Красота Лауры Дианти

Posted in Об истории by shakko on 28.10.2009

Лукреция Борджиа умерла летом, в день Рождества Иоанна Предтечи, в год 1519-й. В вечер её похорон дочь разорившегося феррарского шляпника Лаура Дианти, которой суждено будет стать преемницей Лукреции, внезапно поняла, насколько ей надоело быть проституткой; бедной, голодной, некрасиво одетой и смертельно усталой.

Лауре было шестнадцать, но от товарок по дому терпимости она знала, что все еще кажется подростком. От природы этой итальянке из простонародья были даны карие очи и густые черные волосы, которые составили бы ей в глазах романтиков XIX века славу первой красавицы. Но на дворе был Ренессанс, и хозяйка борделя, за наеденное пузо звавшаяся Роспой – «Жабой», заставляла её травить кудри до соломенно-желтого цвета и белить щеки. Кормили плохо и чем попало, да и у Лауры еще не прошли юношеские прыщи. Свое тело казалось ей неловким и слишком тощим. Она не умела разговаривать с людьми, сутулилась, и все также, несмотря на время, проведенное в этих стенах, не любила мужчин и не знала, что с ними делать.

С:)стьяно дель Пьомбо. «Куртизанки» — подобная внешность соответствовала идеалу женской красоты Ренессанса

А по улице шествовала погребальная процессия скончавшейся герцогини феррарской, побочной дочери папы римского Александра VI, сладострастника Борджиа Родриго. Восьмерка вороных коней, запряженных в черный катафалк, сверкала лоснящимися боками, в которых как в зеркале отражалось голубое небо; черные плюмажи трепетали на ветру. За гробом шли придворные-феррарцы и аристократы из прочих итальянских городов, приехавшие выразить свое уважение покойнице. Солнце нещадно палило, и Лаура, вместе с другими девицами отпущенная поглазеть на церемонию, потела в плотной толпе. Герцогиню в городе любили, хоть и баловали себя порой у камелька пересказом старых сплетен. Лет двадцать прошло, как умер её отец и скончался брат Чезаре, а после их смерти никто не замечал за ней ничего странного – может, и остальное было враньем.

Лаура не отрывала глаз от процессии – в жизни она не видала столько драгоценностей, кружев, атласа и бархата. Первым за телом следовал вдовец – владетель их герцогства Альфонсо I из рода Эсте. Заросшему бородой угрюмому мужчине было чуть за сорок. Росту он был среднего, но широк в плечах и мускулист, будто был кузнецом, а не вельможным властелином. Лаура слышала, что любимое занятие его – новомодная наука, зовомая артиллерией, и что порою он сам вставал у доменных печей, чтобы проследить за отливкой пушечного жерла. Отец рассказывал ей, что в последнюю войну от вражеских войск Ферраре удалось отбиться именно благодаря мощным и самым новейшим мортирам и бомбардам.

Доссо Досси (Тициан?) Портрет герцога Альфонсо д’Эсте, опирающегося на пушку

Впрочем, девке Лауре на это, наверно было плевать, но как всякая женщина, она прислушалась к сплетне, которую пересказывал посыльный стоявшей рядом служанке (горничная из замка рассказала соседке-молочнице, а та мяснику, а тот своей жене, а та церковному служке, а тот торговке рыбой, а от него уже этот посыльный узнал), сплетне о том, что когда герцогу Альфонсо сообщили о том, что жена его не сумела разрешиться от бремени и в муках скончалась, то отвернулся герцог Альфонсо, и в глазах его мелькнули слезы, и потом, посмотрев на мертвое тело, он заперся и не выходил всю ночь. Прислушалась Лаура – и со вздохом пожалела вдовца, сурового воина, всю жизнь воевавшего против папских армий и теперь потерявшего прекрасную белокурую супругу Лукрецию. Потом она подумала о своих убитых в мертвую желтизну волосах (сначала соком ревеня, затем лимона, потом вообще вонючей серой), вздохнула еще горшее и выбралась из толпы, отправившись назад в постылый дом терпимости.

В этот день по случаю девушка была одета прилично – в коричневое закрытое платье и волосы спрятаны под плотным чепцом. Она выспалась сегодня, и от этого кожа её казалась неожиданно красивой. Но окончательно её судьбу решило то, что она остановилась на базаре и на сбереженные гроши купила себе кулёк малины.

