Я очень долго думала писать этот пост или не стоит. Но сегодняшний разговор с
некоторыми сплетницами поставил жирную точку в сомнениях. Я не знаю, что
руководит людьми, которые говорят, что Ленинград нужно было отдать. Что если
бы мы сдались фашистам - сейчас жили бы в раю. И прочее, прочее, прочее. Еще
раз прошу прощения за тяжелый пост, но считаю, что это нужно.
Накануне блокады г. Ленинграда семья состояла из шести человек: отец, Фёдор
Николаевич, мать – Мария Антоновна, сын– Николай Фёдорович(19 лет), сын
Александр Фёдорович (12 лет), дочь – Татьяна Фёдоровна (7 лет), сын – Владимир
Фёдорович(2,5 года). В самом начале старший сын ушёл на фронт.
Остальные остались в блокадном Ленинграде. Средний брат, Саша, вёл записи
(дневник). Некоторые выдержки из дневника нашей жизни в блокадном Ленинграде
приведены ниже:
Предложили эвакуацию – отказались. Разбомбили Бабаевские
продовольственные склады. С питанием становилось всё хуже и хуже. Убавили
продовольственный паёк, стало трудно жить, стали все худеть и истощаться.
Сломали во дворе все деревянные сараи, боялись, что загорятся от «зажигалок».
Доски закапывали в землю, на дрова.
Октябрь месяц. Остро стоит вопрос о питании. Поехал за сорок километров к
Ладожскому. С большим трудом, руками, выкопал из мёрзлой земли картошку, 15
килограмм.
Капать не разрешали, отбирали, штрафовали. Выпал
снег, начались трескучие морозы. Мы с мамой ходили выкапывать прелые, зелёные
капустные листья. Набрали целую кадку, и питались этим какое-то
время. Вши совсем заели. Лезут и лезут. Узнали, что где-то сдохла
лошадь, ей сбросили в яму. Мама с Татуськой (я болел) пошли за падалью. Идти
было далеко, трамваи не ходили. С мамой пошли и другие, но они не выдержали и
вернулись назад. У ямы было уже человек двадцать. В яме копошились три
татарина. Они отрубали себе лучшие куски конины. Мама с топором прыгнула в
яму, перед ней расступились, и она торопливо стала обрезать кишки. Выбралась
из ямы под ругань и угрозы, сложила кишки в мешок и пошла домой. Идти было
тяжело. Татуська капризничала, её надо было тащить за руку. В руках у мамы
были лопата, топор и мешок с кишками, в другой руке. Дома вымыли эту падаль и
мама, вместе с картофельными очистками, сварила наподобие
пюре. Постучались в дверь. Вводят мужчину – это наш папа, был страшный,
глаза навыкате. Упал на дороге, подняться не смог. К тому времени стали
выдавать продуктовые карточки. 125 грамм хл:)– на человека
. На детей крупы. Большая часть пайка перепадала Вовчику. Папе
становится всё хуже и хуже. Он начинает потихоньку сходить с ума от недостатка
пищи. А эти вши, вши на теле! Их целые полчища.Их давят а они всё ползут
и ползут.Сотни, а может, и тысячи. Всё тело расцарапано в кровь, а в этих
ранках – вши, вши! Пьют и пьют кровь. А Вовчик, он дурачек, не понимает – и
чешет, и чешет себе коготками головку. Коготки у него большие и острые (их уже
не стригли) и у него кровавый колтун на голове. Помыть не можем, всё замёрло:
ни воды – ни света. Мама пошла в столовую, чтобы принести покушать папе. Мы с
Татуськой остались одни. Играли, разговаривали. Не заметили, как папа
успокоился. Уснул навечно. Пришла мамочка. Как назло, долго стояла в
очереди. Подошла к папе и вдруг вскрикнула, упала ему на грудь и стала
рыдать.Да, тяжко нам было тогда. Устроили меня в заводскую столовую
поварёнком, это на «Малой Юхте», в двенадцати километрах от нашего дома.
Каждый день пешком по 24 километра. В сильные морозы, в кирзовых сапогах, в
осеннем пальто, при недоедании. Было очень трудно. По утрам плакал. Не
хотелось уходить от мамочки. Как-то мамочка нашла на Невском дохлую
кошечку. Принесла домой, чтобы сварить её нам. Мы и слушать не хотели,
категорически отказывались. Когда сварила – мы скушали с аппетитом – было
очень вкусно. В квартире целый день полумрак, очень холодно.
Светомаскировка примёрзла к окнам– не оторвать. Двери в квартире не
закрываем, нету сил. В городе идёт большое воровство. Как нас не
обокрали? Среди ночи почувствовали, что задыхаемся от дыма. Вся квартира
была в дыму. Было очень холодно и жутко. Татуська выбежала и стала стучать
соседям и нечаяннозахлопнула дверь в квартиру. Соседи стучаться – и не могут
зайти к нам. А мы в дыму задыхаемся. Голова кружится ине можем открыть дверь.
