В начале января я решила наконец-то прислушаться к совету от ловцов успеха и воспользоваться распиаренным «выходом из зоны комфорта». Я обвела глазами дорогие сердцу, назубок выученные просторы чародейки-Барселоны, действительно не увидела ничего, кроме непростительного комфорта, и с чистой совестью направилась к тому самому выходу, который в аэропорту El Prat зовётся Gate A1. За 1 час Iberia перенесла меня в зону под столичным именем — Мадрид.

И правильно вы всё поняли. Конечно, я лукавлю. Разве можно считать город, где живут короли, дискомфортным? В качестве оправдания замечу, что на любое из моих самовольно выбранных путешествий я возлагаю большие надежды. Городу, не влюбившему меня в себя с первого взгляда, я всегда даю шанс завоёвывать меня постепенно. К Мадриду я была особенно щедра — давала ему аж целых 5 попыток перезарядить свой лук и выстрелить в меня наконец стрелой Амура. 2 года назад он воспринял моё пожелание слишком буквально и решил расплавить моё сердце своей 39-градусной июльской жарой. Воздух по всему городу был такой маслянисто-спрессованный, словно я находилась в Парке Победы у вечного огня. Пунктами эвакуации становились и музей Прадо (от лицезрения любимого «Сада наслаждений» Босха становилось только жарче — этот триптих намекал, что героям эротических сюжетов придётся испытать всё тепло преисподней), и пруд с лодками в благородном парке Ретиро (вместо свежести водоёма я испытала фиаско — жара нарушила мою координацию, и вёсла в моих руках стали угрозой для всех проплывающих мимо).

Поэтому в этот визит я решила не строить никаких планов, не давать городу никаких обещаний… В конце концов, мы здесь лишь проездом — впереди Толедо и моё главное испанское сокровище, Саламанка. Кстати, Саламанкой же назывался и район, в котором мы бросили якорь, правда назван так он был не в честь главного университетского города Испании, а по фамилии мадридского архитектора. Пожалуй, именно тот факт, что мы поселились в этой части города, стал решающим и определяющим для нашего пребывания.

Исторически здесь жили crème de la crème Мадрида. Аристократичный, зажиточный флёр до сих пор присущ Саламанке. Здесь гуляют седовласые ухоженные пенсионеры. Местные сеньоры, потерявшие былую выправку от тяжести прожитых лет, не считают свои ревматизмы и гипертонии достаточной причиной, чтобы отказаться от салонной укладки, алых ногтей, шуб и лаковых туфель “как у королевы Елизаветы”. Таких дам под локоток здесь ведут их “эспосос” — исчезающее племя с шаткой походкой, но твёрдыми принципами. Эксклюзивность района Саламанки ощущается и в высокой концентрации известных брендов, а также самых интересных гастрономических заведений.

Но самое главное и самое приятное — это фактически полное отсутствие туристов. Получается, что город берёт тебя в свой оборот, камуфлирует тебя под местную и… по моему телу разливается спокойствие. Да, у меня есть фобия медленно шлёндующей толпы, поэтому мне противопоказана сердцевина Мадрида — размашистая площадь Puerta del Sol (Ворота солнца), которую я шутливо называю Ворота Бедлама. Народу в выходные и праздничные дни здесь всегда ровно столько, сколько требуется карманникам, чтобы осуществить свои дерзкие намерения максимально нежно и незаметно. Приходят сюда не только прилежные члены секты “Я всегда хожу по путеводителю”, ибо таким сектантам жизненно необходимо поклониться статуе медведя и земляничного дерева, но и те, кто нацелен увидеть более серьёзные достопримечательности города, — хочешь не хочешь, а через Ворота пройти придётся. Вот, например, у нас в первый вечер была чёткая цель — согреться обжигающей чашкой шоколада, а где шоколад, там и чуррос. Ни для кого в городе не секрет, что лучшим в этом народном десерте считается San Ginés. Желание обмакнуть поджаристую ребристую сдобную палочку в волшебный густой напиток, придуманный майя, настолько сильно, что, зажмурившись, я зигзагами пересекаю площадь Puerta del Sol и упираюсь в спину «эль ультимо» (последнего/крайнего), занявшего длиной-во-всю-улицу очередь за чурросами.

Утро следующего дня будет измеряться активным шаганием по ранее незнакомым мне кварталам, так что угрызения совести я отправила в заслуженный отпуск. Но до того, как мы окажемся в разнохарактерном районе Университет, нам предстоит пересечь ещё одну знаковую для города площадь — Plaza de Colón (Площадь Колумба). Известный мореплаватель, принесший в 15-м веке славу испанской короне, стоит на изящном неоготическом постаменте и выглядит маленьким принцем на фоне грубых башен-великанов (Torres de Colón). Эта неказистая, бездушная архитектура поздних 70-х слишком назойливо проявляет себя в Мадриде и встревает в его благородные исторические ансамбли. Чтобы хоть как-то «безличное — вочеловечить», стараниями современного каталонского архитектора Жауме Пленса на Площади Колумба появляется девушка, точнее её голова, по имени Хулия.

