УДИВИТЕЛЬНОЕ дело! Александр Васильев не артист, не политик, не музыкант, но его знают все. И при этом не путают со знаменитыми однофамильцами. Завидная участь человека, чья профессия по сей день звучит довольно экзотично — историк моды.

Впрочем, дело, наверное, не в роде занятий, а в настроении, с которым он им отдается. И в страсти, с которой говорит обо всем на свете — начиная от рецепта приготовления брокколи (витиеватое название овоща из уст Васильева с его неподражаемой интонацией звучит как песня) до перспектив развития отечественной моды.

А ЕЩЕ он с удовольствием рассуждает о белой эмиграции, остатки которой застал в Париже, о великих балеринах, чьими судьбами занимается с профессионализмом увенчанного званиями искусствоведа, о выдающихся людях, с которыми его сводила жизнь и знакомством с которыми он и гордится, и в то же время не хочет бравировать.


Даже о стоящем перед нами на столе чае Васильев умудряется рассказать какую-то историю, вызвав восторг не только официантов, но и сидящих за соседними столиками посетителей ресторана. Они, разумеется, уже узнали моего собеседника и только делают вид, что изучают меню. Невольно интервью для «Суперзвезд» превращается в творческий вечер Александра Васильева. Для полноты ощущений не хватает только записок из зала. И вопросов публики.

Александр Васильев с мамой, актрисой и профессором школы студии МХАТ Татьяной Ильиничной Васильевой, 2002 г.

Хотя нет, с последним все в порядке — в середине нашей беседы к Васильеву подходит облаченная в норковую шубку и разноцветные атласные варежки дама и на полурусском-полуанглийском языке напоминает о том, как они виделись в Париже и «месье Алекзандер» выразил желание посмотреть старинные наряды, которые хранятся у дамы. Так вот, она специально прилетела в Россию, чтобы встретиться с «месье Васильефф», и «вот надо же, какая неожиданная встреча», и так далее и тому подобное. Приходится сделать получасовой перерыв…


НАЧАЛО

— НИКОГДА не думал, что историк моды может быть таким популярным.

— Я, честно говоря, тоже.

— А как вообще появилось это словосочетание? Не припомню никого, кто, кроме вас, называл бы себя «историк моды».


— А до меня в России такой профессии и не существовало. Все называли себя «историками костюма». Пока я жил в Советском Союзе — а в этом году исполняется четверть века, как я эмигрировал, — этой темой занимались две дамы. В 50–60-е годы они были главными специалистами в этой области.

Мария Николаевна Мерцалова была родовитой дворянкой, которая была знакома еще с самой Надеждой Ламановой, единственной из создательниц моды, которая не уехала из России после революции. Ламанова одевала актрис и высший свет, включая императорскую фамилию.

Другая русская специалистка — Раиса Владимировна Захаржевская, тоже знатная дама польских кровей. Она много работала в Художественном театре, а потом долгие годы преподавала историю костюма в Текстильном институте и МГУ. Ее учеником был, например, Вячеслав Зайцев.

Между собой эти дамы, разумеется, не общались. А как вы думали, они же были конкурентками! Вспомните Шанель и Скьяпарелли, которые даже думать не хотели о существовании друг друга.

С историками моды я познакомился, когда уехал во Францию. Там была такая профессия. Мода и костюм — разные вещи. Мода — это одновременно вид искусства и вид коммерции, очень взаимосвязанные между собой. Когда меня спрашивают, что важнее в моде — деньги или талант, я отвечаю, что важно все, 50 на 50.

Сегодня моду хотят сделать чуть ли не алгеброй и геометрией, то есть точной наукой. Не думаю, что это хорошо. Еще никому и никогда не удавалось предугадать тенденции в моде надолго. Потому что, если бы это было возможно, мы бы никогда не расставались со своими вещами. Потому что знали бы, когда тот или иной костюм снова войдет в моду.

— Если вы скажете, что мечтали о профессии историка моды с детства, я вам не поверю. Вы родились-то в стране, которая вовсю строила коммунизм…


— О, об этом я никогда даже не думал. Я родился в семье знаменитого театрального художника и актрисы. Обе семьи — и папина, и мамина — имели глубокие корни в дореволюционной России. Впрочем, все семьи имеют такие корни, только не все о них знают. Просто дворяне хранят воспоминания о своих предках, а другие — нет. И в результате даже не знают, где похоронен их прадедушка и что у него на могиле — крест или плита.

Так вот, с самого детства меня интересовало все, что связано с искусством. Я на помойках собирал всевозможные антикварные вещи, которые за ненадобностью выбрасывались из домов. Тогда ведь в Москве было всего три антикварных магазина.

Я всегда знал, что уеду из Советского Союза. С 10 лет был уверен, что буду жить элегантной жизнью. Поверьте, лучшей жизни, чем эмиграция, не существует. Только оказавшись в чужой стране, ты можешь абстрагироваться и оказаться в ситуации, когда тебя будут оценивать не по связям и деньгам, которые ты имеешь, а по тому, что ты из себя на самом деле представляешь.

