Уходящий год стал для Валерия Тодоровского триумфальным. Он продюсер победившего на «Кинотавре» фильма «Географ глобус пропил», и он же придумал, спродюсировал и срежиссировал «Оттепель» - 12-серийный телефильм, который мне невероятно понравился.

Как «Оттепель» устроена, почему это и работает, и восхищает?

История разворачивается в 1961-м году. Протагониста зовут Виктор Хрусталев. Ему 36 лет, и он по профессии кинооператор. Разведен, дочь-подросток. Что называется, «беспринципен», спит со всеми хорошенькими девушками и женщинами, свободными и замужними, при первой же возможности.

Жениться отказывается. В душу не пускает, скрытничает. Расстается легко, неумолимо и навсегда.

Забеременела? – Проблемы не мои.

«Есть, знаешь, такие предохраняющие изделия Баковского завода…»

Вступает в драку, едва кто-нибудь на него наедет или же ему не понравится.

Хуже того, по возрасту и по здоровью должен был воевать во времена Великой Отечественной, однако, влиятельный отец обеспечил пареньку бронь.

Еще хуже того: Виктор несколько дней пил с близким другом, «лучшим сценаристом страны», а после, в ответ на жалостливую исповедь последнего, прямо посоветовал приставить стул к окошку, да и шагнуть в оконный проем. Что друг, кстати, и проделал.

После Хрусталев врет следователю прокуратуры и в довершение бьет тому морду.

И так далее. Коллеги по работе при случае легко соглашаются, что Виктор Хрусталев – сволочь

Абсолютный индивидуалист в центре сюжета. Актер Евгений Цыганов наделяет его недюжинным обаянием. Что, мы не видали в нашем кино отпетых эгоистов, обаятельных индивидуалистов?

Видали. Особенно расплодились они в эпоху позднего застоя. И, наоборот, в кинематографе 60-х, к которому отсылает картина Валерия Петровича, преобладали дружные молодые люди, любившие кучковаться и сбиваться в стайки: ярко выраженное общинное сознание. Таковы три неразлучных положительных друга из «Заставы Ильича», но таковы и мелкие хулиганы из «Трех дней Виктора Чернышева» - картины, придуманной сценаристом Евгением Григорьевым в явном полемическом запале по отношению к жизнеутверждающей «Заставе…»

Так вот, Тодоровский сознательно воспроизводит расстановку персонажей из популярного кино «оттепельной» эпохи: трое мужчин, обреченных друг на друга. В данном случае это Оператор, Режиссер и Сценарист. Им назначено судьбой снять кинематографический шедевр под названием «Осколки».

Как они дружат, зачем они дружат – авторы сценария «Оттепели» на это счет не заморачиваются. А потому что здесь не вполне «дружба» и совсем не «община»! Режиссер и Оператор до поры и вовсе не были знакомы, однако, сами того не зная, уже были повязаны расписками, которые вручил им Сценарист. Он письменно пообещал и одному, и второму, что его сценарий будет воплощен ими, и никем другим.

Вопиющая условность? Несомненно. Таким образом нам дают понять – и все последующее развитие «Оттепели» это подтверждает – что трое мужчин не вполне самостоятельны. Сценарист/Режиссер/Оператор – собирательный образ. Един в трех лицах. Главный герой – Виктор Хрусталев, однако, Оператор этот будет и неполон, и непонятен без Сценариста и без Режиссера.

У нас традиционно дают психологию через разговоры или, наоборот, через паузы. Герой молчит – психический процесс тем временем осуществляется у него в подкорке, но нам не видно. Герой обыкновенно цельный. Одна душа – одно тело – один актер.

Можно, однако, и по-другому. В американском кино давно научились сначала дробить, а после разносить некую типовую личность – по лицам. Можно поэтому обходиться без раздумчивых пауз, без многозначительного томления. Все время – динамичное развитие сюжета.

Итак, психологические особенности расселены по разным телам, и тела эти действуют совершенно автономно. Персонажи предельно отличаются друг от друга, но при этом они не «свободные радикалы», а части некоей безупречной геометрической конструкции.

Например. Оператор Хрусталев – та часть личности, которая существует «здесь и сейчас». Хрусталев, что называется, в потоке. Никогда ничего не выгадывает, не «прикидывает». Когда ему было страшно, он, не раздумывая и не казнясь, принял отцовский подарок, отцовскую бронь, избегнув фронта.

Ему наскучила очередная самочка, и он легко выставляет ее за дверь.

Задолбал нытик-сценарист, и вот уже он предлагает нытику свести с жизнью счеты. Хрусталев не приемлет аффектацию, не понимает, почему другие люди разрешают себе зазор между словами и поступками: «Надоело жить? – Умри!»

По-видимому, это абсолютно новаторская для нашего киноискусства повествовательная манера. Тодоровский, насколько мне известно, сознался в своем интересе к популярному американскому телесериалу Mad Men. Сериал этот действительно просвечивает сквозь плотную художественную ткань «Оттепели». Между тем, во всех известных мне серьезных разборах Mad Men первым делом говорится о влиянии на его авторов творчества не слишком, к сожалению, популярного у нас американского прозаика Джона Чивера.