Она должна была радовать местных жителей и гостей города с 20 декабря 2018 по 20 декабря 2019 — таковы были правила конкурса, в рамках которого выставлялась эта скульптура. Однако девушка с закрытыми глазами стала народной любимицей, и мэрия города продлила её пребывание на площади до декабря 2020-го. Хулия — всему Мадриду голова!

Открытием того утра стал для меня район Университет, в котором я нашла две, казалось бы, противоположные черты — аристократический архитектурный шик и богемную непритязательность.

(Музей истории Мадрида)

(Церковь Монсеррат)

Видимо, сказывается мой опыт юных лет, когда я успела пожить в районе Борн в Барселоне. С тех пор я питаю особые чувства к кварталам крупных городов, в которых витает свой особый, независимый, винтажно-хипстерский дух. Две минуты назад ты проходила мимо буржуазных подъездов и задирала голову на балюстрады и лепнину, и вдруг ты попадаешь на улицы, где царит карнавал заведений, разрисованных граффити, — значит, ты оказалась в Malasaña.

В этом, лишённом гламура, районе в конце 1970х зародилось важное для испанского андеграунда движение La Movida Madrileña. Оно пришлось на переходный для Испании период — конец правления Франко означал начало перемен, в которых нуждались молодые сердца.

Насладившись харизмой Маласаньи, мы поспешили в грандиозный музей Prado, который ещё в мои предыдущие визиты я прозвала местом, примиряющим меня со всеми несовершенствами Мадрида. Здесь можно увидеть хрестоматийные “Третье мая 1808”, “Сатурна, пожирающего своего сыны” и “Обнажённую Маху” Гойи, “Менины” Веласкеса и др. Я всегда с замиранием сердца захожу в зал, где представлены работы нидерландца Иеронима Босха. В каждом из его аллегорических полотен столько смысловых пластов, что разгадывать их можно бесконечно. Для меня он представляет не меньшую загадку, чем Шекспир. Зажиточный, не замеченный в скандалах, тихий буржуа 15-го века рисовал так, словно заглянул в дебри человеческого подсознания и выявил одолеваемые нас страхи. Поистине гениален тот, кто опережает время. В начале 20-го века его назовут предшественником сюрреализма. Почему-то только в этот визит, когда я внимательно разглядывала определённые фигуры в “Саде наслаждений”, меня пронзило, как много Дали позаимствовал у Босха.

К сожалению, в пинакотеке Прадо нельзя снимать фотографии. С одной стороны, похвальная политика (если вспомнить лес рук и палки для селфи, отравляющие пребывание в Лувре). С другой, благодаря снимкам в музеях, я наловчилась фиксировать понравившееся и давать потом моим впечатлениям второй шанс. Перед картиной Эль Греко «Дева Мария» я задержалась дольше обычного, повернулась к смотрителю и вежливо попросила проявить снисхождение. Получилось.

В «Идиоте» у Достоевского есть особенная, врезающаяся в память сцена, когда князь Мышкин замечает в квартире у Рогожина копию картины «Мёртвый Христос в гробу» (Ганса Гольбейна-мл.) Князь, ранее видевший это полотно в оригинале и поражённый тем, с каким натурализмом и подлинными следами страдания изображён Спаситель, справедливо восклицает: «Да от этой картины у иного ещё вера может пропасть!» Потом к этому же уникальному и жуткому произведению обращается и другой герой романа, чахоточный Ипполит.

Мне кажется, что изображения святых лиц, находящиеся не в пределах церквей и выполненные великими мастерами живописи, способны влиять на нас очень сильно, не менее сильно, чем иконы. Весь лик «Девы Марии» Эль Греко озарил чистый нимб света. И мне как раз вспомнились слова Мышкина, только захотелось их переиначить — от такой картины у иного вера может проснуться!

Здесь самое время вспомнить интересный эпизод из начала другого мадридского дня. Мы направлялись в парк Ретиро. Наш путь проходил через одну из моих любимых жилых улиц — Лагаска. На углу, где она обрывается пересечением с магистральной Алкалой и станцией метро Retiro, находится удивительной красоты церковь Святых Мануэля и Бенито, построенная в начале 20 века в неовизантийском стиле.

Она приковывает внимание издалека своим светлым, жемчужно-песочным фасадом и колокольней, напоминающей о Флоренции или Венеции. Никогда ранее я не заходила внутрь. Мы уже фактически спускались в переход, чтобы перейти на сторону парка, когда мои ноги сами развернули меня. И вот я открываю дверь. Дальше помню только, что сижу на скамейке. Падре в белом одеянии стоит не за алтарём, а в самом начале прохода, между рядами, и произносит светлую и ясную проповедь.

Когда прихожане поднимаются и в унисон с ним начинают читать «Символ веры», я обращаю внимание на то, как торжественно и послушно утреннее солнце освещает мозаику на своде.

Там на латыни написаны слова из 85-го Псалма:
«Все народы, Тобою сотворенные, приидут и поклонятся пред Тобою, Господи, и прославят имя Твое, ибо Ты велик и творишь чудеса, — Ты, Боже, един Ты.»

