Перечитав свой предыдущий очерк о Нью-Йорке, я начала испытывать сомнения этического характера — заслужили ли мусорные мешки, выброшенные местными жителями на обочину, быть упомянутыми в одном контексте с достойным актёром Брэдли Купером? Сомнения развеялись, как только при помощи ресурсов моего воображения я смогла снова телепортироваться в этот город. Если ты, Нью-Йорк, даже не пытаешься скрывать все свои физиологические особенности, то почему это я должна приукрашивать тебя?!

Вспомни 1976 год, найди в картотеке своей памяти фамилию Скорсезе и отыщи плёнку с фильмом Taxi Driver (Таксист).

И не мечтай, что я начну рассуждать с тобой на предмет чудесной игры маленькой Джоди Фостер и необузданного таланта молодого, худосочного Роберта де Ниро. Ты лучше вспомни, что говорил его персонаж по поводу твоего внешнего вида. Герой Трэвис называл тебя открытой канализационной трубой и считал первостепенной обязанностью любого президента хорошенько вымыть трубочиста. Но, судя по лицу нынешнего президента, которого тоже не мешало бы отмыть от ржавого налёта, он не станет знаменитым мойдодыром и мочалок командиром.

Ещё зимой 2016 года неухоженность Нью-Йорка так разозлила меня, что я вернулась домой, исполненная вредности и решимости не писать о нём ни строчки. Но менять гнев на милость — женский удел. Да и потом быть доброй всегда легче на сытый желудок. И каким бы неряшливым не был Нью-Йорк, я не смею уличить его в отсутствии хлебосольности.

Когда США и этот город, в частности, метафорически называют плавильным котлом (melting pot), то подразумевается его умение синтезировать различные культуры. Я хорошо помню, как в кругах культурологов вдруг стало дурным тоном использовать этот термин, так как он подрывает такую американскую ценность, как diversity. Плавильный котёл, предполагающий утерю формы и текстуры (читай культурных и религиозных особенностей) каждого отдельного ингредиента, уступил место миске с салатом (salad bowl), в которой каждая этно-культурная группа сохраняет свои вкус и целостность. Какую бы аналогию не придумывали лучшие умы в среде культурологов, антропологов и социологов, я готова согласиться с любой метафорой, связанной с едой, по отношению к Нью-Йорку.

Я склонна шутить, что американцы так плохо знают географию, потому что, приехав в Нью-Йорк, они могут побывать в Китае, Мексике, Греции, Италии и Украине, если зайдут в ресторан с соответствующей для упомянутого региона кухней. Необходимость путешествовать просто отпадает. Столько вкусных дим-самов и такос, как в Нью-Йорке, я не ела ни в Китае, ни в Мексике.

Я помню, как в свои первые приезды в Нью-Йорк я с брезгливостью и высокомерием посматривала на сомнительные закусочные в Chinatown, который казался мне достопримечательностью только для изучения глазами. Яркие вывески с преобладающими красным, жёлтым и зелёным цветами, допотопные рекламные плакаты с девушками, постоянные развалы с овощами, фруктами и снедью, которые не выглядели для меня аппетитными, — такова атрибутика Чайна-тауна. Расширять там мой гастрономический кругозор мне совсем не хотелось. Но неисповедимы пути путешествующего. Нашу участь предрешила бойкая подруга-американка, назначившая нам рандеву на Doyers Street.

И вот мы уже стоим на улице перед какой-то непонятной закусочной, в руках талончик с номером, как бы намекающим, что совсем скоро и до нас дойдёт очередь оценить Чайна-таун на вкус.

Оказавшись внутри, вверяем судьбу наших желудков в руки нашей местной подруги. Вместо меню — большие анкетные листы. Хелен ставит галочки напротив желаемых блюд. Не успевает она сдать наш экземпляр в руки посланца с кухни, на столе сразу же появляется тёплый зелёный чай. Следом приходят какие-то длинные, мясистые зелёные ст:).