Чивер недостаточно полно переведен и давно толком не переиздается по-русски, а между тем, он исключительно тонко рассказал о способе существования «успешного» массового человека сначала в Большом Городе, а потом еще и в респектабельном пригороде.

Начиная примерно с 40-х годов прошлого столетия он предъявляет внешний мир как метафору психической жизни главного героя. Массовый, как ты и я, человек Чивера сталкивается в рамках сюжета не с другими суверенными личностями, но с фантомами и призраками, которые являются на деле проекциями его собственных душевных проблем.

В одной из ранних новелл Чивер рассказывает о молодой женщине, которая исповедует одиночество и независимость. Дело доходит до того, что она в жесткой форме отказывает в финансовой помощи своему младшему брату. И тогда в один прекрасный день перед её дверью появляются два подростка, которые вначале жалуются на трудную жизнь, а в следующий приход крадут деньги.

«Они могли бы попросить, я отдала бы им сама!» - возмущается добродетельная девушка. Что же, в волшебном мире Чивера все желания исполняются: в следующий раз вернувшиеся, не ведающие стыда мальчики требуют у нее деньги в открытую.

Действие вроде бы происходит во внешнем мире, но это только кажется. На самом деле действие развивается в пространстве души. Мальчики в рамках сюжета существовуют, но в то же самое время никаких мальчиков, конечно же, нет! Коварные хулиганы воплощают вытесненное чувство вины перед братом. Чивер во многом первооткрыватель, фигура, важнейшая для американского повествовательного искусства, включая кино и сериалы.

Главный герой "Оттепели" рвет ткань жизни для того, чтобы потом ее заделывали другие. Делает это творчески, и творчество это совместное. Когда Оператор подталкивает Сценариста к самоубийству, оно становится возможным только потому, что сам Сценарист привык чрезмерно вмешиваться в реальность и навязывать ей свои опасные сюжеты.

Все повязаны.

Мир кинематографа у Тодоровского – грандиозная метафора. Этот сериал не про киношников и не про «богему», как почему-то объявил в передаче Андрея Малахова, венчавшей телепоказ «Оттепели», автор, а про всех нас, участников массового потребительского общества. Этим и хорош, поэтому зацепил.

Массовый человек всюду устроен примерно одинаково. В любом герое Чивера, в любом герое американского кино я с легкостью узнаю себя. Вот и персонажи «Оттепели» - не киношники 60-х, но проекции моей бессмертной души.

Итак, Оператор – невозмутимый наблюдатель жизни. Принимает то, что идет в руки. Отпускает то, что выскальзывает. Никакой мертвой хватки. Увидел из окна автомобиля мокнущую под дождем красавицу – подобрал. И это не «разврат», а конкретная психологическая стратегия.

Совершенно иначе ведет себя с тою же самой девушкой другая ипостась базовой личности – Режиссер.

Режиссер в исполнении Александра Яценко – воплощенная воля. Та часть личности, которая целиком зависит от требований общества, которая хочет нравиться всем и каждому, желает публичных побед, мечтает о славе и блеске.

Режиссер пытается подчинить жизнь своим желаниям. При этом его желания - калька с общественных предписаний. Например, он делает первой встречной девушке предложение о браке, едва с нею познакомившись! Почему? Да потому, что, повторюсь, целиком и полностью зависит от социальных норм, а «законный брак с любимой» - норма номер раз.

Гротеск в духе Чивера, совершенно не «реалистическое» кино!

Режиссер насилует жизнь, пытаясь ею управлять. Он, как и Оператор, последовательно воплощает определенные психические качества. Каждый из них – абстракция, отвлеченная идея во плоти. Режиссер и Оператор – реагируют на общество, но противоположным образом.

Третья составляющая личности массового человека – Сценарист. Его главное свойство – буйная фантазия, подменяющая реальность. Сценарист живет в мире грез, вечно примеряя на себя чужие придуманные судьбы. На пьяной вечеринке, предшествовавшей гибели, он рассказывает свой замысел: комсомолец приезжает на стройку пятилетки, но вместо того, чтобы работать, разочарованно пьет, и в результате выбрасывается в окно.

Сценарист – та часть личности, которая полностью социум игнорирует. Стихи, фантазии, сценарий про партизан, о которых он, скорее всего, ничегошеньки не знает; стремительное переключение на сценарий про комсомольца-самоубийцу…

Все прочие персонажи «Оттепели» представляют собой вариации на темы базовых психологических установок, воплощенных славной кинематографической троицей. Оператор плывет по течению и спит со всеми, Режиссер добивается официального оформления отношений, Сценарист после памятной вечеринки вовсе проигнорировал доступных девушек – эти три варианта поведения прокручиваются в «Оттепели» многократно, на разные лады.

