмущенный Хрущев бросил почти 60-летнему Еголину:

- Ну Александров-то мужик молодой, я понимаю. А ты-то в твои годы зачем туда полез?

На что униженный Еголин прошептал:

- Так я ничего такого, Никита Сергеевич, я только гладил…

Так и вошел этот секс-скандал в историю под названием "Дело ГЛАДИАТОРОВ".

На самом деле произошло вот что.

Февраль 1955 года - это всего лишь 2 года после смерти Сталина. Всего 1,5  года после ареста Берии (а расстреляли Берию всего лишь в декабре 1953 года, то есть прошел 1 год и 2 месяца). Хрущев - председатель Центрального комитета Партии. Но - он ещё не полновластный хозяин страны. Рядом с ним стоят ещё несколько влиятельнейших фигур, из которых самый влиятельный - Георгий Маленков.

Маленков был моложе Хрущева на 7 лет, ему было 54 года, он был любимцем Сталина (если у Сталина вообще были любимцы): в отличие от многих близких соратников, например, Молотова, жена Маленкова не была репрессирована, Сталин не "отодвигал" Георгия Максимилиановича от себя так, как он это делал с тем же Берией или Хрущевым в "воспитательных целях", заставляя последних не спать ночами, гадая, чем закончится очередное охлаждение вождя - очередным возвращением и поручением новых сложных проектов или же арестом и расстрелом.

Сталин, старея, продолжал думать об удержании власти, поэтому он ликвидировал должность Генерального секретаря ЦК Партии, а сам занял скромную должность Председателя совета министров СССР. После смерти Сталина именно Маленков занял этот пост. Всё это указывало на него как на наследника. Маленков на равных с Хрущевым срежиссировал и провернул операцию по устранению Берии. Но после этого вопрос о вожде однозначно решен не был. Хрущев в награду за свои риски попросил у Маленкова (именно попросил, потому что статус Маленкова всё-таки указывал на его старшинство) право учредить новую должность в ЦК - Первого секретаря (не Генерального, ни боже мой, он на сталинский престиж и не претендует). Маленков согласовал - он не мог не согласовать, потому как Берия был арестован, но не расстрелян и ругаться с Хрущевым было нельзя.

И вот к февралю 1955 года стало ясно, что ни одна из сторон не является достаточно сильной, чтобы стать однозначно "номером первым". 

И в этот момент происходит скандал с "гладиаторами".

И выходит он четко на руку Хрущеву.

Министр культуры Георгий Александров был по-своему выдающимся человеком. В 1938 году он, выходец из семьи рабочих, всего в 1931 год стал доктором философских наук. И хотя он был философом-марксистом (а других в СССР быть и не могло) - он явно не был похож на "академика" Лысенко. Труды Александрова были по-своему академичны и даже принесли ему 2 Сталинских премии.

Министр Александров

Впоследствии  Александров станет членом Академии наук и займет пост начальника управления Агитации и пропаганды ЦК ВКП (б) (до переименования в КПСС оставалось ещё несколько лет). Затем после войны, когда ему будет 38 лет, он случайно в одной из работ назовёт Карла Маркса "западным философом", что проглядел и редактор, и цензура, но о чём донесли Сталину, который подобную "идеологическую диверсию" ему не простил и снял с должности. Александрова тем не менее не посадили, не расстреляли, всё-таки проступок был не самым серьёзным, его "сослали" на должность главы Института философии РАН. В этой должности он просидел до смерти Сталина. А в 1954 году займёт должность министра культуры СССР. И займёт... по протекции Маленкова.

Ну, в общем, вы уже поняли. Письмо "простой советской матери" попало на стол к Хрущеву не случайно. На Маленкова и его окружение искали какой-то компромат и нашли. "Аморалка" была одной из линий обвинений в деле Берии, сейчас ту же самую карту разыгрывали против Маленкова, а точнее, его окружения.

Но всё же - насколько обвинения были обоснованы? 

Были.

При разбирательстве выяснилось, что анонимное письмо было не первой жалобой.

Некая Зинаида Петровна Лобзикова, инструктор по культуре исполкома Пролетарского района Москвы незадолго до этого обратилась с вполне официальным письмом в прокуратуру.

Идейная инструкторша Лобзикова хотела для своей единственной дочери Алины лучшей жизни и решила дать ей образование "как в лучших домах": Алина поступила в балетное училище при Большом театре. На последнем курсе она участвовала в учебных спектаклях, на которые стал приходить некий зрелый мужчина, всегда с цветами, которые неизменно вручались Алине. Вскоре состоялось более близкое знакомство с поклонником. Он представился литератором Кривошеиным, чьи пьесы шли в ведущих театрах страны (кстати, это правда, его пьесу "Помпадуры и помпадурши" ставил даже молодой Товстоногов).

Вскоре Кривошеин стал приглашать Алину на спектакли и в кино, затем в рестораны. Он приучал девушку к "красивой жизни богемы", восхищался её талантом и обещал задействовать свои связи, чтобы её приняли в Большой сразу солисткой.