Приличие требует не артачиться и пробовать. Любовь, начинающаяся с отрицания, — вот как я назову моё чувство к китайской брокколи (кай-лан) в устричном соусе.

Потом придут стальные судки (а не более привычные бамбуковые пароварки). Сколько раз после этой встречи я вспомню их содержимое! Нежное полупрозрачное крахмальное тесто, а внутри — разнообразные щедрые сочные начинки из креветок, говядины, краба и т.п. Паровые пирожки со свининой (баоцзы) — мой особый фаворит среди дим-самов.

Получается, что в вопросах еды не всегда стоит полагаться на первое визуальное впечатление. Разве могла я подумать, что в скромном заведении общепитовского формата я попробую один из моих самых вкусных ужинов в Нью-Йорке?! Я на всякий случай даже записала название — Nom Wah Tea Parlor. Уже потом я узнала, что это место является культовым. Его предшественник появился ещё в 1920-м и заслужил свою славу как чайная-кондитерская благодаря фирменному миндальному печенью и мун-кейкам.

Пожалуй, это место было единственным с такой доброй и буквально сладкой репутацией на этой горькой улице. Doyers Street вошла не только в нью-йоркскую, но и американскую историю как одна из самых жестоких улиц страны. Маленькая (всего около 180 метров в длину), да удаленькая, она получила название “The Bloody Angle” (“Кровавый угол”) из-за бесчинствовавших здесь в первой половине XX века китайских банд.

Сейчас в Чайна-таун всё мирно и спокойно. В мой недавний приезд в Нью-Йорк из моих многочисленных встреч я особенно ждала встречи с той самой Хелен, ведь с ней так легко ориентироваться в пищевом пространстве этого района. Чтобы внести разнообразие в места для наших разговоров, на этот раз она завела нас в популярный среди нью-йоркцев китайский ресторан Joe’s Shanghai. Он славится своими soup dumplings (Xiao Long Bao) со свининой и креветками, способ поедания которых напоминает манты или хинкали. Ради них люди готовы стоять в часовой очереди.

Для тех, кто ещё не созрел для непритязательной аутентичности, отличающей злачные заведения Чайна-тауна, в других районах Нью-Йорка легко можно найти более утончённые современные рестораны, в которых шеф-повара экспериментируют с традиционной китайской кухней. Когда хочется наслаждаться едой в опрятных интерьерах и среди продвинутой публики, можно отправиться в Red Farm, что находится на Hudson Street.

Но ни дим самами едиными! Мексиканская кухня за последние годы набрала такие обороты, что может претендовать на звание самой любимой нью-йоркской еды.

До 2010 года Мексика на гастрономической карте Нью-Йорка обозначалась различными сетевыми забегаловками, в которых преимущественно подавали незамысловатую народную кухню формата Tex-Mex (пер. техасско-мексиканская). В ней преобладали кукурузные лепёшки с обильной начинкой из фасоли и мяса, щедро сдобренной тёртым сыром. В общем, идеальный пример вариации фаст-фуда. Такос, начос, фахитас, тортильяс стали конкурентами чизбургеров, картошки фри, чикен макнагетс и т.п. Однако сейчас гурманы наблюдают совсем иную тенденцию. Мексиканская еда находится в стадии проживания американской мечты — она сбрасывает свой пролетарский налёт и превращается в высокую кухню. Такие метаморфозы я наблюдала в новом и модном (соседство с 5-й и Мадисон авеню накладывает свой отпечаток) ресторане Empellón под шефством Алекса Ступака. Как ни странно, завсегдатаями этого заведения являются не дамы, перегруженные пакетами из Bergdorf Goodman или Saks Fifth Avenue, а белые воротнички из близлежащих офисов.

Во время ланча в будни здесь шумно из-за активных деловых бесед, а к вечеру — весело, так как конец рабочего дня позволяет ослабить тугой галстучный узел. Это место завоевало моё расположение благодаря самым вкусным, нет, не так, самым невозможно, до неприличия вкусным tacos с пастрами.