Счастливая своим выходным днем, Лаура шла по пустой улице, залитой солнечным светом, улыбаясь своим мыслям и радуясь неожиданному одиночеству. Рот её, заалевший от сока ягод, вдруг сделал Лауру потрясающе хорошенькой. Невиданной удачей стало, что её увидела в этот момент не алчная хозяйка жаба Роспа (нагрузила бы работой), а немолодой каноник Джованни Салерно.

Феррарская улица

У каноника Джованни был небольшой приход, средний доход, двухэтажный дом на набережной реки По, небольшой животик сибарита, подагра и хорошая библиотека. Единственное, чего не хватало – экономки. Предыдущая, кума Мариэлла, прожила с ним двадцать лет, пару раз даже родив ему детей (отосланы в деревню), но этой зимой она скончалась, и Джованни скучал. Еду готовил теперь молчаливый Спиридоно, который лишь фыркал на попытки хозяина завести с ним беседу.
Девочка в коричневом платье с вишневыми губами, улыбающаяся в солнечном свете, заставила его с горечью ощутить свое одиночество.

Он любовался ею, стоя на углу улице и, наверно, никогда бы не решился подойти, чувствуя себя старым развратником, но тут Лауру увидел помощник плотника и закричал:

– Привет, шлюха!
Лаура споткнулась, потупилась, покраснела и прошла мимо.
– Эй, шлюха, может, в следующий раз возьмешь подешевле и постараешься побольше? – не замолкал плотник.

Каноник Джованни задумался. Потом он пошел вслед за Лаурой.

Расстроенная и растерявшая все хорошее настроение, девочка вдруг снова превратилась в безобразное существо с лицом, похожим на непропечённый кусок теста. Но Джованни все еще видел её скрытую красоту. Невероятное чувство распирало его изнутри – он знал тайну, которая была на виду, но которую не замечал никто. «Посмотрите! – хотелось крикнуть ему, – из нее же вырастет потрясающая красавица!». Так флорентиец Микель Аньоло смотрел на кусок щербатой горной породы и видел спрятавшуюся внутри него прекрасную статую.

Он нагнал её уже вблизи дома терпимости.

Заговорил. Сердце и долгие годы пастырства научили его разбираться в людях. Он увидел, что девушка, несмотря на семнадцать лет и торчащую грудь – все еще ребенок, нелюбимый и несчастный. Она не улыбалась и не смотрела в глаза собеседнику. Ей хотелось остаться одной. Это было главным желанием последних нескольких лет ее жизни, главным и несбыточным.

Наутро он пришел к Роспе и дал ей денег. За Лауру, нелепую швабру, попросили немного.

К нему вывели девушку. Её желтые волосы были накручены и торчали как баранья шерсть, лицо набелено, глаза подведены, безобразное зеленое платье по последней моде сплющивало груди, кожа казалась оливковой. Несчастная кукла молчала.

Джованни Кариани. «Четыре куртизанки и три аристократа», 1520

Джованни страстно захотелось её окунуть в ванну и как следует отмыть.
Он попросил привести её на следующее утро к заднему крыльцу, сказал, чтобы она оделась прилично, как на похороны:

– Я не хочу, чтобы соседи догадались о её профессии.

Назавтра толстуха Жаба и Лаура, с каменным в лицом в тугом чепце, постучали в заднюю дверь каноника.

* * *
В новом доме Лауре было странно. Каноник Джованни показал ей её комнату с деревянной кроватью и недавно побеленными стенами. Углы, тем не менее, уже были обжиты пауками. Лаура вымела насекомых.

Дом вообще был запущен. Поначалу робко, затем все более по-хозяйски, она начала отмывать кухню, заросшую от грязи мужской готовки. Медные кастрюли снова засверкали медовым отливом. Она испытала чувство гордости собой и своей работой, забытое за последние годы.

Каноник был добр с ней. Говорил ласковым голосом, подарил новую одежду, пытался расшевелить и заставить улыбнуться той улыбкой, которую он увидел тогда в залитом солнцем переулке. В свободное время он начал учить её читать. Постепенно чувства Лауры к нему менялись – он становился ей дорог, она почувствовала, что ему можно верить.

Будь этот рассказ сентиментальным и любовным, в нем бы было написано, что однажды, несколько месяцев спустя, Лаура окончательно поняла, что Джованни не желает ей зла, поверила, что он по-настоящему её любит, и тогда пришла к нему в постель и одарила тем, о чем он так долго мечтал. Но жанр здесь другой – и поэтому честно признаюсь, что каноник принялся спать с ней с первого же дня под его кровлей, совершенно не интересуясь мнением Лауры по этому поводу.