Вскоре Алина отдалась Кривошеину у него на квартире в центре Москвы. Их встречи продолжались, он начал приглашать её на вечера к себе домой, где знакомил со своими друзьями, среди которых однажды оказался и министр культуры Александров. Вскоре возлюбленный сообщил Алине, что место солистки у неё в кармане, ведь она понравилась самому Александрову, главное теперь, чтобы и он ей - "понравился".

В общем, Кривошеин стал сутенером Алины, которая до поры до времени этого не понимала, конечно.

В итоге, она перестала приходить домой по нескольку дней, врала матери, что остается в общежитии училища у подруг, в училище тоже что-то врала... Но в училище забили тревогу, связались с матерью, всплыло всё враньё, Алину не могли нигде найти, мать пошла по следу и нашла её на даче Кривошеина в состоянии близком к психическому расстройству.

После этого товарищ Лобзикова и написала в прокуратуру.

О дальнейшей судьбе Алины ничего не известно, есть версия, что на девушку вскоре напали (чуть ли не с целью устранить как свидетеля) и она умерла в больнице. Но эта версия крайне странная, потому как логичней было бы нападать на активную и решительную маму Алины - девушка и так была в глубокой депрессии и вряд ли была сама себе защитницей без родительницы. Но очевидно, что с её балетной карьерой ничего не вышло, она даже не сдала экзамены.

За ниточку потянули и помимо Алины установили ещё несколько девушек, которых Кривошеин сделал своими сексуальными рабынями (хотя, понятно, и термина такого никто тогда не знал).

Кривошеин был весьма посредственным литератором, но очень хитрым карьеристом, который умел к тому же охмурять женщин. Очень скоро он понял, что его донжуанские таланты могут сослужить ему службу - он сделался поставщиком девушек для своих высокопоставленных знакомых, которые даже и представить не могли, что могут закрутить роман с юной барышней: время было такое, что излишняя жовиальность и бурный темперамент среди партийной элиты могли лишь помешать, поэтому все они, и академики Иовчук и Еголин,  и замдиректора Института мировой литературы профессор Петров, министр культуры Александров и его зам Кафтанов - охотно посещали вечеринки в квартире Кривошеина, куда приходили молодые студентки хореографического училища, МГУ, ВГИКа, школы-студии МХАТ.

- Антон.

- ...а по отчеству?

- Просто "Антон". Отчество я приберегаю для подчиненных.

По большей части девушки были приезжие, не имевшие родственников в Москве, неопытные, и, видимо, довольно внушаемые. Из них и сложился "ансамбль ласки и пляски имени Александрова".

"Обрабатывал" (лишал невинности) их Кривошеин, затем он и его приятель, некий "Алик", начинал "пасти" девушку, не давая "падшей" вернуться в своё привычный круг общения, забыть произошедшее. Ей обещали карьеру, поддержку, дарил подарки, и вскоре передавал своим знакомым уже вполне готовой и смирившейся.

А что с Аллой Ларионовой и некой "Эллой из театра Вахтангова".

На этот счёт есть разные мнения.

Ларионова всегда отрицала своё участие в "оргиях" и даже знакомство с Кривошеиным. Да, Александр пытался за ней ухаживать, как и многие тогда. Но если она и появилась с ним пару раз - то лишь в публичных местах и ничего эдакого ему не позволяла.

"Меня записали, мягко говоря, в воздыхательницы министра культуры Александрова. Заговорили, что это он пробил мне роль в нашумевшем фильме "Анна на шее". Потом Александрова сняли "за аморальный образ жизни". Говорили, что у него был гарем из артисток. К этому гарему приписали и меня. И запретили сниматься в кино", — рассказывала Ларионова.

Если честно, несмотря на весь флёр легкомыслия, в котором Алла Ларионова кружила после своих первых звёздных ролей (до того, как её отрезвил роман с Переверзевым, бросившим её, суперзвезду и самую желанную девушку в СССР, беременной) - она вряд ли была участницей кривошеинских собраний.

Просто ей это было не за чем. Она уже побывала Любавой из "Садко", уже съездила за границу, в 1954 году вышла "Анна на шее", её носили на руках, она тут же уехала в Крым сниматься в "Двенадцатой ночи" - и вот со всей этой славой она ездит по сомнительным дачам и квартирам? Очень и очень вряд ли.

Но то, что Кривошеин в своём сообществе привечал не только невинных девочек, но и молоденьких, но уже понявших, что по чём, артисток, которые, столкнувшись с участью вечной участницы массовки хотели любой ценой прорваться в первые ряды - это было.

Всех участниц сборищ у Кривошеина опросили, одних передали на поруки родным, других - проверенным людям из комсомольских организаций, написали в театры и училища, чтобы лучше следили за моральным обликом своих подопечных, но в целом никто их имена не трепал и больше о них ничего не известно.

Даже существование Алины Лобзиковой - большой вопрос. Не даром она пропала с радаров полностью, то ли убили её, то ли всё-таки её фамилия была не Лобзикова.

Всем участникам, даже тем, кто отделался лёгким испугом, был объявлен выговор, а министра Александрова пропесочили по полной. Вскоре его сняли с должности Министра, но он пока оставался депутатом Верховного совета. Тут же выяснилось, что в министерстве им "культивировалось зазнайство, создавалась нездоровая атмосфера лести, угодничества и подхалимства".

