Пока часть сайта обсуждает, брить пелотку или так сойдет, предлагаю вернуться к бурному обсуждению в посте Лизбет: переводить имена собственные и названия в зарубежной литературе или нет. Как Рейвенкло превратился в Когтевран, так и в книге, которую мы сегодня обсудим, произошли серьезные изменения.

Загадка была: "Для русского варианта романа переводчики изменили фамилию главного героя и второстепенной героини, дабы не потерять игру слов, но все сохранить не удалось, т.к. в русском языке нет слова, которое обозначало бы одновременно и прах и дерево.  А вообще, если вы любите литературу, а особенно поэзию, то книга придется вам по душе!" Ответ на нее знала justius.

Антония Байетт.  Обладать

В оригинальной задумке основой становится история двух выдуманных поэтов Викторианской эпохи, Рандольфа Генри Падуба (в оригинале его имя — Randolph Henry Ash) и Кристабель Ла Мотт , вторая — история современных учёных и литературоведов Роланда Митчелла и Мод Бейли. Чтобы дополнить картину, скажу, что подругой главной героини становится Бланш Перстчет (в оригинале — Blanche Glover). Честно говоря, в этой ситуации я не поняла идеи буквального перевода фамилий. В данном случае попытки адаптировать мало что дадут, потому что Персчет не считается как перчатка. А Падуб - не точный перевод слова Ash.  Думается мне, те, кто смог бы весь перечень аллюзий вычленить из текста Байетт, понял бы игру слов и без перевода. 

На самом деле в книге очень много отсылок ко всевозможным мифам и легендам: от самой доступной - о Мелюзине, до мелких к древнегреческим и скандинавским мифам. Для любителей деталей - сплошное раздолье.

Да и вообще во всей книге чувствуется мощный подход. Придумать двух людей, двух писателей, придумать их книги, стихи! Стилизовать это под 19 век, причем так, чтобы невозможно было не поверить в реальность. По сути половину книги занимает эта мистификация, и это потрясающе. Сложно нереально, но зато возникает ощущение невероятно глубокого погружения.
Два мира: мир современных исследователей литературы и мир прошлого, кто из них более реален в итоге, я не смогла решить, но суть книги неизменна: это гениально от первой до последней строчки. Я всегда за такой подход, я понимаю его невероятную сложность... и, кажется, начинаю повторяться в своем восхищении.
Это книга о тех, кто ищет и о тех, кто хочет скрыть (но не получится, как вы понимаете), о том, что жажда обладать знаниями слишком высока. О том, что есть люди, готовые отринуть себя, опустошить ради прошлого. О том, что иногда проще прятаться в жизнях других людей, чем жить самим. И что даже можно при этом казаться себе очень значимым, главное, глубже не копать. 
И вся эта дикая смесь настолько сильна, что завораживает. Книга вызвала у меня целую бурю эмоций, я еще неделю думала о ней, а это так редко бывает.
P.S. В который раз убедилась, что нужно обязательно прочесть поэтов "Озерной школы", да и вообще расширить знания в английской литературе, потому что слишком мало нам давали и слишком много отсылок к тому, что мне покамест неизвестно.

Экранизация:

В 2002 году вышел фильм. Конечно, события книги значительно урезаны.  

В ролях:

Аарон Экхарт — Роланд Митчелл
Гвинет Пэлтроу — Мод Бейли
Джереми Нортэм — Рандольф Генри Эш (Падуб)
Дженнифер Или — Кристабель Ла Мотт
Лена Хеди — Бланш Гловер (Перстчет)

Цитаты: 

«Кто ты? 
Остов бессильный, 
Ссохшийся, мрачный 
В склянице пыльной 
На полке чердачной. 

Кем была прежде? 
Феб наущал меня, 
Жёг меня жар его. 
Это кричу не я: 
Голос мой – дар его. 

Что ты видишь? 
Зрела чудны дела: 
Тверди творенье, 
Цезаря видела 
Я погребенье. 

На что уповаешь? 
Чувство остынет. 
Клятвам не верьте. 
Как благостыни 
Жажду я смерти.»

Бывают почерки, при виде которых мутит, сколько бы лет ты их ни знал: год, три, тридцать три.

