Сделала пост из кусочков, отрывков из книг и статей. Когда вы сложите пазлы текста и видео, надеюсь, что почувствуете атмосферу театра, вернее одного очень интересного спектакля, именно это я хотела выразить в своём посте:

При жизни Брехта его отношения с советским театром складывались, мягко говоря, не особенно удачно. Основными причинами были идеологическое  неприятие официальным театром брехтовских художественных поисков, а также парадоксальность фигуры Брехта, изрядно раздражавшего власти. Взаимное  неприязнь была обоюдной. С одной стороны, в 1920–1950-е годы пьес Брехта отечественные театры почти не ставили, С другой, знакомство самого немецкого драматурга с советской театральной практикой не раз повергало его в уныние. 

Брехт оказался в советском меловом круге. Лишь на рубеже 1950– 1960-х годов, уже после его смерти, появляются редкие постановки его пьес. Среди первых и наиболее значительных следует упомянуть: “Сны Симоны Машар” в Московском театре им. М. Ермоловой в постановке Анатолия Эфроса (1959); “Мамаша Кураж и ее дети” в Московском академическом театре им. Вл. Маяковского (постановка Максима Штрауха) (1960); “Добрый человек из Сезуана” в Ленинградском академическом театре им. Пушкина (1962, режиссер – Рафаил Суслович); “Карьера Артуро Уи” в Ленинград- ском Большом драматическом театре им. Горького (1963, режиссер – Эрвин Аксер).

Однако эти и некоторые другие оттепельные постановки Брехта меркнут перед значением одного учебного студенческого спектакля. В 1963 г. юные вахтанговцы, студенты третьего (!) курса Театрального училища имени Б.В. Щукина, представили плод своей шестимесячной работы – спектакль “Добрый человек из Сезуана” в постановке педагога курса Юрия Любимова.

Успех его был ошеломляющим. В последний год оттепели, в небольшом зале щукинского училища на Старом Арбате (позже его играли и на других сценических площадках Москвы) спектакль посмотрели И. Эренбург, К. Симонов, А. Вознесенский, Е. Евтушенко, Б. Окуджава, Б. Ахмадулина, В. Аксенов, Ю. Трифонов, А. Галич, О. Ефремов, М. Плисецкая, Р. Щедрин... Казалось бы, очеред- ная студенческая постановка была воспринята московской публикой не только как театральный прорыв, но и как своеобразный общественный манифест, знамя сулившего перемены времени. Весьма симптоматично, что через год, 23 апреля 1964 г., любимовский “Добрый человек из Сезуана” откроет новый театр – Театр на Таганке, в котором он идет и по сей день.
(Отрывок из статьи о творчестве Брехта.)

Москва — удивительный город — там все все узнают по слухам. Разнесся слух, что готовится какой-то интересный спектакль. А так как всем скучно, и дипломатам тоже, раз что-то интересное, значит, будет скандал. Как говорил покойный мой друг Эрдман, что «если вокруг театра нет скандала, то это не театр». Значит, в этом смысле он был пророком в отношении меня. Так и было. Ну и скучно, и все хотят приехать, посмотреть, и знают, что если это интересно, то это закроют. Поэтому спектакль долго не могли начать, публика ворвалась в зал. Эти дипломаты сели на пол в проходе, вбежал пожарник, бледный директор, ректор училища, сказал, что «он не разрешит, потому что зал может обвалиться». В зале, где мест на двести сорок человек, сидит около четырехсот — в общем, был полный скандал. Я стоял с фонарем — там очень плохая была электрика, и я сам стоял и водил фонарем. В нужных местах высвечивал портрет Брехта. И я этим фонарем все водил и кричал:

— Ради Бога, дайте продолжить спектакль, что вы делаете, ведь закроют спектакль, никто его не увидит! Чего вы топаете, неужели вы не понимаете, где вы живете, идиоты!

И все-таки я их утихомирил. Но, конечно, все записали и донесли. Ну, и закрыли после этого.
Отрывок из книги Юрия Любимова "Рассказы старого трепача"

"Добрый человек из Сычуани"  Бертольт  Брехт (нем. Der gute Mensch von Sezuan) · 1940
Краткое содержание пьесы (для тех, кто совсем не в курсе о чем речь)))

Главный город провинции Сычуань, в котором обобщены все места на земном шаре и любое время, в которое человек эксплуатирует человека, — вот место и время действия пьесы.

