У войны не женское лицо. Воспоминания женщин-ветеранов. 

Начался бой. Огонь шквальный. Солдаты залегли. Команда: “Вперед! За Родину!”, а они лежат. Опять команда, опять лежат. Я сняла шапку, чтобы видели: девчонка поднялась… И они все встали, и мы пошли в бой…

Вручили мне медаль, и в тот же день мы пошли на задание. И у меня впервые в жизни случилось… Наше… Женское… Увидела я у себя кровь, как заору:

– Меня ранило…

В разведке с нами был фельдшер, уже пожилой мужчина. Он ко мне:

– Куда ранило?

– Не знаю куда… Но кровь…

Мне он, как отец, все рассказал…

Я ходила в разведку после войны лет пятнадцать. Каждую ночь. И сны такие: то у меня автомат отказал, то нас окружили. Просыпаешься – зубы скрипят. Вспоминаешь – где ты? Там или здесь?

Кончилась война, у меня было три желания: первое – наконец я не буду ползать на животе, а стану ездить на троллейбусе, второе – купить и съесть целый белый батон, третье – выспаться в белой постели и чтобы простыни хрустели. Белые простыни…»

Надежда Васильевна Анисимова, санинструктор пулеметной роты

            После карантина, перед принятием присяги, старшина привез обмундирование: шинели, пилотки, гимнастерки, юбки, вместо комбинации – из бязи пошитые по-мужски две рубахи с рукавами, вместо обмоток – чулки и американские тяжелые ботинки с металлическими подковами во весь каблук и на носках.

В роте по своему росту и комплекции я оказалась самой маленькой, рост сто пятьдесят три сантиметра, обувь тридцать пятого размера и, естественно, военной промышленностью такие мизерные размеры не шились, а уж тем более Америка нам их не поставляла.

Мне достались ботинки сорок второго размера, надевала и снимала их, не расшнуровывая, и такие они тяжелые, что я ходила, волоча ноги по земле. От моего строевого шага по каменной мостовой высекались искры, и ходьба была похожа на что угодно, кроме строевого шага. Жутко вспомнить, каким кошмарным был первый марш.

Я готова была совершить подвиг, но не готова была вместо тридцать пятого носить сорок второй размер. Это так тяжело и так некрасиво! Так некрасиво!

Командир увидел, как я иду, вызвал из строя:

– Смирнова, как ты ходишь строевым? Что, тебя не учили? Почему ты не поднимаешь ноги? Объявляю три наряда вне очереди…

Я ответила:

– Есть, товарищ старший лейтенант, три наряда вне очереди! – повернулась, чтобы идти, и упала. Выпала из ботинок… Ноги были в кровь стерты….

Тогда и выяснилось, что ходить я уже не могла. Ротному сапожнику Паршину дали приказ сшить мне сапоги из старой плащ-палатки, тридцать пятого размера…»

Вера Борисовна Сапгир, сержант, зенитчица

             Никогда не знаешь своего сердца. Зимой вели мимо нашей части пленных немецких солдат. Шли они замерзшие, с рваными одеялами на голове, прожженными шинелями. А мороз такой, что птицы на лету падали. Птицы замерзали. В этой колонне шел один солдат… Мальчик… У него на лице замерзли слезы… А я везла на тачке хлеб в столовую. Он глаз отвести не может от этой тачки, меня не видит, только эту тачку. Хлеб… Хлеб… Я беру и отламываю от одной буханки и даю ему. Он берет… Берет и не верит. Не верит… Не верит!

Я была счастлива… Я была счастлива, что не могу ненавидеть. Я сама себе тогда удивилась…

Екатерина Михайловна Рабчаева, рядовая, санинструктор

             В военкомате висело объявление: “Нужны шоферы”. И я окончила курсы шоферов… Шестимесячные… Даже не обратили внимания на то, что я учительница (до войны в педтехникуме училась). Кому в войну нужны учителя? Нужны солдаты. Нас много девочек было, целый автобат.

Однажды на учениях… Я не могу это без слез почему-то вспоминать… Была весна. Мы отстрелялись и шли назад. И я нарвала фиалок. Маленький такой букетик. Нарвала и привязала его к штыку. Так и иду.

Возвратились в лагерь. Командир построил всех и вызывает меня. Я выхожу… И забыла, что у меня фиалки на винтовке. А он меня начал ругать: “Солдат должен быть солдат, а не сборщик цветов”. Ему было непонятно, как это в такой обстановке можно о цветах думать. Мужчине было непонятно… Но я фиалки не выбросила. Я их тихонько сняла и в карман засунула. Мне за эти фиалки дали три наряда вне очереди…

Мария Васильевна Тихомирова, рядовая, шофер

"Меня мобилизовали, я была врач. Я уехала с чувством долга. 

"Помню, отпустили меня в увольнение. Прежде чем пойти к тете, я зашла в магазин. До войны страшно любила конфеты. Говорю:
- Дайте мне конфет.
Продавщица смотрит на меня, как на сумасшедшую. Я не понимала: что такое - карточки, что такое - блокада? Все люди в очереди повернулись ко мне, а у меня винтовка больше, чем я. Когда нам их выдали, я посмотрела и думаю: "Когда я дорасту до этой винтовки?" И все вдруг стали просить, вся очередь:
- Дайте ей конфет. Вырежьте у нас талоны.

"Я всю войну боялась, чтобы ноги не покалечило. У меня красивые были ноги. Мужчине - что? Ему не так страшно, если даже ноги потеряет. Все равно - герой. Жених! А женщину покалечит, так это судьба ее решится. Женская судьба..."