Но он был трезвым, чисто вымытым и с ласковыми руками, так что, в общем, для Лауры и этот вид взаимоотношений стал откровением.

Джованни Кариани. Портрет старика с книгой и ожерельем из ракушек. 1-я пол. 16 века

Время шло, ей исполнилось семнадцать. Лаура не замечала перемен, но каноник видел, как она начала становится другой. Отросли её черные волосы. Сон, обильная еда, отсутствие тяжелого труда и забота пожилого обеспеченного мужчины преобразили взрослеющую девчонку.

Если с формой носа все в порядке, любая женщина может стать прекрасной – главное, чтоб на душе у неё были счастье и спокойствие. Каноник с наслаждением смотрел, как она меняется, и делал главное, что необходимо, чтобы вырастить красавицу – он говорил ей:
– Какая же ты красавица!
– Нет, ну что вы болтаете, я же уродина, – спорила с ним с детства затравленная Лаура, но он не унимался, и повторял ей вновь и вновь, пока она не начинала хохотать.

На день рождение Джованни подарил ей невероятно дорогое венецианское зеркало – чтобы она училась держать себя.

Лаура начинала верить его словам постепенно: вдруг заметила, что на рынке покупать товары стало намного легче – с ней не торгуются и предлагают лучшие куски; затем прохожие, даже гордецы-вояки, стали уступать ей дорогу и улыбаться вслед, провожая взглядами, свистеть, причмокивать, восклицать и даже произносить длинные фразы, поминая Мадонну. Как-то к Джованни пришли друзья, а она разливала вино. Заметив пристальные взгляды на своих выпуклостях, она смутилась и ушла к себе. Послезавтра один из них, кривоногий капеллан герцога, подстерег её на улице и предложил перейти работать к нему, посулив жалованье в два раза больше. Она посмотрела на него своими спокойными глазами, улыбнулась мило. Он, затаив дыхание, ждал ответа.

Каноник Джованни смотрел на них из окна своего кабинета, и сердце его бешено колотилось от отчаяния.

Джованни услышал, как она открыла дверь и прошла на кухню. Он спустился вниз, она улыбалась и ощипывала гуся.

– Что вы желаете завтра на ужин? – спросила она, достав нож и начиная потрошить птицу.
– Не появились ли на рынке лангусты? – задал он встречный вопрос, не в силах спросить о том, что его интересовало на самом деле.
– Да, сезон уже начался, – ответила она, напевая себе под нос. Потом она подняла голову, увидела, что каноник бледен, потеет и не сводит с неё взгляда. Отложила нож, вымыла руки, подошла к старику, обняла его крепко-крепко. Поцеловала и не отпускала очень долго.

Джованни Кариани. Христос и грешница

* * *

Четыре года спустя, осенью, каноник Джованни слег. Он вызвал нотариуса, еще раз проверил завещание, все средства, какие мог, поделил между своими детьми от кумы Мариэллы и Лаурой. Денег выходило немного. Мысли о том, каково ей будет оставаться здесь одной, отравляли ему последние дни.

Он закашлялся и кликнул Лауру. Она пришла и села рядом со стариком, чья кожа пожелтела от старости и болезни, стараясь не заплакать. Ей было стыдно – этой весной Лаура в первый раз по-настоящему влюбилась. Молодой аристократ с телом Аполлона поймал её взгляд в церкви. Подошел, заговорил. Последовало несколько быстрых встреч – Лаура поверила, что он заберет её в свое палаццо и будет носить на руках. А щеголь Бернардо, лейтенант в герцогских войсках, переспав несколько раз со служанкой священника, пускай и редкой красоткой, выбросил её из головы и завел новую любовницу.

Лаура же ждала и верила, потом поняла, что осталась обманута и долго врачевала свою сердечную рану. Теперь же она сидела рядом с ложем каноника, и ей было стыдно за свои мечты оставить его – вот, пришел день, когда они действительно расстанутся, и теперь ей это совсем не в радость.

– У меня нет денег тебе на приданое, – бормотал каноник, – но я оставил тебе все ценные вещи и одежду. Деньги, какие возможно, сохранит тебе сеньор Анастазио.

