После снятия Блокады мама ушла с комбината поближе к дому в военное училище на Лермонтовский уборщицей. Было голодное время, карточная система, очень тяжело, все люди ожили, все были веселые. Но мама с работы приносила объедки, которые оставались от военных. Сама там кушала, а мне приносила литровую баночку. Когда война кончилась, с фронта пришел отец, он был совсем обозленный на то, что всю войну солдаты были голодные: их не кормили, в отличии от офицеров, которые всегда были сыты.

      Папа устроился на работу и каждое 1 и 9 мая мы ездили на демонстрации на машине. Мы ездили на Дворцовую площадь, все люди ожили, все были веселые, хоть и была еще карточная система, и было голодно. Позже отец бросил нашу семью, ушел к другой женщине, а мы с мамой всю жизнь прожили вдвоем.

      Вот говорят «Никто не забыт. Ничто не забыто»… В реформу 90-х годов все скопленные мною непосильным трудом деньги пропали… В то время мама уже была в больнице, очень сильно болела, не могла вставать. Надо было за ней ухаживать, а я не могла, работала, зарабатывала. А однажды утром мне позвонили и сказали, что мама умерла… Я поехала к главврачу, забрала документы, а маму хоронить не на что, деньги заморожены. В сберкассе денег не выдают. Я не знала, что мне делать. Пошла в собес, мне дали 200 рублей, но что такое 200 рублей, разве на это маму похоронишь… Просила помощи у родных, которые остались, но все мне отказали, боялись, что умру раньше и вернуть не смогу, а я бы ведь им все-все до копеечки выплатила. На завод ходила, где мама работала, но и там мне отказали: все документы у мамы в войну из сумки украли, никак мне было не подтвердить, что она столько лет жизни на этот завод положила. Главный врач посоветовал написать заявление, что я  отказываюсь маму хоронить. Но я ведь не могла, как же я маму не похороню... Но было безвыходное положение, и я написала…Даже не простилась с мамой. На душе до сих пор камень  - ведь человек, ни с чем не считался, ни с голодом, ни с холодом, ни с лишениями, всю войну проработала, мины делала, на казарменном положении была, отец ее бросил, сама не ела, все мне приносила, а я не могу ее похоронить. Маму сожгли в крематории, и я поехала на Пискаревку за урночкой. Взяла ее и не знала, что делать. Жила я тогда в Красном селе. Теткин муж предложил подхоронить ее на Красненькое кладбище к маминому брату. Так и сделали. Но до сих пор себе простить не могу, что с ней не попрощалась… А сейчас даже самой могилы будет не найти. Мне стало не по силам приезжать и поддерживать оградку и раковину в хорошем состоянии, родственники тоже этим не занимались. Потом я узнала, что это место расчистили для новых захоронений, как заброшенное.

      Я всегда хотела сама книгу написать, много раз пробовала, но напишу листочек, расплачусь и отложу…А очень хочется, чтобы память была, чтобы дети прочитали и знали, что в войну было, а то как будто ее и не было вовсе…