Пролог. Вот уже два тысячелетия не прекращается вопль: так дальше продолжаться не может! Никто в этом мире не в состоянии быть добрым! И обеспокоенные боги постановили: мир может оставаться таким, как есть, если найдётся достаточно людей, способных жить достойной человека жизнью. А чтобы проверить это, три виднейших бога спускаются на землю. Быть может, водонос Ван, первым встретивший их и угостивший водой (он, кстати, единственный в Сычуани, кто знает, что они боги), достойный человек? Но его кружка, заметили боги, с двойным дном. Добрый водонос — мошенник! Простейшая проверка первой добродетели — гостеприимства — расстраивает их: ни в одном из богатых домов: ни у господина Фо, ни у господина Чена, ни у вдовы Су — не может Ван найти для них ночлег. Остаётся одно: обратиться к проститутке Шен Де, она ведь не может отказать никому. И боги проводят ночь у единственного доброго человека, а наутро, распрощавшись, оставляют Шен Де наказ оставаться такой же доброй, а также хорошую плату за ночлег: ведь как быть доброй, когда все так дорого!

I. Боги оставили Шен Де тысячу серебряных долларов, и она купила себе на них маленькую табачную лавку. Но сколько нуждающихся в помощи оказывается рядом с тем, кому улыбнулась удача: бывшая владелица лавки и прежние хозяева Шен Де — муж и жена, её хромой брат и беременная невестка, племянник и племянница, старик дедушка и мальчик, — и всем нужна крыша над головой и еда. «Спасенья маленькая лодка / Тотчас же идёт на дно. / Ведь слишком много тонущих / Схватились жадно за борта».

А тут столяр требует сто серебряных долларов, которые не заплатила ему прежняя хозяйка за полки, а домовладелице нужны рекомендации и поручительство за не слишком респектабельную Шен Де. «За меня поручится двоюродный брат, — говорит она. — И за полки расплатится он же».

II. И наутро в табачной лавке появляется Шой Да, двоюродный брат Шен Де. Решительно прогнав незадачливых родственников, умело вынудив столяра взять всего двадцать серебряных долларов, Предусмотрительно подружившись с полицейским, он улаживает дела своей слишком доброй кузины.

III. А вечером в городском парке Шен Де встречает безработного лётчика Суна. Лётчик без самолёта, почтовый лётчик без почты. Что ему делать на свете, даже если он прочёл в пекинской школе все книги о полётах, даже если он умеет посадить на землю самолёт, точно это его собственный зад? Он как журавль со сломанным крылом, и нечего ему делать на земле. Верёвка наготове, а деревьев в парке сколько угодно. Но Шен Де не даёт ему повеситься. Жить без надежды — творить зло. Безнадёжна Песня водоноса, продающего воду во время дождя: «Гром гремит, и дождик льётся, / Ну, а я водой торгую, / А вода не продаётся / И не пьётся ни в какую. / Я кричу: „Воды купите!“ / Но никто не покупает. / В мой карман за эту воду / Ничего не попадает! / Купите воды, собаки!»

И Шен Де покупает кружку воды для своего любимого Ян Суна.


Владимир Высоцкий и Зинаида Славина в спектакле «Добрый человек из Сезуана». 1978 год

IV. Возвращаясь после ночи, проведённой с любимым, Шен Де впервые видит утренний город, бодрый и дарящий веселье. Люди сегодня добры. Старики, торговцы коврами из лавки напротив, дают милой Шен Де в долг двести серебряных долларов — будет чем расплатиться с домовладелицей за полгода. Человеку, который любит и надеется, ничто не трудно. И когда мать Суна госпожа Ян рассказывает, что за огромную сумму в пятьсот серебряных долларов сыну пообещали место, она с радостью отдаёт ей деньги полученные от стариков. Но откуда взять ещё триста? Есть лишь один выход — обратиться к Шой Да. Да, он слишком жесток и хитёр. Но ведь лётчик должен летать!

Интермедии. Шен Де входит, держа в руках маску и костюм Шой Да, и поёт «Песню о беспомощности богов и добрых людей»: «Добрые у нас в стране / Добрыми не могут оставаться. / Чтобы добраться с ложкою до чашки, / Нужна жестокость. / Добрые беспомощны, а боги бессильны. / Почему не заявляют боги там, в эфире, / Что время дать всем добрым и хорошим / Возможность жить в хорошем, добром мире?»

