Париж может быть пронизывающе холодным в ноябре. Я убеждалась в этом и раньше. Но всякий раз мне тяжело уговорить себя взять зимнюю одежду в город любви и город огней (одни названия ведь намекают на пыл и жар), особенно если летишь из вальяжно-солнечной Барселоны.

Прогулки были обречены. Каждая начиналась с твёрдого намерения пересечь как можно больше улиц. В итоге улиц было пересечено мало, зато привалов в бистро было много.

В этот раз моё внимание привлекла высокая морозоустойчивость французов (после увиденного я засомневалась — точно ли из-за низких температур решили они тогда отступать от Москвы?) Пока я рысцой вбегала в любое злачное заведение, чтобы сесть подальше от сквозняка и поближе к радиатору, эти известные любители покурить сидели, как воробьи на ветке, за уличными столиками, непринуждённо щебетали и радовались хрусту французской булки. Их внешний вид противоречил моему восприятию стоявшей в те дни погоды. Зато теперь я знаю, что не только англичанки любят в зимнее время порхать в балетках на босу ногу. Береты продолжают существовать в параллельной, мифической парижской вселенной, зато вот шарфы — повсеместно. Иногда казалось, что если нет шарфа — нет француза. Ими они обматываются самовольно так, как вас в детстве, по-видимому, в наказание за какую-то зимнюю шалость заматывала разъярённая мама, способом «дыши глазами». Так вот они в таком состоянии умудряются ещё и Мальбек попивать, и Мальборо травиться. Декаденты par excellence!

В одно колючее, совершенно не располагавшее к прогулкам утро у нас был план — отправиться на Монмартр, подняться к Сакре-Кёр, а потом, спустившись, вспомнить Пикассо и пройти мимо «корабля современности» Le Bateau-Lavoir, на котором ютились crème de la crème артистического Парижа.

Меня согревала мысль о том, что мёрзнуть на Монмартре — если не привилегия, то уж точно часть иммерсивного путешествия в начало 20-го века — зябкой была жизнь у Жоржа Брака, Андре Дерена, Амадео Модильяни, Макса Жакоба и других авангардистов. Однако 5 минут ходьбы сбили с меня оптимистичный настрой. Именно так, изменив Монмартру, мы оказались в Музее Оранжери. Это неприметное, по сравнению со своим королевским соседом, здание находится на противоположном от Лувра конце парка Тюильри. Сюда любят приходить поклонники масштабных панно Моне из цикла «Водяные лилии». Несмотря на грандиозность задумки и исполнения (неслучайно Андре Массон назвал эти 8 полотен «Сикстинской капеллой импрессионизма»), Музей Оранжери стоит посещать не только из-за Моне. Кстати, лично для меня любимым местом для наслаждения работами великого художника с особенным зрением остаётся Музей Орсе.

А вот Оранжери ассоциируется с чудесной коллекцией, в название которой вынесены имена Поля Гийома и Жана Вальтера. Этих мужчин объединяла одна жена — Доменика, яркий образец femme fatale и режиссёр-постановщик громких махинаций и преступных действий, ставших сенсацией в Париже конца 50-х.

История успеха Поля Гийома по праву может считаться хрестоматийной иллюстрацией к тому, как стать self-made man.

Своё скромное происхождение и отсутствие унаследованных материальных благ он компенсировал амбициями и горячим рвением. Интерес к искусству у него проявился достаточно рано, он даже пробовал себя на поприще художника, но вовремя понял, что для настоящего заработка ему придётся пожертвовать высокими порывами. Он устраивается на работу в парижский гараж, клиентурой которого является городская элита. Одновременно он заводит дружбу с представителями богемы Монмартра и Монпарнаса.

Однажды, занимаясь разгрузкой импортированной из Африки резины для шин, Гийом обнаруживает племенную маску из Габона. Такая случайность в одночасье меняет траекторию карьерного пути молодого человека. Он решает заняться торговлей африканскими артефактами. Надо сказать, что успеху его начинаний во многом способствовал Пикассо с его легендарными Авиньонскими девицами.