Пламя уже вырывается из кухни. Мамочка с Вовчиком на руках уже не может идти,
она села накровать – всё, конец. Я чувствую, что сейчас упаду и из последних
сил разбил стекло. Сильно порезал руку и на всю жизнь теперь остался со
скрюченными пальцами. Мама выбежала на балкон босиком и сильно
простудилась. Конец декабря. Стало совсем плохо. В доме оставался только
хлеб по 125 грамм. Мама стала всё менять на хлеб. Сожгли всю мебель. Маме
становилось всё хуже и хуже. Она чувствetn, что не увидит больше старшего
сына. С работы шёл очень быстро, что бы увидеть мамочку. Порезал
палец, отстранили от работы. Рука распухла, почернели пальцы — ждал, когда
дадут продуктовые карточки. Три дня пролежал на кровати в подвале столовой,
ничего не ел. Заели вши, всё тело распухло. Карточки не получил – и пошёл
домой, что бы увидеть мамочку. Быстро идти не получалось, кружилась голова
–слабость. Было как-то тревожное предчувствие, а вдруг мамочка… Подошёл к
дому, а ноги наверх не идут. Зашёл в комнату, а там лежит наша мамочка –
уснула навсегда. У меня всё помутилось. Бедный Вовочка лежит рядом с
мамочкой, покрытый вшами, тихий, не плачет, наверное, не понимает, что
случилось. Маму завернули в одеяло, вынесли на улицу и оставили там. Хоронить
не было сил. «Были созданы специальные бригады, которые собирали
трупы». Вовочку забрали в дом малютки, мы уже ничего сделать не
могли. Остались с Татуськой одни, еле двигались, опухли. Говорили, что
уже не выживем. Помогли подать заявление на эвакуацию, собрали нас, как
могли и отправили на эвапункт Приморского района. Оттуда нас отправили в г.
Горький, к родственникам. Так мыс Татуськой и Вовчиком попрощались с ещё
блокадным Ленинградом. Папа и мамочка попрощались раньше нас...
Блокада языком цифр:
Наличие основных продуктов питания на 12 сентября 1941
года:
Хлебное зерно и мука – 35 суток;
Крупа и макароны – на 30 суток;
Мясо и мясопродукты – на 33 дня;
Жиры – 45 суток;
Сахар и кондитерские изделия – на 60 суток.
Нормы выдачи хл:) с 18 июля по конец сентября
1941 года:
рабочим – 800 граммов;
служащим – 600 граммов;
иждивенцам и детям – 400 граммов.
Нормы выдачи хл:) с 1 октября по 13 ноября 1941
года:
рабочим – 400 граммов;
служащим – 200 граммов;
иждивенцам и детям – 200 граммов.
Нормы выдачи хл:) с 20 ноября по 25 декабря 1941
года:
рабочим – 250 граммов,
служащим и членам их семей – 125 граммов;
личному составу военизированной охраны, пожарных команд, истребительных
отрядов, ремесленных училищ и школ ФЗО, находившемуся на котловом
довольствии – 300 грамм.
Такие нормы привели к резкому скачку смертности
от голода – за декабрь 1941 года умерло около 50 тысяч человек.
В конце декабря 1941 года нормы выдачи хл:) были повышены
до 350 граммов рабочим и до 200 граммов остальным жителям
города (при этом до 60% хл:) составляли практически несъедобные
примеси, добавлявшиеся вместо муки). Все остальные продукты почти
перестали выдаваться. В феврале 1942 года нормы выдачи хл:) составили:
рабочим – 500 граммов;
служащим – 400 граммов;
иждивенцам и детям – 300 граммов.
Число жертв голода стремительно росло − каждый день умирало
более 4000 человек. Были дни, когда умирало 6−7 тысяч человек. Мужчин умирало
больше, чем женщин (на каждые 100 смертей приходилось примерно
63 мужчины и 37 женщин). К концу войны женщины составляли основную
часть городского населения. В январе-феврале 1942 года в городе
умирали ежемесячно примерно 130 000 человек, в марте умерло 100 000
человек, в мае − 50 000 человек, в июле − 25 000 человек,
в сентябре − 7000 человек.
Мне кажется: Когда гремит салют,
Погибшие блокадники встают.
Они к Неве по улицам идут,
Как все живые, только не поют.
Не потому, что с нами не хотят,
А потому, что мертвые молчат.
Мы их не слышим, Мы не видим их,
Но мертвые всегда среди живых.
Идут и смотрят, Будто ждут ответ:
Ты этой жизни стоишь или нет? (Ю.Воронов)
Дневник мальчика из блокадного Ленинграда
01:44, 29 января 2014
Автор: SoVa_84
Комменты 108
Слезы душат, трудно читать...но нужно! Это нужно знать, это должны читать все, чтобы помнить, через что прошли блокадники. А мы сейчас запросто еду выкидываем в огромном количестве, ничего не ценится.
Меня вот что царапнуло : "125 грамм хл:)". этот псевдоцензурный смайлик. в таком рвущем душу посте. Претензия, безусловно, не к автору!
Плохо, что все это скоро забудется! Забудется это горе, боль. Слишком легко заменили ценности в юных головах:(
Большое спасибо за пост. Читать тяжело , спасибо им большое и вечная память
В архивных документах нет ни одного факта голодной смерти среди представителей райкомов, горкома, обкома ВКПб. Пока одни ели своих детей, по 400 расстрелов в месяц за факты каннибализма, другие кушали свининку и кашку с маслом. Что до героизма, почитайте историю будущего итальянского государства 16-17вв, многомесячные осады городов по типу ленинградской. Год один правитель, год другой. Ни одна идея не заслуживает смерти стольких людей, даже патриотизм. Жду минусов.