В обед он умер. Старухи, бывшие при церкви, пришли обмывать его тело и заворачивать в саван. Лаура, залитая слезами, была им не помощница. Сеньор Анастазио попросил сожительницу каноника не показываться на похоронах, которые обещал посетить епископ. Лаура вздрогнула от его слов, но потом испытала к нему благодарность: он прислал своего племянника Беппо, который помог Лауре перевести её вещи в те две комнаты, которые по просьбе Джованни успели снять для неё. Прислал вовремя – по дому уже начали ходить совсем чужие люди и по-хозяйски рассовывать ценные мелочи по рукавам и кошелькам. Слуга Спиридоно даже подрался с какой-то старухой за зеркало Лауры, но сумел его отстоять.

Торжественные похороны в XVI веке (погребение Елизаветы Тюдор)

Лаура все же пошла на похороны, но стояла позади и спрятав лицо. Над гробом каноника сказали хорошие речи, но она уже не плакала от них, а просто крутила на пальце кольцо, подаренное покойным. Потом она бродила по узким улочкам позади кафедрального собора, утопающим в тени огромного здания. Прогулки в одиночестве всегда успокаивали её. Мельком на каком-то балконе увидела Бернардо – плевать, она теперь поняла, что такое любовь, это же был пустяк, хотя и причинивший боль. Веселые студиозы из Университета кричали ей вслед, возбужденные гармонией её по-античному белоснежного лица. Она бродила и думала, как ей жить дальше. Неожиданно вышла к кварталу из дурного сна, из прошлого – к дому Роспы. Вздрогнув, отвернулась и побыстрей вернулась в свою новую квартиру.

В темных комнатах, не выходя наружу к людям, она просидела дня два. Потом её нашел один из знакомых каноника, университетский преподаватель, видевший её прежде и теперь желавший оказать бедняжке свое покровительство. Уходя, в дверях он столкнулся с кривоногим капелланом герцога, воодушевленным той же самой благотворительной мыслью. Капеллана Лаура отправила прочь, а вот еще одного случайного знакомого, офицера папских войск, недавно вернувшегося из похода, благодаря которому Альфонсо д’Эсте вернул себе город Реджио, отнятый папой, приняла с большим гостеприимством. Все складывалось достаточно удачно: Лаура уже давно перестала быть нелепой девчонкой, ей исполнилось двадцать два, и у неё появилось умение, часто свойственное очень красивым женщинам – получать все, что ей хотелось – как благодаря своей внешности, так и сквозившей в осанке и жестах уверенности, что по-другому и быть не может. Гостей у нее было мало, и всех она принимала с таким спокойным достоинством и теплотой, что бывать у неё было в радость, и спустя четыре месяца она переехала в изящно отделанный особнячок на Виа делле Вольте и обновила свой гардероб. Лазурь и изумруды шли ей, павлиньи перья на тюрбане – новая мода, введенная герцогской сестрой, Изабеллой д’Эсте, маркизой Мантуанской – оттеняли белизну её кожи и вороново крыло волос, богатое тело радовало мужские руки, а нежный голос – утомленные души.

Тициан. Портрет Лауры Дианти (достаточно поздний, плюс по моему мнению, фотография кривая — снята в перспективном искажении, а потом обрезана. Зато цвета красивые

Такой и увидел её в первый раз Альфонсо д’Эсте, герцог феррарский, уже пять лет как вдовствующий после потери своей супруги Лукреции.

Недавно он возвратился из Реджио, которое приводил в порядок после десятилетней оккупации его Святым Престолом, и чувствовал себя усталым и утомленным. Через два года ему исполнялось пятьдесят, а он ощущал на своих плечах еще годков двадцать сверху. Жизнь его, вся прошедшая в войнах Камбрейской лиги, на полях боёв, затянутых оружейным порохом и пахнущих кровью убитых французов и итальянцев, была полна похождений и схваток, но уже начала надоедать некой монотонностью своего многообразия. Пир, который устраивал один из его командиров по случаю своей грядущей женитьбы, встретил его низким гулом виол, шалюмо, лютней и жужжанием женских голосов.

Доссо Досси. Портрет Альфонсо д’Эсте, ок. 1530

Лаура не умела петь, музицировать и не разбиралась в литературе, её атласное платье было не из самых роскошных, а драгоценности – просты, и остальные куртизанки поглядывали на неё свысока. Попала она на это роскошное пиршество почти случайно – её привел с собой знакомый офицер, преданный её покровитель, который быстро напился и заснул под картиной Тициана с изображением Ариадны и Бахуса. Она осталась сидеть с ним рядом, с полуулыбкой и некоторым волнением вглядываясь в кипучее веселье, бушующее перед ней. Пышнотелые златовласые прелестницы восседали на коленях у воинов и кормили их вишнями и виноградом. Жених облизывал пальцы несравненной Джулии Феррарезе, ненадолго вернувшейся из Венеции, она заливисто смеялась, и её груди маняще сотрясались гроздьями напротив его лица. Французские музыканты ласкали струны виол, которые отзывались им нежными радостными голосами. Воздух был полон запаха горячего вина и специй.