На картине, ставшей родоначальницей кубизма, две обитательницы барселонского борделя изображены с лицами-масками. Такое вкрапление art nègre было быстро подхвачено коллегами-авангардистами, а значит бизнес Поля Гийома стал приносить свои первые плоды. С лёгкой руки своего друга, поэта Аполлинера, предприимчивый Поль превращается в поставщика африканских масок для художников-модернистов. Поскольку альтернативной валютой в таких сделках были картины, то в собственности Гийома оказались полотна Дерена, Пикассо, Матисса, Брака и др. Пришло время открывать первую галерею. Вскоре Поль Гийом заработал славу коллекционера, у которого хорошо развит нюх и глаз на новые имена и стоявшие за ними работы. Так, он стал покровителеммалоизвестного итальянца Амадео Модильяни. Его кисти принадлежит самый известный портрет Поля Гийома — Новый Пилот (Novo pilota).

В 1920 году в Ницце он встречает молодую, красивую и дерзкую Жюльет Лаказ. Рыбак рыбака видит издалека. Жюльет, равно как Поль когда-то, была одержима идеей сбросить с себя мелкобуржуазный налёт и порхать в высших стратах. Гийом, как никто другой, понимает, что для осуществления заветной мечты от его возлюбленной потребуются метаморфозы. В одно прекрасное утро Жюльет просыпается Доменикой. Но это только начало преображений. Далее последуют кропотливый уход за собой, работа над манерами и акцентом. Доменика очень скоро станет головной болью для знатных парижских дам, чьих мужей она соблазняла и пленяла своей раскрепощённостью.

Чтобы не томить ваше любопытство по поводу того, как выглядела мадам Гийом или, точнее, как видели её современники, предлагаю обратиться к двум её портретам, являющихся украшением коллекции музея Оранжери.

Один из них выполнила Мари Лорансен.

До того, как начать заниматься живописью профессионально в Париже, Лорансен прошла обучение по росписи фарфора в Севре. Этот навык помог художнице выработать свой узнаваемый почерк — воздушные и утончённые контуры, палитра из пастельных оттенков. Лорансен запечатлела Доменику в романтично-лиричном образе, в котором сложно угадать коварный характер героини.

В этой же коллекции есть портрет мадемуазель Шанель.

В 20-е годы начинающая художница Мари и уже богатая, знаменитая Коко сотрудничали с дягилевскими «Русскими сезонами». Шанель создавала костюмы для балета «Голубой экспресс», а Лорансен — эскизы костюмов и оформления сцены для балета «Лани».

В качестве небольшой ремарки отмечу, что на проходящей сейчас в ГМИИ им. Пушкина выставке «Парижские вечера баронессы Эттинген» можно увидеть художницу Мари Лорансен, изображённой Анри Руссо весьма необычно. Молодой, талантливый поэт-кубист Гийом Аполлинер, водивший дружбу с самыми видными обитателями Монмартра и Монпарнаса, долгое время находился в любовных отношениях с Лорансен. Он попросил своего друга, художника Руссо нарисовать их парный портрет. Так появилось полотно «Муза, вдохновляющая поэта».

Стоит ли говорить, что ни поэт, ни муза не были довольны результатом — они вдруг превратились в дородных, внешне непривлекательных людей. На вопрос Мари о том, почему же она изображена такой толстухой, Руссо ответил: «Твой Гийом большой поэт, и муза ему нужна большая».

А теперь мы снова возвращаемся к femme fatale Доменике и её второму портрету.