Наша способность принимать желаемое за действительное, друг мой, не знает границ: мы слышим то, что хотим услышать, видим то, что – как снова и снова удостоверяет нас зрение и слух – ушло навсегда; свойство это почти общечеловеческое, и пользоваться столь напряжённым и превратным состоянием души куда как легко.

Ты ведь знаешь, точно так же как я, что хорошая поэзия вообще не бывает уютной.

Всё равно и ложь и истину мы впитываем с молоком матери, где они пребывают нерастворимо: таков уж удел человеческий.

Красивая женщина, по словам Симоны Вайль, глядя в зеркало, говорит себе: «Это я». Некрасивая с той же убеждённостью скажет о своём отражении: «Это не я».

– Ты со мной в безопасности.
– В том-то и дело, я вовсе не в безопасности, с тобой. Но у меня нет желанья быть где-то ещё.

Литературоведы – прирождённые детективы. Вы же знаете, есть такая теория, что классический детективный рассказ восходит к классическим романам о супружеской неверности: всем хотелось узнать о происхождении ребёнка, проникнуть в тайну его рождения, выяснить имя отца.

Знаете, когда читаешь собрание писем любого писателя, когда читаешь её биографию, складывается впечатление, будто что-то упущено, до чего-то биографы не добрались – какое-то важное, переломное событие, нечто такое, что самой поэтессе было дороже всего. Всегда оказывается, что какие-то письма уничтожены – чаще всего как раз самые-самые.

Всё-таки не стихи сочиняются для барышень, а барышни существуют для сочинения стихов.

Дом – это что?
Это крепкие стены,
Тёплый приют от студёных ветров.
Дом – это где ступают степенно
И отступают за шторы без слов.
А сердце – как мина: тук-тук, тук-тук.
А думы – как крик средь гардин и ковров.
И вдруг – стёкла градом из окон, вдруг —
Взрыв разносит и стены и кров.

Сексуальность – словно толстое, закопчённое стекло, на что сквозь это стекло ни глянь, всё принимает одинаковый, смутно-расплывчатый оттенок. Вообразить просто углубление в камне, наполненное просто водой, уже невозможно!

Я не умею делать признаний. Не умею исповедоваться. Я всё храню в себе, только так я могу выжить, только так...

У Фергуса была черта, вообще свойственная бывшим любовникам, о чем, правда, Мод по недостатку опытности не подозревала: он любил подёргивать аккуратно оборванные, связывавшие их когда-то ниточки - то ли нити паутины, то ли нити кукловода.

Такова человеческая природа: люди охотно поспешат за тобою, едва ты только их разлюбишь или перестанешь к ним тянуться.
Письма, осенило Роланда, это такая форма повествования, где не бывает развязки.

Подумайте, только подумайте: автор писал своё сочинение в одиночестве, и читатель прочёл его в одиночестве, но таким образом они оказались наедине друг с другом!

Человек – это история его мыслей, дыхания и поступков, телесного состава и душевных ран, любви, равнодушия и неприязни, история его народа и государства, земли, вскормившей и его, и предков его, камней и песчинок знакомых ему краёв, история давно отгремевших битв и душевных борений, улыбок дев и неспешных речений старух, история случайностей и постепенного действия непреложных законов – история этих и многих других обстоятельств, один язычок огня, который во всём живёт по законам целого Пламени, но, вспыхнув единожды, в своё время угаснет и никогда больше не загорится в беспредельных просторах будущего.

Наверное, в каждую эпоху существуют какие-то истины, против которых человеку данной эпохи спорить бессмысленно, нравятся они ему или нет. И пусть даже неизвестно, будут ли их считать за истину в будущих веках.

Изнурительная и колдовская тяга к познанию влечёт нас по пути, которому нет конца.

Как часто, решив не блуждать без пути, устроить свою жизнь по правилам, мы обнаруживаем, что решение наше запоздало, правила неосновательны, а выбранный путь, бывает, ведёт не туда.

Анонс-загадка: Давным-давно, примерно полторы тысячи лет назад, было написано произведение об императоре Юстиниане, которое легло в основу одноименного современного творения.  Вы ее вряд ли читали, а вот любители древнегреческого из современного произведения точно знали, о чем речь.