Тициан. «Вакх и Ариадна» — картина, написанная по заказу герцога д’Эсте

В разгар праздника, наконец, пришел герцог Альфонсо, сел в кресло, обитое малиновым бархатом, устало вытянул ноги. Красавицы наперебой бросились ухаживать и за ним. Лаура отрезала себе кусок мяса и щедро посолила его – соль была феррарская, из герцогских рудников Комаккьо, еще одного повода вражды с папой, который хотел, чтоб все покупали лишь его соль из Червиа. Запила вином и меланхолически спросила себя, когда же можно будет отправиться домой – она не любила людских сборищ.

«Целуй меня, моя сладенькая» – заиграли прованский шансон Жоскена Депре музыканты. Лаура незаметно сбросила тесные туфли. Её движение плечами привлекло внимание скучающего герцога.

Baisés moy, ma doulce amye…

Первое, что он заметил – волосы. Его первая жена, Анна Мария Сфорца, была бледной и тонкой, с гладкими локонами цвета льна и фигурой, уместной в средневековых мадоннах, а не в герцогских супругах. Она и скончалась при неудачных родах. Вторая жена его, Лукреция Борджиа, с которой он прожил семнадцать лет и произвел на свет девять детей, обладала кудрями цвета зрелой пшеницы, вьющимися и волнистыми. Он ненавидел её сначала, папского выблядка, затем ревновал и хотел приручить, сломать хребет – как смела она изменять? Потом привык, и нашел в Лукреции хорошую герцогиню и верного помощника, но никогда не любил до дрожи в коленях, и никогда не хотел носить на руках.

Анна Мария Сфорца; Лукреция Борджиа

Честно говоря, от блондинок герцог Альфонсо даже устал: слишком покорны женщины вокруг были велениям моды. Крупная женщина, сидевшая в одиночестве в дальнем углу зала оказалась брюнеткой с мраморной кожей и вишневыми губами. Лицо она не сурьмила, улыбалась искренне – своим мыслям, и оттого казалась неожиданно дивной на этой выставке распутства.

Он поманил её к себе пальцем.

* * *
Полуголый, горячий от льющегося пота, герцог Альфонсо д’Эсте не мог оторвать глаз от самого лучшего на свете зрелища: на свет появлялась его новая гигантская бомбарда. Огромная, остывающая на его глазах, она состояла из двух отдельных частей, которым предстояло быть соединенными вместе. Стенки камеры задней части пушки делались очень толстыми – чтобы выдерживать взрыв огромного заряда пороха, который понадобится, чтобы стрелять железными ядрами того диаметра, как задумал герцог.

Он вытер пот и обрадовано стал беседовать с литейщиками, как и он, довольными тем, как идет процесс. Альфонсо сам рассчитывал эту пушку, и вроде бы все идет хорошо – хотя ничего нельзя знать заранее, пока не будет произведен первый выстрел. Оставалось только ждать. Он оделся, накинул на плечи свою роскошную мантию, которую заботливый оруженосец отобрал у него еще при входе в кузню – чтобы не мех не пропах, и отправился в свои комнаты. Чувство бодрости, которое покинуло его лет пятнадцать назад, казалось, навечно, вновь возвратилось в его тело. Он шел подпрыгивающей походкой и улыбался.

Уже два месяца, как каждый день, такой же веселый и окрыленный, он возвращался домой и обнимал Лауру Дианти.

Сначала он не думал, что все выйдет так. Он много путешествовал и имел много женщин, в том числе и куртизанок. Например, та самая искусница Джулия Феррарезе, которая была на том же пиру, где он увидел Лауру, провела с ним недели две, и все, кроме плотской страсти с ней, вызывало в нем скуку – она кокетничала, стуча ресницами; подобно Анжелике из «Неистового Орландо» (сочиненного его придворным поэтом Ариосто), властно поводила плечами, уверенная в том, что владыки любят, когда ими вертят слабые женщины, выпрашивала подарки, поддерживала разговоры лишь на сальные темы и смотрела на него хищными глазами совы.