В прошлом очерке я переживала по поводу того, что слова не способны передать звуки, а сейчас я переживаю из-за того, что слова не имеют вкуса этих такос. Если добавить к этому прекрасные, просторные интерьеры, открытую кухню, хостес, которая своим внешним видом могла бы затмить всех самых популярных темнокожих див, и бармена, чья внешность могла бы оставить без работы голливудских мачо, то можно понять, почему я хочу возвращаться в Empellón.

Что же до пастрами, то этот деликатес сопровождал меня путеводной звездой во время моего пребывания в Нью-Йорке. По удачному стечению обстоятельств мы остановились в замечательном, ультра-модном отеле на Ludlow Street (Нижний Ист-Сайд), через дорогу от которого находится одна из самых культовых нью-йоркских закусочных Katz´s Delicatessen (“У Каца”).

Пройдя мимо её окон в первый раз, я была удивлена огромному количеству народа и общей атмосфере удовольствия, которая угадывалась даже с улицы. В следующий раз, предусмотрительно подгадав своё чувство голода, мы и сами зашли к Кацу. Кто-то сидит за столиками, кто-то стоит в разных очередях, лучами отходящих от прилавка. За ним происходит самое интересное. Огромными ножами мужчины отрезают тонкие ломтики сочного и аппетитного пастрами.

Пока ты ждёшь свой сэндвич, мясник щедро выкладывает перед тобой на тарелку комплимент от заведения — кусочки их фирменного пастрами, чтобы ты смог оценить весь масштаб надвигающегося вкусового беспредела. К бутерброду — обязательно малосольные и солёные огурчики.

Когда я наконец уселась за стол, меня посетило дежавю. Я точно не была здесь ранее, но почему же атмосфера так сильно всколыхнула мою память? Да вот же в чём дело! Я-то действительно никогда ранее не сидела за этими столиками, но зато здесь проходило свидание Салли (Мег Райан) и Гарри (Билли Кристал), во время которого она устроила знаменитый мастер-класс по изображению ложного оргазма.

Мне кажется, эта сцена является одной из самых запоминающихся за всю историю кинематографа (если хотите освежить в памяти, то можете включать с 46-й минуты).

Вообще, эту еврейскую закусочную (дели) знает каждый нью-йоркец. Она существует с начала XX века. Сейчас в очередях за самыми вкусными сэндвичами можно увидеть как простого рабочего с соседней стройки, так и важного политика, известного журналиста или деятеля культуры. Помимо их фирменного пастрами, приманкой для публики также служат суп с клёцками из мацы (matzah ball soup), картофельные драники (latkes) и др.

Я знаю людей, кто считает, что главное достоинство Нью-Йорка — это, прежде всего, еда. Разная. На любой бюджет и на любой вкус. Наверное, в этом есть доля правды. Но, с другой стороны, нужно быть отъявленным foodie, чтобы поездка в Нью-Йорк рассматривалась исключительно в контексте гурманских радостей.

Кстати, вопреки расхожему мнению о том, что в США можно легко набрать пару-тройку лишних килограммов, я никогда не прилетаю обратно с нежелательным «багажом».

Динамика Нью-Йорка такова, что он может стать вашим лучшим фитнес-инструктором. Под его присмотром придётся много ходить, а иногда и бегать. Кроме того, он очень любит устраивать своим гостям особые квесты, осилив которые, вы почувствуете себя крепким орешком. Так, например, Бруклинский мост превращается в поле боя между пешеходами и велосипедистами. Первые из-за очень узкой полосы постоянно норовят выйти за линию дозволенного и шагать по велосипедной дорожке. Такое поведение — не вредность, а реакция на очень стеснённое пространство.

