Кажется, эту Татлеровскую патоку сюда не приносили. Очередная героиня "все сама-сама" Гога Ашкенази - и Татлер с присущими ему заискивающими интонациями счастливо хлопает крыльями и восхищается невероятными талантами и нечеловеческим упорством Гоги (при этом скромно опуская подробности ее отношений с зятем казахского президента Тимуром Кулибаевым). Итак, где же сейчас жгучая красотка (бггг) Гога Ашкенази?  

В миланском саду Гоги Ашкенази живут утки. Они облюбовали бассейн во внутреннем дворе палаццо и чувствуют себя как дома. Сегодня их, правда, нет.

– Вчера у нас была вечеринка, – говорит Гога.

Утки махнули рукой и улетели.

На дереве висит скворечник, который хозяйке подарили сотрудники принадлежащего ей модного Дома Vionnet. В Лондон и Париж, в Москву и Астану Гога летает на своем самолете, зато в соседний офис Vionnet ходит пешком или ездит на велосипеде. Ну как ходит – когда этот номер сдавался в печать, она взяла и ликвидировала свой фэшн-бизнес.

– Мы полностью реорганизуем производство, сохранив его в Италии, и будем развивать сотрудничество с ремесленниками, – объявила Гога.

У нее новая мода: осмысленное потребление, забота об экологии, этика люкса. Сейчас этим озабочены все большие марки, озабочена и казахская красавица с миланской улицы Бильи. После возрождения (обещают, что всего через сезон, максимум два) Vionnet перестанет устраивать шоу на Неделях моды и будет разрабатывать «концептуальные коллекции». По зеленой моде переделают и магазин на парижской рю Франсуа Премье.

– Эта планета уже не будет такой, какой я ее помню, – говорит мне убежденно Гога. – Если мы не остановимся, все кончится очень плачевно.

Если Гога Ашкенази решила спасти планету, планете никуда не деться. Мало я видел красавиц с таким даром убеждения. Причем убеждает она не логическими доводами (кто теперь услышит логику?). У нее атомное поле воздействия. В нем останавливаются швейцарские часы и способность критически мыслить. Через двадцать минут любое существо мужского пола начинает заглядывать ей в глаза и тихонько подпевать.

О жизни Гоги во Флоренции рассказывают сказки. Пишут о двадцативосьмикомнатной вилле с ренессансными фресками и видом на любимый Данте флорентийский купол. С десяти до полудня к Ашкенази приходили учителя, занимались историей изящных искусств, итальянским, читали стихи, играли на лютнях. Потом она уходила в город заниматься живописью и рисунком. Новелла из «Декамерона», не правда ли?

– Как же вы променяли Флоренцию на Милан? – спрашиваю я. – И почему на Милан, а не Лондон, где живут ваши дети? Почему не на Париж, где был в 1912 году рожден модный дом Vionnet.

– Флоренция – мой самый любимый город, – говорит Гога. – Я бы могла в нем жить и дольше. Париж прекрасен, но я не могу оставаться там, где нечего делать. Бывший владелец Vionnet Маттео Мардзотто организовал все производство в Италии. В Париже только представительство. Там – моральный центр, а здесь, в Милане, – все самое главное. Надо быть здесь.

Те, кто считает, что Милан скучен, что Милан – не Италия, а наполовину Швейцария, никогда в нем не жили. Когда ты приезжаешь в Милан ненадолго и бегаешь по магазинам Монтенаполеоне и показам, ты толком не понимаешь, как он по-настоящему устроен. Это город-интроверт, в котором на узких улицах много больших ворот с маленькими дверцами. И как раз за этими дверцами находится настоящий Милан, который жители приберегают для себя и не пускают в него посторонних. Недаром на скучной улице Бильи висит доска про пять дней Миланского восстания – здесь повстанцы договорились погнать австрийцев Радецкого, и никто из иностранцев про это не прознал. Во дворах-то и зреют самые тайны.

Палаццо XVI века, принадлежавшее любителю искусств графу Франческо Таверне, Гога сняла у миланской аристократки. Четыре этажа. Где-то на верхнем – квартира хозяйки дома, отдавшей во владение пришельцам свой дом и сад с бассейном. Как она относится к вечеринкам, мы не знаем. Гога говорит, что соседи ее обожают, но соседи не утки, крыльев у них нет.

– Я выбрала дом именно потому, что увидела сад за огромными окнами. Искала много месяцев, жила в отеле Bvlgari, каждый день ездила смотреть дома, и ни один мне не нравился. А когда вошла сюда, поняла, что он – для меня.

Каким бы ни было палаццо Таверне до ее приезда, теперь оно точно – палаццо Ашкенази. Оно захвачено ее вещами, а в этих вещах – Гогина энергетика. Каждый предмет, как учил классик, говорит: «И я тоже Гога!» или «И я тоже очень похож на Ашкенази!» Но Гога умеет быть очень разной. Потому и вещи разные, и поскольку говорят они это все одновременно, в доме стоит некий эстетический шум. Но не раздражающий, а поднимающий на веселье, как голоса на вечеринке в ту секунду, когда музыка стихает.