Вот что писал об этом Корней Чуковский: "Говорят, что Сергей Петров (критик, доктор филологических наук, профессор, автор более 40 книг по истории и теории литературы) поставлял Александрову девочек-студенток, и они распутничали вкупе и влюбею Подумаешь, какая новость! Я этого Александрова наблюдал в «Узком». Каждый вечер он был пьян, пробирался в номер к NN и (как говорила прислуга) выходил оттуда на заре. Но разве в этом дело? Дело в том, что он бездарен, невежествен, хамоват, туп, вульгарно мелочен».

Уже 5 марта 1955 года, когда Александрова сняли, он написал покаянное письмо Хрущеву:

 "Я глубоко виновен перед Вами, перед ЦК партии. Полностью понимаю и сознаю я всю глубину своего тяжелого проступка. За 27 лет работы в партии это моя первая большая ошибка в жизни. Мне пришлось прожить трудную жизнь. Отец мой — путиловский рабочий, сам я был в детских домах, и все, что я получил в жизни,— все мне дали комсомол и партия. Особенно тяжко сознавать, что мной утеряно Ваше и ЦК доверие, которые дороже всей жизни. Хочу сказать, что если мне будет дана возможность работы в науке, которой я посвятил все зрелые свои годы, то скромным и долгим трудом буду стремиться всею жизнью возвратить Ваше и ЦК доверие, честно и упорно работая, и никогда не допущу подобных проступков и ошибок перед партией".

А 15 марта 1955 года Корней Чуковский записал в дневнике со слов Леонида Леонова: "Александров как ни в чем не бывало явился вчера в Академию наук за жалованием (20 тысяч) и говорил тамошней администрации: 'Теперь я более свободен, присылайте мне побольше аспирантских работ'".

Все отлично понимали при этом, что "аморалка" на Александрова - это всего лишь подкоп под Маленкова. Его снимут с поста Председателя совета министров СССР. Причём интересно, что в официальных источниках числится дата 31 января 1955 года. Однако "дело гладиаторов" началось лишь в феврале 1955 года. То есть вся эта шумиха была нужна не в качестве повода, а в качестве финального аккорда, лишившего Маленкова права протестовать. Через 2 года, в 1957 году, он вместе с Кагановичем попытается восстать против всё более усиливающегося Хрущева - и потерпит полный крах.

А пока что "дело гладиаторов" привело к глобальной борьбе с аморальщиной в ведущих отраслях культуры.

И в первую очередь взялись за кино и балет (об этом будет отдельный пост, всё не влезает) - как боролись с "аморалкой" в Большом театре и на кинопроизводстве.

В итоге Александрова всё-таки сняли со всех постов и вышибли из Москвы в Минск, где он будет руководитель Институтом философии и права при местном отделении Академии наук и умрёт через 6 лет всего в 50 лет.

Владимира Кружкова, заместителя заведующего отделом науки и культуры ЦК КПСС, члена-корреспондента АН СССР сошлют в Свердловск, где он у нас на Урале будет преподавать в госуниверситете и руководить газетой "Уральский рабочий". Потом вернут в Москву.

Членов-корреспондентов АН СССР Иовчука и Еголина - серьёзно не накажут. Иовчук будет делать серьёзную карьеру и даже будет кандидатов в члены политбюро в 1970-х годах. Еголина тихо уберут из науки, он будет лечиться по санаториям и умрёт в 1959 году.

Академика Петрова также серьёзно не накажут, через 2 года он станет доктором наук.

Зама Александрова, Кафтанова, тоже серьёзно не накажут, он останется заместителем министра.

А вот на ком отыграются - это на Константине Кривошеине. Его посадят, но не разврат, а за торговлю антиквариатом и спекуляцию. Благо при обысках у него в квартире и на даче найдут немало дамских чулок, белья, заграничной парфюмерии, старинных картин и книг. Его дальнейшая судьба совершенно неизвестна.

От себя скажу, что никаких матерей, никакой Алины Лобзиковой всё-таки не было. А была хорошо спланированная интрига, на которую попались падкие на "клубничку" партдеятели.

Напоследок, поделюсь воспоминанием о Кружкове, которое оставил корреспондент ТАСС в Свердловске Владимир Еременко:

"Владимир Семенович — человек скрытный и, что называется, 'тертый', побывавший в разный переплетах. Выпивал он всегда дозированно 'свою норму'. И даже когда возбуждался в беседах, в нем будто срабатывал тормоз, который глушил или напрочь обрывал его откровения. Поэтому почти всегда его рассказы оставались недосказанными".

О своих "гладиаторских" приключениях он тоже не вспоминал, но, как вспоминал Еременко, поучаствовать в разговорах о женщинах любил:

 "Слушая меня, он неожиданно спрашивал:
 — А коленки у нее были с ямочками? — И, видя мои затруднения с ответом, безнадежно махал выхваченной из варежки рукой.— Эх, молодежь! Ну разве ж можно быть такими невнимательными? Кошмар!"