Симпатия авторов и, конечно, моя на стороне Оператора. Почему? Этот человек, этот невыносимый Хрусталев, несмотря на свою кажущуюся аморальность, верит так называемой «жизни». В пострелигиозном обществе, в обществе массового потребления, которое и на Западе, и у нас окончательно складывается именно в 60-е, религиозный инстинкт никуда не девается. Об этом хорошо говорил знаменитый протестантский теолог Пауль Тиллих:

«Почти смешными кажутся разговоры об утрате веры в западном секулярном мире. Этот мир обладает секулярной верой, что вынудило другие формы религии обороняться. Но, тем не менее, это – вера, а не «безверие». Она есть состояние предельного интереса и беззаветной преданности этому интересу».

То, что было для человека прежних эпох источником Смысла и причиной энтузиазма, не исчезло. В массовом обществе предельные вопросы все так же актуальны, просто изменились формулировки: легкомысленное словечко «интерес» не должно вводить в заблуждение. Фанатизм киношников из «Оттепели» очень в этом смысле показателен.    

Тодоровский делает, полагаю, гениальный ход. Он помещает действие в 1961 год, год нашего величайшего технологического триумфа, год полета Гагарина. Коллективная память так и преподносит нам это время: фланирующие толпы, массовый восторг, слипание в общину. В многосерийном фильме от нашумевшего полета в небеса фактически ничего не остается. Это смена приоритетов: Бог не в небе, не во внешнем пространстве, но внутри. Хрусталев – носитель «предельного интереса» и воплощение «беззаветной преданности этому интересу». Самоубившийся Сценарист и женившийся на равнодушной к нему женщине Режиссер – сомнительны.

Безупречно проработанная визуальная ткань «Оттепели», все эти изящные проезды камеры, все эти бесконечно комфортные скольжения – обозначают внутреннее пространство, а не Советский Союз 60-х.

Красивые, бесконечно красивые люди – все, без исключения.

Раз за разом возникающие ситуации солидарности, прощения и любви.

Умиротворяющая музыка.

Из серии в серию действие происходит во внутреннем мире некоего типового человечка. С виду – циника. Но он порождает психологические феномены, воплощенные в красивых, с пользой друг для друга взаимодействующих персонажах «Оттепели».

Из Mad Men заимствован прием «расследование». Что может быть таинственного в цинике Хрусталеве? Следователь прокуратуры кичится: «Нам все про тебя известно!» Но даже следователь не узнает, что Хрусталев действительно был в комнате погибшего Сценариста за 10 минут до гибели последнего и действительно виноват («Вы и убили-с!»). Хотя, повторюсь, одновременно не виноват, потому что никакого отдельного от самого Хрусталева Сценариста в пространстве этой насквозь условной конструкции не существовало.

Хорошо, один секрет открылся. Тогда авторы затевают новое расследование: а какая черная кошка пробежала между Хрусталевым и его влиятельным Отцом?! Постепенно выясняется, что в обмен на безопасность Хрусталеву досталось ощущение тяжелой вины. Каждый должен отвечать за себя. В 1944-м Хрусталев-младший выбрал семью, сопутствующий комфорт и лишь в год великого душевного перелома, через долгие 17 лет излечился, признавшись дочери в своей давнишней трусости.

Кстати, делает он это в убежище, которое дочь оборудовала в лесу на случай, если вскоре придется покинуть семью, по определению претендующую на контроль, подавляющую самостоятельность. Остроумнейший драматургический ход – дочь, таким образом, давно взрослее отца.

Итак, «заурядный» обыватель – средоточие психологических тайн, лишь малая часть которых известна всемогущему Комитету Госбезопасности.

Припомнил выдающийся, на мой взгляд, советский телесериал «И это все о нем» по роману Виля Липатова, где производственная тематика служила ширмой для увлекательного путешествия в богатый внутренний мир таких же на первый взгляд простецов.

Преемственность налицо. Даже если Валерий Тодоровский к тому не стремился.

«Карл по дороге на вокзал проходит через ужасный трущобный квартал, - говорила она. – У него при себе всегда тысячи долларов, я так боюсь, что на него нападут…»

Тут Карл явился, рассказал всей компании неприличный анекдот, и мы пошли в столовую».

Картина Валерия Тодоровского устроена по этому рецепту, по методу Джона Чивера. Как водится, активные и волевые люди вечно планируют какое-нибудь насилие, а неуемные фантазеры всего пугаются. Лишь тот, кто не подчинился ни массовому психозу, ни типовым желаниям, - возвращается налегке, живой, здоровый и богатый, ненавязчиво снимает общее напряжение, дает силы жить в самых невыносимых обстоятельствах.

Можно сказать, что этого человека любит и бережет Бог. С такой установкой получается великое классическое кино вроде «Андрея Рублева».

Но можно сказать и как-нибудь иначе, без высокопарностей: массовый человек в типовых интерьерах, «Хрусталев, сволочь!».

Валерий Тодоровский не горит желанием соревноваться с великими художниками на их почти сакральной территории, выбирая в герои людей попроще. Суть дела от этого не меняется, а душа мельче не становится

Обновлено 19/12/13 06:31:

18 декабря 2013