Ее гостиная никак не похожа на гостиную, в которой гости гостят. Огромный диван-матрац из подушки-трубы, напоминающей ярко-синюю анаконду, – работа бразильских братцев Кампана. Посмотрел бы я на того, кто захотел бы чинно присесть на этот диван. Нет, на нем можно только бесстыдно валяться. Ковер с разноцветными кругами работы Вернера Пантона – словно таблица, которую показывают врачи, чтобы проверить, все ли в порядке у вас с головой. Диван бирюзового цвета – Sherazade Франческо Бинфаре для Edra с разбросанными по нему треугольными подушечками, на которые не опереться. Красный диван-раковина, в котором можно сколько угодно раз рождаться из пены морской прямо по Боттичелли.

По соседству стоит черный рояль («Мама заставляла заниматься по нескольку часов в день. Как же я ей благодарна!»). У рояля – огромное футуристическое кресло-шар Эро Аарнио, в котором можно либо прятаться, либо обниматься.

– Да, – смеется Гога, – вещей много, а присесть как следует негде, но у меня в гостях не отсиживаются.

Хорошая художественная коллекция. Прямо замечательная. Живая. В Лондоне, где с мамой живут ее мальчики – старший Алан и младший Адам, – выбор работ, как говорит Гога, построже. А здесь можно и оторваться, украсив стены хулиганками Трейси Эмин или Синди Шерман («Мама бы, наверно, не одобрила»).

Расставившая ноги женщина Синди Шерман висит между скульптурами-камнями, похожими на морскую гальку, покрытую перламутром, – подарок одного из приятелей. Ими Гога решила украсить стену – зачем разбрасываться камнями? «Лягушка – офорт Пикассо, Мэрилин, как вы понимаете, – Энди Уорхола. А вот та фотография – моего друга Марка Куинна». Рядом одна из любимых работ – «дедушкины часы» Мартена Баса, где художник время от времени появляется позади матового циферблата-экрана напольных часов и ворчливо пририсовывает очередной наступивший час. Пару раз я видел их на выставках. Но никогда в гостях. Голова гиппопотама на стене. («Самое опасное в мире существо! Милый толстяк, но убивает больше людей, чем львы и крокодилы!») Гога сама выбирает вещи, дружит с художниками. Среди ее приятелей, например, большой весельчак и опытный возмутитель спокойствия Маурицио Каттелан.

– К своей парижской выставке он попросил меня написать эссе, – вспоминает Ашкенази. – Я вспомнила о манифесте футуризма Маринетти, который тоже опубликовали во Франции, и написала свой манифест. «Пункт первый. Человек не должен принимать себя всерьез».

В прихожей стоят игрушечные лошадки. Чьи?

– Мои. Как-то купила сыну лошадку в антикварной лавке, и так она мне понравилась! Когда он решил на ней покататься, я на это посмотрела и сказала: «Адам, слезай! Это для мамы».

– И теперь вы на них скачете?

– Я на них смотрю. Они мне напоминают, что мы все дети и что к каждому вопросу надо уметь подходить, как подошел бы ребенок.

На второй этаж мы поднимаемся по лестнице, ступени которой меняются от ярко-красного к светлому, разбеленному. Второй этаж – личное пространство. Там много света и гораздо меньше цвета. Собственная спальня Гоги – светлая, белая, с двумя картинами на стенах. Не лягушка Пикассо и не вагина Синди Шерман, а два лирических поцелуя на русских картинах Семена Файбисовича. За высокими окнами – большая тенистая лоджия, натуральная «Веранда, обвитая виноградом» Сильвестра Щедрина из Третьяковки.

Соседняя комната превращена в гардеробную, и не простую, а двухэтажную: высота дворцовых потолков вполне позволяет. Шкаф гардеробной – такое же произведение искусства. Полочки-витринки с туфельками и сумочками – либо ранний Джефф Кунс времен минимализма, либо ранний Дэмиен Хёрст времен Саатчи.

– Это я сделала, – говорит Гога. – Здесь тоже была спальня, но все равно же одна ванная на две спальни. Мне одной ванной мало. Вот я и сделала шкаф. Теперь здесь живут мои вещи.

Дальше – проход в гостевую квартиру.

– Любите, когда у вас живут друзья?

– Терпеть не могу быть гостем, но принимать гостей обожаю.

Еще одно большое изображение на стене: женщина в московском метро на фоне мозаики с Лениным, знаменем, пушками и пулеметами.

– На этом этаже немного вспоминаем то, что было, – говорит Гога. – Я есть то, что я есть.