V. Умный и осмотрительный Шой Да, глаза которого не слепит любовь, видит обман. Ян Суна не пугают жестокость и подлость: пусть обещанное ему место — чужое, и у лётчика, которого уволят с него, большая семья, пусть Шен Де расстанется с лавкой, кроме которой у неё ничего нет, а старики лишатся своих двухсот долларов и потеряют жилье, — лишь бы добиться своего. Такому нельзя доверять, и Шой Да ищет опору в богатом цирюльнике, готовом жениться на Шен Де. Но разум бессилен, где действует любовь, и Шен Де уходит с Суном: «Я хочу уйти с тем, кого люблю, / Я не хочу обдумывать, хорошо ли это. / Я не хочу знать, любит ли он меня. / Я хочу уйти с тем, кого люблю».

VI. В маленьком дешёвом ресторане в предместье готовятся к свадьбе Ян Суна и Шен Де. Невеста в подвенечном наряде, жених в смокинге. Но церемония все никак не начнётся, и бонза посматривает на часы — жених и его мать ждут Шой Да, который должен принести триста серебряных долларов. Ян Сун поёт «Песню о дне святого Никогда»: «В этот день берут за глотку зло, / В этот день всем бедным повезло, / И хозяин и батрак / Вместе шествуют в кабак / В день святого Никогда / Тощий пьёт у жирного в гостях. / Мы уже не в силах больше ждать. / Потому-то и должны нам дать, / Людям тяжкого труда, / День святого Никогда, / День святого Никогда, / День, когда мы будем отдыхать».

«Он уже никогда не придёт», — говорит госпожа Ян. Трое сидят, и двое из них смотрят на дверь.

VII. На тележке около табачной лавки скудный скарб Шен Де — лавку пришлось продать, чтобы вернуть долг старикам. Цирюльник Шу Фу готов помочь: он отдаст свои бараки для бедняков, которым помогает Шен Де (там все равно нельзя держать товар — слишком сыро), и выпишет чек. А Шен Де счастлива: она почувствовала в себе будущего сына — лётчика, «нового завоевателя / Недоступных гор и неведомых областей!» Но как уберечь его от жестокости этого мира? Она видит маленького сына столяра, который ищет еду в помойном ведре, и клянётся, что не успокоится, пока не спасёт своего сына, хотя бы его одного. Настало время вновь превратиться в двоюродного брата.

Господин Шой Да объявляет собравшимся, что его кузина и впредь не оставит их без помощи, но отныне раздача пищи без ответных услуг прекращается, а в домах господина Шу Фу будет жить тот, кто согласен работать на Шен Де.

VIII. На табачной фабрике, которую Шой Да устроил в бараках, работают мужчины, женщины и дети. Надсмотрщиком — и жестоким — здесь Ян Сун: он ничуть не печалится из-за перемены участи и показывает, что готов на все ради интересов фирмы. Но где Шен Де? Где добрый человек? Где та, кто много месяцев назад в дождливый день в минуту радости купила кружку воды у водоноса? Где она и её будущий ребёнок, о котором она рассказала водоносу? И Сун тоже хотел бы знать это: если его бывшая невеста была беременна, то он, как отец ребёнка, может претендовать и на положение хозяина. А вот, кстати, в узле её платье. уж не убил ли несчастную женщину жестокий двоюродный брат? Полиция приходит в дом. Господину Шой Да предстоит предстать перед судом.

X. В зале суда друзья Шен Де (водонос Ван, чета стариков, дедушка и племянница) и партнёры Шой Да (господин Шу Фу и домовладелица) ждут начала заседания. При виде судей, вошедших в зал, Шой Да падает в обморок — это боги. Боги отнюдь не всеведущи: под маской и костюмом Шой Да они не узнают Шен Де. И лишь когда, не выдержав обвинений добрых и заступничества злых, Шой Да снимает маску и срывает одежду, боги с ужасом видят, что миссия их провалилась: их добрый человек и злой и чёрствый Шой Да — одно лицо. Не получается в этом мире быть доброй к другим и одновременно к себе, не выходит других спасать и себя не погубить, нельзя всех осчастливить и себя со всеми вместе! Но богам некогда разбираться в таких сложностях. Неужели отказаться от заповедей? Нет, никогда! Признать, что мир должен быть изменён? Как? Кем? Нет, все в порядке. И они успокаивают людей: «Шен Де не погибла, она была только спрятана. Среди вас остаётся добрый человек». И на отчаянный вопль Шен Де: «Но мне нужен двоюродный брат» — торопливо отвечают: «Только не слишком часто!» И между тем как Шен Де в отчаянии простирает к ним руки, они, улыбаясь и кивая, исчезают вверху.