Доссо Досси. «Аполлон и Дафна» — картина, заказанная герцогом, возможно, в озноменование своей любви к Лауре (Дафна — нимфа лавра)

Лаура была совсем другая. У неё была уютная мягкая грудь, и ему нравилось просто лежать с ней рядом, уткнувшись носом в её тело. Впервые в жизни он поселил женщину в спальне своего герцогского дворца – у покойных герцогинь были свои покои, и он посещал их, когда возникала необходимость, тратя время на прогулку по длинному коридору. Походные девицы под сенью военной палатки были не в счет. С Лаурой все вышло по-другому. С первого же дня она оказалась такой теплой, душевной и надежной, что он недоумевал, как же он умудрялся находить успокоение, когда её не было рядом. На днях он разговорился с литейщиком Карлуччо, своим любимым товарищем по огневой потехе, как он знал, счастливым в браке:

– Впервые в жизни я чувствую себя по-настоящему женатым, как женат ты, или все нормальные люди вокруг. Каждую ночь я засыпаю с ней в обнимку, просыпаюсь, и она – все также рядом. Какое счастье, что она – не аристократка! Её не заботят поэзия Пьетро Бембо, модный наряд для мессы, длина её родословного древа по сравнению с моим или отказ Леонардо нарисовать её портрет!

– А что её заботит? – улыбнулся ему литейщик. Они с герцогом собирались на крестины его недавно родившегося сына, Альфонсо с Лаурой согласились быть восприемниками.
– Покормить меня горячим ужином, снять с меня вечером узкие сапоги, потереть мне спинку в ванне и послушать о том, что я делал за день, – блаженно перечислил герцог, глядя куда-то поверх плеча Карлуччо расфокусированным взглядом.

– Ага, послушать… – развеселился Карлуччо. – Ты знаешь, я собственными глазами застал тот момент, когда ты в нее влюбился по-настоящему. Ты привел её сюда, к нашим печам, и часа три подряд рассказывал: «Порох есть телесная и землистая вещь, составленная из мощи четырех первоэлементов. Когда в некоторую часть этой чрезвычайно сухой субстанции посредством серы вводится пламя, это производит умножение воздуха и огня. Правда, ведь интересно, Лаура?». А она отвечала «Правда! Объясняй дальше» и смотрела на тебя вот таким же бессмысленно счастливым взглядом, какой у тебя сейчас.

Парные (?) портреты Лауры Дианти (Тициан) и Альфонсо д’Эсте (копия Тициана)

И они оба рассмеялись. И герцог знал, что Лауре на самом деле действительно было интересно, как он умеет лить из железа стрелковое оружие и другие орудия, и очищать селитру, и стрелять из больших и малых пушек. А Лаура сидела у себя в комнате и думала о том, как бы довольна она была, если бы Альфонсо оказался не герцогом, а простым кузнецом или солдатом, и просто обвенчался бы с нею, и жили бы они в простом доме – потому что в этом огромном замке с оравой слуг она, со всем своим неожиданным счастьем, чувствовала себя немного неуютно и боялась, что в любой момент это неожиданно кончится.

«Впрочем, герцог – это тоже здорово», подумала она, и полюбовалась в зеркале на свое новое ожерелье из огромных индийских сапфиров.

Поместье, подаренное герцогом Лауре

* * *

Через три года она родит ему первого сына – Альфонсо, еще через три – второго, крещенного Альфонсино. Герцог подарит ей восхитительное имение Делиция дель Вергинезе, с особняком-игрушечкой, куда они будут приезжать всей семьей, проводить лето и отмечать праздники. Вместе они проживут десять лет. В 1530 году в возрасте 58 лет герцог Альфонсо умрет на руках у своей любимой Лауры. Говорят, перед смертью он успеет с ней обвенчаться. Престол герцогства унаследует его сын от Лукреции Борджиа.

Доссо Досси. Женский портрет (Лаура Дианти в пожилом возрасте?)

Богатая, но опечаленная, Лаура поселится на своей вилле, будет растить своих сыновей, узаконенных завещанием отца, приглашать к себе лучших художников и поэтов, научится разбираться в поэзии и играть на музыкальных инструментах. Прожив остаток жизни в своем удовольствии в окружении прекрасных вещей, Лаура скончается в 1573 году, разменяв седьмой десяток и покачав на коленях внуков, одному из которых, Чезаре, суждено будет стать герцогом вместо потомства Лукреции.

(с) Шакко, shakko-kitsune.livejournal.ком