Гога Ашкенази – советская девочка. Гаухар Беркалиева родилась в год московской Олимпиады в казахском городе, называвшемся тогда Джамбулом. Но росла уже в Москве. Папа стал членом ЦК КПСС, семья переехала в столицу, жизнь была прекрасной.

– Мы жили в Новых Черемушках, в кирпичном доме, его называли «Дворянское гнездо». Но какие же мы дворяне?

Ну и московское метро – самый что ни на есть глоток свободы.

– Меня учили музыке. Я, когда не было родителей, сама поехала в библиотеку, взяла пластинку Бетховена. Третья симфония, слушаю. Мама приходит. Спрашивает: «Откуда взялась эта пластинка?» Я говорю: «Мама! В Республиканской детской библиотеке». Она говорит: «Дочка! А как ты попала туда?» – «Я туда поехала на метро!» – «Так ты ездишь на метро?!» Я говорю: «Да! Взяла и поехала на «Октябрьскую»! А что такое? В чем проблема?!»

Курс Гоги в жизни был прямым и ясным, как линия метро. Круглая отличница, музыка, спорт, языки.

– Старшая сестра училась в МГИМО, меня направляли туда же.

Но в двенадцать Гогиных лет не стало ЦК вместе с КПСС, и девочку отправили в Лондон («Закинули в Англию», – смеется она).

– Как вы там выживали?

– Отлично выжила. Звонила маме из школы: «Мама! Со мной все говорят так медленно... Они, наверное, думают, что я не понимаю. Но это же я говорю медленнее, а думаю в сто раз быстрее их». В школе я была первая русская и меня спрашивали: «А это правда, что медведи ходят по улицам?» Я рассказывала всю правду: «Ходят медведи. И белые, и черные, и коричневые. Они у нас как кошки».

Гога смеется, я же думаю, что никогда и нигде – ни в Оксфорде, ни в лондонских дворцах, ни в миланских палаццо, ни в собственном самолете – она не чувствовала себя такой богатой и защищенной, как в доме ЦК в Новых Черемушках.

– Папа учил меня всему. Когда мы садились играть в шахматы, он говорил: «Гогочка, ты хочешь выиграть или проиграть и во сколько ходов? Пятнадцать? Хорошо. Он делал ровно пятнадцать и, когда назревал мат, говорил: «Ничья!» «Ну как ничья, папа? Тут же мат». – «Какой мат? Неужели я встану из-за стола, выиграв у своей дочки?» Когда я поехала в Англию, он сказал: «Гогочка, я тебя научу драться. Помни, в драке побеждает только тот, кто идет до конца. Но сначала он сделает все, чтобы драки не было». С тех пор я делаю все, чтобы драки не было. А потом иду до конца, как тот гиппопотам.

История Гоги – история для романа, даже десятка романов. Авантюрных и любовных. Ее сравнивают с девушкой Бонда, и не только потому, что она метко стреляет. Но о романах мы не будем говорить, на то есть интернет. «Со всеми бывшими мы друзья», – говорит она. Этого достаточно.

У кошки девять жизней, у женщины хоть сто.

– Представить невозможно! – соглашается Гога. – Родилась в Казахстане, росла в Москве, училась в Англии, вышла замуж за американца, родила от казаха – и вот, переехала в Италию. Столько узнала, сколько еще узнаю! Мне очень нравится мой возраст. Как будто глаза открываются, хотя тело не стареет – спасибо азиатским корням. И спасибо маме, которая занимается детьми, я за них спокойна. Она их правильному учит.

– А чему она вас учила?

– Она сказала: «Когда ты вырастешь, ты сможешь делать все, что ты захочешь». Я говорю: «И в космос смогу полететь?» Она отвечает: «Нет, в космос – это слишком просто, до тебя уже летали. А ты придумай что-то, что до тебя еще никто не делал. Вот это лучше».

Источник: Tatler.ru

Подпишитесь на наш
Блоги

"Он же Гога, он же Жора..."

12:30, 4 сентября 2019

Автор: Attitude

Комменты 235

Аватар

Неприятно её лицезреть, конечно. Непонятно ещё больше, кто у кого судьбу (вместе с харизмой) украл: Гога у Миры Думы, или Дума у Ашкенази. Объединить бы все это в одном человеке, может, и вышел бы толк. А так - ещё одна легенда на пустом месте.

Аватар

Неприятно читать про ее шикарную жизнь.

Аватар

Я, канеш, понимаю, о вкусах не спорят. Но кто-нибудь мне может объяснить, что было в голове у человека, решившего повесить бошку бегемота рядом с кошмарной пи.. звездой, следом где-то расставить по углам детских лошадок и приправить этот феерический винегрет гигантским напольным петухом?? Атас

Аватар

Это не она на второй день после родов на потрахушки бегала?

Аватар

Не знаю кто это такая, но живет он лучше нас всех

Подождите...