Он принадлежит кисти Андре Дерена, постоянным дилером которого и был Поль Гийом. Картина сразу приковала моё внимание. Она словно изнутри подсвечена оттенками золота и лучами солнца. Я сразу ассоциативно вспомнила флакон маминых духов Organza Givenchy, которым я любовалась в детстве. Считается, что на момент создания портрета Дерена связывала с мадам Гийом не просто дружба. Возможно, близость, свойственная любовникам, позволила художнику разглядеть истинное лицо Доменики. На портрете, выполненном Мари Лорансен, мадам Гийом — сама нежность и уязвимость. Зато у Дерена она — властная гран-дама с непредсказуемым коварством во взгляде.

Рядом висит портрет её благоверного Поля Гийома, тоже кисти Дерена.

Надо заметить, что склонность его жены к флирту с другими мужчинами приносила свои дивиденды. Если жертвой медузы-Доменики становился перспективный потенциальный клиент его галерей, то Поль намеренно закрывал глаза на шалости своей жены. Его бизнес набирал обороты. Он был самым знаменитым коллекционером в Европе той поры. В его голове зрел план открыть собственный музей, который бы вместил, по словам его современников, самые значительные работы французских художников за последние 50 лет. По масштабу задуманного он незначительно уступал доктору Альберту Барнсу и его легендарной коллекции в Филадельфии.

Однако все великие замыслы оборвались в 1934 году — Поль Гийом скоропостижно скончался, якобы от аппендицита. Далее события начинают разворачиваться в жанре остросюжетного детектива. Гийом, скорее всего, вовсе не планировал умирать в 43-летнем возрасте, иначе как объяснить отсутствие завещания (может затерялось где-то?). Поскольку детей у них с Доменикой не было, согласно французскому закону, всё накопленное богатство должно было перейти государству. Знало ли государство о ловкости вдовьих рук?! Наша авантюристка подкладывает себе подушку под платье и объявляет себя беременной. Купить младенца у не готовой к материнству женщине ей стоило 5 тысяч франков. Ребёнка назвали Жан-Пьер. Пресса же окрестила его «l’enfant du miracle». Воистину чудеса-то только начинались! Спустя короткое время после «рождения» вдруг находится завещание, согласно которому все ценности и богатства переходят в собственность Доменики. У неё будет 21 год, чтобы не волноваться по поводу вступления её приобретённого сына Жан-Пьера в права наследника. А пока она устраивает свою личную жизнь. Найти суженого ей не представляло труда. Ещё при живом муже она активно флиртовала с его состоятельным клиентом Жаном Вальтером, сколотившим свои сказочные банковские счета на рудном промысле в Марокко. Наличие трёх детей и жены не помешало Вальтеру потерять голову от сумасбродной Доменики. Его законная жена хотела было урезонить своего блудного мужа отказом давать развод. Однако наша героиня не привыкла останавливаться на красном свете. Она придумала изысканно-будуарное условие: пока их отношения с Вальтером не будут официально узаконены, ей позволено водить шуры-муры с другими представителями щедрого пола. Красный свет сменился на зелёный в 1941 году, когда первая жена умерла. Теперь героиня зовётся Доменикой Вальтер. Если вы думаете, что после этого история приобретает скучный оборот, умещающийся в утопичное «и жили они мирно и счастливо», то вы ошибаетесь. Во-первых, свои коррективы вносит война. Не желающий делиться своими марокканскими рудниками с немецкими оккупантами, Вальтер попадает в тюрьму. Предприимчивая жена заводит себе немецкого любовника как способ выторговать для её мужа более щадящие условия заключения. Когда Франция будет освобождена от фашизма, Вальтер выйдет на свободу.

Во-вторых, Доменике нужно было что-то делать со своим взрослеющим сыном, который был её главным соперником в вопросах наследства. Для начала она просто содержала его в жёстких условиях и всячески унижала. Затем, когда Жан-Пьер уехал на Алжирскую войну, она просила командующего войсками, своего знакомого генерала, отправить его в самую гущу военных действий, якобы чтобы сделать из него настоящего мужчину (на самом деле, у такой коварной женщины, как Доменика, умысел был иной). Успокою впечатлительных — Жан-Пьер вернулся с войны живым. Более того, ему даже удалось избежать несколько покушений, оплаченных его матерью.

