В кабинет вошел самый высокий миллиардер мира, самый завидный жених России, тайный поставщик мороженого на балы Аллы Пугачевой, бывший кандидат в президенты России, кавалер ордена Почетного легиона, основатель партии «Гражданская платформа» и самурай, покровительствовавший Ксении Собчак в ее прошлой жизни, когда она была гейшей (о чем журналистка недавно поведала миру в своем блоге).

АНДРЕЙ МАЛАХОВ: Вы делаете соседям подарки? На Новый год, например?

МИХАИЛ ПРОХОРОВ: Предпочитаю не распространяться о своих подарках.

А.М. А что вам дарят на Новый год?

М.П. Я прошу всех своих друзей присылать мне только открытку. Потому что когда получаешь 200–300 подарков, то лучше всего, когда это открытки: их не нужно разворачивать, им не нужно подыскивать место в доме...

А.М. И всегда можно быстро подсчитать — кто все-таки открыточки-то не послал…

М.П. Я не думаю, что отношения между людьми как-то зависят от посланных открыток.

А.М. Общеизвестна ваша отстраненность от цифровых технологий... Вы правда ни одной эсэмэски в жизни не послали?

М.П. Ни одной.

А.М. И компьютера у вас нет? И мобильника даже?

М.П. А зачем? Все нужные тексты мне принесут распечатанными, все звонки переведут на стационарный.

А.М. Но как современный человек может жить без мобильного?!

М.П. Легко. С удовольствием. ­Знаете, иногда сильно помогает! Во время ­небезызвестного ареста в Куршевеле, когда полиция обыскивала мой номер, она делала это очень долго. Больше часа. Перерыли все. Я уже не выдержал: «Скажите, что вы ищете? Я вам сам найду и покажу». Они посовеща­лись, подходят ко мне и спрашивают: «Куда вы дели свой ноутбук и мобиль­ный?» И долго, отчаянно долго они не хотели верить, что у меня нет ни ­того ни другого. Поэтому очень ­тяжело выяснить, где я был, с кем я разговаривал, какие у меня планы...

А.М. Известно, что есть ­люди, ­которые предпочитают все ­новое, вы же, похоже, больше ­цените все старое... Дайте я угадаю — вы, наверное, и на встречи с ­одноклассниками ходите?

М.П. Хожу? Да я их организую! Мы после 20-летия окончания школы договорились, что обязательно встречаемся каждые пять лет, и я являюсь, так сказать, главным массовиком-затейником. Собираем всех учеников, всех преподавателей наших. Скоро уже… да, уже пятый раз будем встречаться. Правда, нашу школу не так давно сломали, на ее месте поставили новую, так что больше мы не организуем встречи в нашей столовой… к сожалению.

А.М. А когда ваши одноклассники, друзья детства, юности, да просто люди, как-то с вами связанные, обращаются к вам за помощью, как вы поступаете? Ведь вас, всенародно известного миллиардера, наверное, все время кто-то о чем-то просит… Как вы решаете для себя: кому помогать, а кому отказывать?

М.П. Сложный этический вопрос, конечно. С этим сталкивается любой человек, имеющий хоть какие-то возможности выше среднего, — что его будут просить о помощи… Я его решал по-разному в зависимости от ситуации. Например, когда мы работали в «Норильском Никеле» — там было поначалу огромное количество социальных проблем. Мы собрали двадцать человек с абсолютной репутацией, пользующихся наибольшим уважением в Норильске. Это были рабочие, врачи, просто хорошие, порядочные люди. И именно они распоряжались особым фондом, который мы создали, распределяя средства тем, кому они были по-настоящему нужны. И делалось это, насколько мне известно, максимально справедливо. Сейчас у ­меня тоже есть фонд — там эксперты по разным направлениям сами находят тех, кто нуждается в помощи, и ­передают средства — совершенно без моего участия. Аналогичные ­фонды — на социальные и благотворительные проекты — есть и у многих компаний, которыми я управляю…

А.М. Вы вообще не обидчивый человек?