Эпилог. Заключительный монолог актёра перед публикой: «О публика почтенная моя! Конец неважный. Это знаю я. / В руках у нас прекраснейшая сказка вдруг получила горькую развязку. / Опущен занавес, а мы стоим в смущенье — не обрели вопросы разрешенья. / Так в чем же дело? Мы ж не ищем выгод, / И значит, должен быть какой-то верный выход? / За деньги не придумаешь — какой! Другой герой? А если мир — другой? / А может, здесь нужны другие боги? Иль вовсе без богов? Молчу в тревоге. / Так помогите нам! Беду поправьте — и мысль и разум свой сюда направьте. / Попробуйте для доброго найти к хорошему — хорошие пути. / Плохой конец — заранее отброшен. / Он должен, должен, должен быть хорошим!»

Пересказала Т. А. Вознесенская. Источник: Все шедевры мировой литературы в кратком изложении. Сюжеты и характеры. Зарубежная литература XX века / Ред. и сост. В. И. Новиков. — М. : Олимп : ACT, 1997.

С этого спектакля по сути  и началась Таганка. А ведь Таганка Юрия Любимова могла так и не появиться на свет, Если бы не её крестный отец – Константин Симонов. Именно он, посмотрев работу молодых актеров, написал весьма благосклонную статью «Вдохновение юности», которая вышла в «Правде» 8 декабря 1963 года. А любая статья в главной советской газете, да еще за подписью общепризнанного авторитета советской литературы, была уже как приказ.

Старая программка спектакля:

Теперь отрывок из спектакля:

На сцене положения и персонажи известные каждому, почти бытовые, узнаваемые сразу. А боги и вовсе – смешная троица в современных костюмчиках, которая ищет ночлег. И это боги, которым предстоит решить судьбу мира, в котором – мы увидим – что для человека погибель, а что спасение.

Открывая драматургию Брехта, Любимов искал особые приемы работы с артистами – они учились разговаривать с публикой, потому что у Брехта есть положения, когда автору очень важна позиция актера вне образа, его собственное отношение к действительности, актер в это время из образа выходит, оставляя его в стороне...

Даже если вы никогда не видели «Доброго человека из Сезуана» на Таганке, один из фрагментов пьесы вам наверняка известен: Это песня – или зонг – «Шагают бараны в ряд». Эпический зонг эпического театра. Вот уж действительно — не теряющий актуальности ни в какие времена.

ГЕНИАЛЬНО!

Не нашла именно с видео из спектакля. Слушайте:

Занавес...

Подпишитесь на наш
Блоги

Спектакль "Добрый человек из Сезуана". Театр на Таганке. 60-70-е годы.

11:17, 16 мая 2018

Автор: Fisika

Комменты 12

Аватар

Почему никто не пишет о Целиковской, жене Любимова? Она находила пьесы, она используя свои немалые связи пробивала и студенческий спектакль и театр. Она тогда была звездой советского кино, а Любимов снялся в «Кубанских казаках» в эпизодической роли. Она забросила свою карьеру и полностью отдалась любимому делу мужа. Он был моложе и потом ее бросил.

Аватар

Спасибо за пост! Очень люблю и Брехта, и Высоцкого

Аватар

Пьеса на века. Все-таки человек - существо как самое лучшее, так и самое гнусное (. Спасибо за напоминание о замечательном спектакле.

Аватар

То есть, Шен Де и Шой Да это один и тот же человек? В смысле две стороны одной медали?

M

Недавно смотрела этот спектакль в Театре на Таганке (вторая моя постановка этого спектакля, которая понравилась намного больше первой). Прекрасная интерпретация, с юмором и прекрасной игрой актеров (пожалуй, только летчик не очень понравился)) А посыл у спектакля все же немного горький: никогда не нужно быть полностью добряком...

Подождите...