Выходим из церкви, на другой стороне нас ждет парк El Retiro (в пер. уединение).

В 17 и 18 веках уединяться в нём положено было только персонам в королевском обличье и придворным. Однако после Славной революции в 1868 году простые граждане получили доступ к аллеям, тенистым местечкам, парковым дворцам и другим прелестям мадридского «центрального парка». Самый укромный уголок Ретиро — сады Сесилио Родригеса. Там вы сможете «наступить на хвост» павлину, посочувствовать неказистым павам, насладиться примером великолепной садово-парковой композиции.

Стеклянный дворец Palacio de Cristal, созданный как теплица для экзотических растений в конце 19 века, — одна из моих любимых точек в парке.

Мне также нравится пройтись до одного из выходов на улицу Альфонсо XII, где можно увидеть образцы роскошной архитектуры 19 века, как, например, мой любимый краснокирпичный дом с башенками.

А для искателей «тёмных начал» в Ретиро есть статуя Падшего ангела, которую некоторые испанцы ошибочно считают единственной в своём роде (другое изваяние, посвящение Люциферу есть в Турине), она находится на высоте 666 метров над уровнем моря.

При всём уважении к Прадо, любимой галереей не только в Мадриде, но и в мире для меня остаётся Национальный музей Тиссен-Борнемиса, названный так в честь семьи с этой фамилией, 2 поколения которой собирали шедевры мировой живописи конца XIII в.­ — начала 80х годов XX. На стенах музея представлены работы Мемлинга, Гольбейна, Тициана, Тинторетто, Дюрера, Караваджо, Ренуара, Моне, Писарро, Гогена, Боннара — продолжать можно долго. В этот визит я решила сконцентрироваться на том, что особо интересует меня в последнее время, — европейских представителей живописи первой половины XX века.

Помимо узнаваемых картин Пикассо, Шагала, Дали, Матисса, Гончаровой, в объектив моего внимания попали немецкие экспрессионисты, представители «новой вещественности» — Георг Гросс, Макс Бекман, Кристиан Шад и Отто Дикс. (Особо удачным совпадением на тот момент было то, что я читала «1913. Лето целого века» Флориана Иллиеса — любопытную ежемесячную хронику культурной и частной жизни Европы в последний мирный год перед Первой мировой войной.)

В коллекции музея также представлены портреты представителя Лондонской школы Люсьена Фрейда и яркий американский пласт.

По своему характеру Тиссен-Борнемиса напоминает мне галерею Оранжери, Уитни и Русский музеи. Из бонусов — там легко дышится. Странный критерий, но мне действительно важно чувствовать себя хорошо в музее при знакомстве с чем-то великим.

Когда в вечернем Мадриде температура понижается, что может быть лучше согревающего тело и мысли напитка под блистательным сводом исторического для Мадрида места — отеля Palace?

В его баре, который теперь является рестораном La Rotonda, поднимала brindis самая сюрреалистичная испанская троица — Лорка, Дали и Буньюэль. Здесь боролись с джетлегом Джеймс Стюарт, Рита Хейворт, Кэри Грант, Орсон Уэллс и другие представители «золотого» Голливуда.

Несколько лет назад, когда мы останавливались в этом отеле, я поздоровалась с национальным героем — Рафой.

Во время этого визита мы выбрали совсем другое пристанище, которое значительным образом повлияло на настроение нашего визита. В моём районе-фаворите, Саламанке, год назад открылся бутик-отель, дизайн которого разработал главная звезда испанских интерьеров Ласаро Роса-Виолан.

Мне он полюбился благодаря его умению сочетать винтажную элегантность с индустриальным, нью-йоркским почерком, при этом всегда добавлять национальный колорит и с большим уважением относиться к духу места и истории здания, в котором находится вверенный ему ресторан или отель. В Барселоне главными местами, где я ловлю волну Ласаро, стали отель Cotton House, ресторан Boca Grande и гастрономическое пространство в здании бывшего гаража El Nacional. В Испании имя этого архитектора уже стало референтным, его копируют. Одна из самых типичных просьб при ремонте — «сделайте мне lázaro». В новом мадридском отеле, его  проекте, очень уютно и весело. На минусовом этаже есть тайный бар с боулингом в стилистике сериалов «Вельвет» и «Телефонистки».

В кафе на первом постоянно приходят жители соседних домов, чтобы выпить кофе или насладиться бокалом отличного Ribera del Duero, а вечером здесь легко встретить испанских актёров и представителей творческой тусовки столицы.

Мадрид — это, вне сомнений, ещё и главная гастрономическая мастерская Испании. Местные рестораны, к моему великому счастью, не участвуют в вакханалии, которой грешит каталонская еда — обилием мучной панировки и пережариванием всех видов продуктов на оливковом масле. Важная характерная черта «столичного» подхода к еде — раскрыть, а не прикрыть её вкус. Однако говорить о гастрономии — отдельный повод для другого очерка.

Дальше нас ждут Толедо и Саламанка!

Все фото – мои.