М.П. Я умею обижаться на себя. На других — не очень.

А.М. Даже когда на вас рисуют весьма нелестные карикатуры и сочиняют про вас матерные анекдоты?

М.П. Если у человека отсутствует ­самоирония, его судьба незавидна.

А.М. А когда вы обижаетесь на себя, вы как себя наказываете?

М.П. Пробежка в двадцать километров — и ты все себе прощаешь. И внутри — полное спокойствие.

М.П. Знаете, я же очень рано пошел работать. Мне и самому этого хотелось, и время было такое. Так вот с тех пор я и существую в этом режиме, ­бытовая часть жизни как-то не очень меня интересует. Нет, я люблю есть. Мне нужно спать хотя бы шесть часов в день. Но все остальное время я провожу на работе — так что наслаждаться усадьбами мне некогда, да и не очень хочется.

А.М. То есть и зарубежной недвижимости у вас нет?

М.П. Есть шале в Куршевеле. И, собственно говоря, это все. Я недвижимость не люблю, она меня раздражает. О ней заботиться слишком много нужно.

А.М. А как же лечь у себя перед виллой в гамак и пролежать в нем двадцать четыре часа, ничего не делая, а только мечтательно глядя в небо?

М.П. Для меня это был бы ужас. Мне деятельность нужна.

А.М. Ваше равнодушие к бытовой части жизни отражается в одежде?

М.П. Как говорится, все мы родом из детства. При моем росте выбор одежды в Советском Союзе, сами понимаете, был невелик, и я привык носить то, что сумели достать. Тогда же и сформировались приоритеты — одежда должна быть удобной, а без всего остального я обойдусь. Так что на работе я ношу костюм, а дома — спортивный костюм.

А.М. Во время президентской кампании, помнится, вас удалось увидеть в кожаной стильной куртке.

М.П. Команда убедила. Но только на время президентской кампании. Мне нравится одежда, в которой я чувствую себя комфортно, а как она выглядит, меня мало интересует. Я же себя со стороны не вижу, это другим страдать приходится.

А.М. В интернете указано, что ваш рост два ноль три…

М.П. Интернет врет. Два ноль четыре.

А.М. С таким ростом, наверное, на заказ шить приходится?

М.П. Костюмы я себе шью вот уже двадцать лет по одному лекалу. Обувь, а у меня сорок восьмой размер, обычно покупаю в магазинах для больших людей — в Лондоне и в Нью-Йорке.

А.М. Двадцать лет костюм по одному лекалу? Наверное, вы строго следите за своим питанием.

М.П. Нет, единственное, в чем я ­себя никак не ограничиваю, — это в еде. Я ем что угодно и когда угодно, хоть на ночь, хоть утром — без каких-либо ограничений. Наверное, это вредно. Но мне все равно.

А.М. Вы не курите?

М.П. За всю жизнь сделал две затяжки. Это было еще в школе. Мне не понравилось. Я даже больше скажу — за всю жизнь я не попробовал ни одного напитка крепче двадцати градусов.

А.М. Вы что, никогда в жизни не пили водки?

М.П. Не пил. Как-то мне попалась конфета с крепким ликером, и с тех пор я знаю, что вкус спирта мне очень не нравится.

А.М. Ваш сверхактивный трудовой график — одна из причин, по которой вы так и не завели семью?

М.П. Ну, наверное, это тоже взаимосвязано.

А.М. А вы не думали, если уж ­пока не нашли себе жену, завести себе хотя бы ребенка? С помощью суррогатного материнства, например?

М.П. Я положительно отношусь к суррогатному материнству. Особенно оно важно для людей, которые по разным медицинским причинам не могут родить ребенка сами. Но лично я не собираюсь участвовать ни в чем подобном. Мне больше нравится дедовский способ.