Если перед вами идёт пара с коляской, а на вас движется поток людей, идущих в противоположную сторону, то волей-неволей вы можете выйти за линию. Велосипедисты реагируют на такое безобразное поведение истерическими воплями. На своих транспортных средствах, с красными лицами и с предостерегающими выкриками они выглядят как надвигающееся конное войско. Я была в рядах пехоты. Переход с одного конца моста на другой превратился в настоящую военную кампанию. Постоянно приходилось менять тактику движения, то слиться с потоком впереди идущих, то сделать вынужденную остановку из-за прихоти влюблённой парочки снять селфи прямо у тебя под носом, то идти на обгон, рискуя при этом стать жертвой лихого всадника-велосипедиста. А ведь надо было ещё и не забывать о цели подобного похода — любоваться видами и по возможности успевать делать кадры. Как назло, мне особо запала в душу панорама, которую удобнее всего фотографировать со стороны противника. Здесь особенно пригодились навыки, подсмотренные мною у белок в Центральном парке. Юркнуть, замереть, потом прыгнуть обратно. Результатом сноровки могут стать неплохие снимки.

После такой прогулки тахикардия и нервные тики обеспечены.

Но всё же главным разочарованием во время моей поездки стал не Бруклинский мост, а Metropolitan Opera. Не то чтобы я была поклонницей оперы, просто имел место азарт. Премьера Tosca с Анной Нетребко вписывалась в даты моего пребывания в Нью-Йорке.

Увидеть вживую знаменитую соотечественницу на легендарной сцене — разве не заманчива такая перспектива? Вот и я так подумала. Правда, подумала слишком поздно. У такого медленного мыслительного процесса есть две стороны. Плохая заключается в том, что билеты оставались только на места, на которых видимость определяется высотой птичьего полёта. Хорошая была как бы вытекающим последствием из плохой — отсутствие мест в партере сохраняло цифровое измерение моих финансовых способностей. Парить под потолком Metropolitan Opera, наслаждаться красотой пения, а заодно чувствовать себя как на приёме у окулиста, тыкающего указкой в нижнюю строчку таблицы для проверки зрения, — дёшево и сердито. Что меня особо радовало перед походом в оперу, так это возможность прихорошиться и сменить туристическое обмундирование на более приличествующий вид завсегдатая культурно-светских мероприятий.

В общем, шла к Линкольн-центру как на праздник. Здание оперы меня совсем не впечатлило.

От него повеяло чем-то родным. В каждом российском городе на площади Ленина есть здание в подобном архитектурном стиле.

Но отнюдь не советская архитектура стала причиной моего разочарования. Внутри, когда мы уже вошли в зал, нам раздали программки. Мы уселись на свои места «высоко сижу — далеко гляжу». Только я настроила свой зрительский прицел, как слышу кто-то рядом со мной хихикает. Я бы даже сказала — истерически посмеивается. Мой муж сидит с каким-то странным листочком, который обычно вклеивается в телеграммы. Что ж ему там телеграфируют, раз ему так смешно?! Он тычет мне в нос послание от руководства. Любуйтесь сами.

Знаете, что я ответила на такое безобразие — лучше бы они не выдавали сидящим на наших местах эту весточку, мы бы всё равно не заметили подмены исполнительницы. Но смех смехом, а вот в тот момент мне стало как-то сердечно жаль людей, потративших даже-не-буду-произносить-сколько денег на то, чтобы насладиться волшебным пением Нетребко и при этом вблизи видеть её прекрасные костюмы и дивное лицо.

Но зачем о грустном? Юсиф Эйвазов пел замечательно, но это лишь моё дилетантское мнение. Я не знаю отчего, отчего, отчего мне так… сонливо во время оперы. Однако, как только мы вышли из здания на свежий воздух, я проснулась и заглянула в инстаграм Анны Нетребко. На фото, сделанной накануне на торжественном мероприятии в Met Opera, она была свежа и весела. Будни артистов так непредсказуемы!

Приехав в Москву и рассказав эту историю знакомым, которые являются большими любителями оперы, я узнала от них, что Анна Нетребко славится частыми отменами своих выступлений, особенно премьерных. Основная причина — простуда. Я понимаю, что голос — это тонкий инструмент, его надо беречь. Но я тоже хочу беречь и свою тонкую душевную организацию от разочарований и сюрпризов.

В моём следующем, заключительном очерке я расскажу о разноцветном Coney Island и хорошей погоде на Брайтон Бич.

Спасибо за внимание!