Более плачевный финал ждал Жана Вальтера. В кодексе жизненных установок Доменики клятва верности и супружеская порядочность ничего не значили. Она закрутила роман с доктором Морисом Лакуром, провозглашавшим себя великим лекарем, шаманом и психотерапевтом. По факту его эскулапские способности сводились к ловкому распространению запрещённых веществ в кругах парижской элиты, особенно ему радовались богатые апатичные жёны. Отношения с таким доктором были выгодны Доменике, потому что он выписывал ей сильные лекарства, заглушавшие боль от ревматоидного артрита. Жан Вальтер, сначала тяжело переживавший новое увлечение супруги, позволил Лакуру сопровождать их во время загородных выездов — лишь бы Доменика не страдала.

Одним июньским днём 1957 года, припарковав машину у ресторана, в котором Жан собирался пообедать со своей женой и её персональным лекарем, он пошёл купить газету. Переходя дорогу, он не заметил, как на него несётся автомобиль. Жана отбросило в сторону — в результате серьёзная черепно-мозговая травма. Он был ещё жив, когда на крики прохожих из ресторана выбежали Доменика и Морис Лакур. Только вот жена не торопилась вызывать скорую для мужа, зачем — если рядом такой всесильный доктор. Стоит ли говорить, что Жана Вальтера спасти не удалось.

Вы можете себе вообразить, по какой траектории развивались дальнейшие события. За свою жизнь Доменика не раз попадала под подозрения полиции, однако по волшебному стечению обстоятельств, иногда в силу отсутствия достаточных улик, иногда из-за влиятельных друзей, ей удавалось избегать суда и следствия.

Коллекцию, собранную её первым мужем Полем Гийомом, и картины, купленные уже во время её брака с Жаном Вальтером, она продала государству за 15% от рыночной стоимости. Поговаривали, что такая немыслимая для Доменики скидка была способом выторговать себе вердикт “невиновна” в деле о покушении на жизнь её сына.

Героиня этой истории умерла в возрасте 79 лет в 1977 году. Её “сын” Жан-Пьер, вопреки замыслам своей одержимой матери, успел построить карьеру журналиста и фотографа у себя на родине и уехать в Америку, где он ведёт простую жизнь фермера в Северной Каролине.

Иногда сложно догадаться, что за картинами, на которые ежедневно смотрят тысячи глаз, стоят истории, больше похожие на романы Агаты Кристи или сценарии к фильмам Хичкока. В качестве эпилога я предлагаю взглянуть на некоторые из полотен, представленных в основной коллекции музея Оранжери.

Пьер-Огюст Ренуар

Анри Руссо

Анри Матисс

Пабло Пикассо

Продолжение о моём посещении музея Оранжери следует…

Блоги

Заметки о Париже или тайны из музея Оранжери

01:30, 11 декабря 2018

Автор: mar_adentro

Комменты 27

Аватар

Только сейчас добралась до этого поста, впечатления лучше, чем от кино, здорово! И очень хочется еще, жду ваших постов теперь)

Аватар

оригинальный выбор картин, красиво и необычно.

H

Шикарный пост. Пена одном дыхании прочитала.

Аватар

Автор, спасибо за пост. В Оранжери не была. Любимый музей тоже Д'Орсе.

L

Чудесный пост!!! Как же я люблю Париж. А тамошние музеи в особенности. Оранжери один из любимых. Собираюсь как раз на выставки Пикассо и Караваджо. Эта осень-зима в Париже на редкость богата потрясающими выставками. Спасибо за такую красоту, прекрасный стиль изложения ваших впечатлений и эмоций))) А также за будоражащий воображение экскурс в художественные любовные страсти. Ну и штучка была эта Доменика!!!

Подождите...