"Мужчины разложат костер на остановке, трясут вшей, сушатся. А нам где? Побежим за какое-нибудь укрытие, там и раздеваемся. У меня был свитерочек вязаный, так вши сидели на каждом миллиметре, в каждой петельке. Посмотришь, затошнит. Вши бывают головные, платяные, лобковые... У меня были они все..."

 На войне бывает и такое:

            «Под Ковелем случился у нас чуть ли не рыцарский турнир с немцами, — вспоминал один фронтовик. — Причина была все та же — хотелось жрать. Сидя в мокром, грязном окопе, мы увидели пролетавших над нами уток. Пулеметчик бросился к спаренному зенитному «максиму» и открыл охоту. С немецкой стороны отозвался МГ, также стрелявший по заметавшейся под перекрестным огнем дичи. Несколько крякв упали на нейтральную полосу. Мы с пулеметчиком бросились за ними. И из немецких окопов к уткам двинулись два солдата. Подбежали мы практически одновременно и схватили по две утки. На земле между нами лежали еще несколько птиц. Чтобы они не достались противнику, мы бросились на них. Немцы, такие же пацаны, как и мы, не струсили и ринулись нам навстречу. Завязалась битва. В руках у нас ничего не было, кроме уток, которые и послужили и нам, и немцам в качестве оружия. Минут пять мы лупили друг друга пернатыми, пока не утомились. Остановившись, мы посчитали бесхозных птиц и молча разделили их с противником. В окопы вернулись облепленные перьями и измазанные утиной кровью. Вечером все ели утиный суп».

P.S. Не судите строго, это мой первый пост.

С Праздником Великой Победы!!!

 

Подпишитесь на наш
Блоги

Эх, дороги...

09:09, 10 мая 2021

Автор: Vishenka1986

Комменты 34

Аватар

У меня на войну ушло все мужское население, а у нас в роду в основном мальчики вмегда рождаются. Я счастливая обладательница кучи братьев разной степени родства и всего 1 троюродной сестры. Уже сейчас у меня 8 племянником и всего 1 племянница и да у меня тоже сын. На Кубани фашисты зверствовали. Пол года наш город был в оккупации, рядом с городом обелиск 6680 это по примерным данным. Бои были тяжёлые и когда отступали и когда освобождали. Мы прошли до соседнего ну считай уже пригорода. Если так посмотреть, то примерно каждые 2 метра были оплачены чьей-то жизнью при наступлении советских войск. Когда у меня родился сын, то через время я поняла, что у меня порой просто панические атаки. Потому что я знаю все эти истории пионеров-героев и пока они там в книжках это где-то далеко, а когда перед тобой стоит твой ребёнок и ты понимаешь, что ему столько же лет, сколько было им и вот их эти твари пытали... Это страшно девочки.

K

Это просто невообразимый ужас, то , что пережили эти люди, ради чего и кого вообще такое можно было сотворить с людьми, со своим народом. Каждый год читая и слушая эти воспоминания, просто не могу не плакать, особенно после рождения сына... все эти материнские слезы прямо в сердце!

Аватар

Правда, на войне всё бывало. Дед рассказывал, что к ним в деревню в 41-42гг пришли немцы. Ему было лет 9-10, то есть помнил это хорошо. Мирных жителей не трогали, более того, детей угощали шоколадом. За постой и стирку платили. Очень скоро пришли наши и быстро выбили немцев. Место было значимое, хим.завод и гипсовые шахты.Дед запомнил, где сделали братскую могилу для немцев. Она находится рядом с братской могилой наших погибших красноармейцев, она под обелиском. Правда, Сейчас в те места снова пришли немцы,но уже иным путем. Теперь там завод Кнауф в долговременной аренде. История повторяяет свой виток с небольшими вариациями.

Аватар

Мужчины… Они неохотно впускают женщин в свой мир, на свою территорию. На Минском тракторном заводе искала женщину, она служила снайпером. Была знаменитым снайпером. О ней писали не раз во фронтовых газетах. Номер домашнего телефона мне дали в Москве ее подруги, но старый. Фамилия тоже у меня была записана девичья. Пошла на завод, где, как я знала, она работает, в отделе кадров, и услышала от мужчин (директора завода и начальника отдела кадров): "Мужчин, что ли, не хватает? Зачем вам эти женские истории. Женские фантазии…". Мужчины боялись, что женщины какую-то не ту войну расскажут. Была в одной семье… Воевали муж и жена. Встретились на фронте и там же поженились: "Свадьбу свою отпраздновали в окопе. Перед боем. А белое платье я себе пошила из немецкого парашюта". Он – пулеметчик, она – связная. Мужчина сразу отправил женщину на кухню: "Ты нам что-нибудь приготовь". Уже и чайник вскипел, и бутерброды нарезаны, она присела с нами рядом, муж тут же ее поднял: "А где клубника? Где наш дачный гостинец?". После моей настойчивой просьбы неохотно уступил свое место со словами: "Рассказывай, как я тебя учил. Без слез и женских мелочей: хотелось быть красивой, плакала, когда косу отрезали". Позже она мне шепотом призналась: "Всю ночь со мной штудировал том "Истории Великой Отечественной войны". Боялся за меня. И сейчас переживает, что не то вспомню. Не так, как надо". Так было не один раз, не в одном доме.

Аватар

Прекрасная книга С.Алексиевич "У войны не женское лицо" , составленная из воспоминаний женщин (тогда еще девчат). Очень рекомендую.

Подождите...