Все, чего я добился в своей жизни, я сделал именно в эмиграции — в Европе, Австралии, Японии, Южной Америке. Я единственный русский театральный художник, который работал в 30 странах мира.

Когда мне вновь позволили приехать в Россию — а это произошло лишь в начале 90-х, — я не был востребован русскими театрами. Многие воспринимали меня лишь как историка моды или создателя интерьеров для состоятельных людей. Почему? Здесь своих художников хватает, и обращаться к ним, видимо, дешевле. 

Александр с мамой в саду своего литовского имения, 2002 г.

— А КАК ваши родители относились к желанию сына уехать из страны? Или вы от них свои планы скрывали?

— Зачем? Они все знали. Нормально относились, потому что знали разницу между жизнью в СССР и в других странах.

Папа часто ездил за границу, а в те годы это было настоящим событием. Привозил мне красивую одежду. Я всегда был большим модником, одевался лучше всех своих одноклассников. А учился я в английской спецшколе.

— Специально занимались языками?

— Испанский и итальянский выучил уже за границей, когда начал работать в местных театрах. А здесь учил английский и французский. Часто ходил во французское посольство, где устраивали киносеансы. Перед зданием стоял бравый советский милиционер, который внимательно осматривал входящих и требовал документы. У всех, кроме меня. «Бонжур, месье», — обращался он ко мне, будучи уверен, что я — ребенок кого-то из сотрудников посольства.


Меня вообще почему-то всегда принимают за иностранца. Хотя я русский и горжусь этим. И никогда не строю из себя иностранца. Даже когда перебрался во Францию, не стал менять фамилию. Хотя французы мудро предлагали мне это сделать.

Я отказался и сейчас об этом жалею. Поменяй я фамилию, мог бы значительно больше работать во Франции. Дело в том, что там долгие годы существовала квота — только 8% иностранцев могут работать в сфере культуры. Чтобы этого избежать, необходимо, что называется, офранцузиться. Ради этого знаменитый французский режиссер Вадим Племянников стал Роже Вадимом, а Марина Байдарова- Полякова стала Мариной Влади. Французы не слишком любят иностранные фамилии.

— Уехав из Союза, вы сразу нашли работу во Франции?

— Ровно через два месяца. Мне удалось уехать, так как я женился на француженке. Тогда это был единственный способ.

Франция приняла меня довольно благосклонно. Два месяца я отдыхал — купался в океане, путешествовал по Бордо. Мне не пришлось на себе испытать, что такое безработица. Из СССР я ведь уехал не просто 23-летним молодым человеком. Я был здесь художником по костюмам Театра на Малой Бронной, где одевал звезд — Ольгу Остроумову, например. И снимался в кино.

— Вы имеете в виду художественные фильмы?


— Да. Я в детстве вообще был настоящей звездой. Вел на телевидении детские передачи «Колокольчик» и «Будильник» с Надеждой Румянцевой. Играл в фильме «Кто спасет парня» роль сына Соломина, в «Скорпионовых ягодах» — роль внука Гоголевой. Но это все телефильмы 60-х годов, которые сегодня никто не помнит.

— Это вас благодаря известным родителям приглашали?

— Ну конечно. В возрасте 8 лет я прошел первые пробы на ТВ, где был нужен ребенок. Мама играла в фильме «Женька-наоборот», и артистам предложили привести своих детей. Я оказался одним из немногих, кто пробы прошел, так как не боялся камеры и быстро учил текст. А потом мне предложили вести передачи, в том числе «Спокойной ночи, малыши!».

— На улицах узнавали?

— Не то слово! Я не мог ездить в метро. На телевидение мне присылали мешки писем. Писали просто: «Сане Васильеву, ТВ, Москва». Авторами были, разумеется, дети. Мама заставляла меня на все отвечать — писала своим почерком адрес, а я надписывал «Привет из Москвы». Первый автограф дал в 5 лет.

— Почему же не пошли в театральный институт после школы?

— А я и хотел. Но не сложилось. И сегодня счастлив, что не стал актером. Потому что в таком случае не имел бы никакой работы на Западе. Только во время немого кино русские актеры могли сделать хорошую карьеру. А как только появился звук, они сразу перешли на вторые роли — шпионов, таксистов и так далее. 

ВСТРЕЧИ С ГРАФИНЕЙ

— ПРИЕХАВ четверть века назад в Париж, вы наверняка застали там представителей русского дворянства, эмигрировавших после революции.

— Всю эмиграцию можно было застать в 20–30-х годах. А я застал остатки, общался со многими русскими балеринами. Лично знал Бориса Кохно, Сержа Лифаря.

— Вы были знакомы с великим Лифарем, любимым танцовщиком Сергея Дягилева?

— Я бы не сказал, что очень хорошо знал его. Зачем Лифарю было общаться с мальчиком 23 лет? Но мы были знакомы, нас представила друг другу Майя Плисецкая, которая танцевала в его балете «Федра». Мы встретились в Лионе, и он, разумеется, произвел на меня мифическое впечатление. Когда ко мне сегодня боятся подойти, считая меня мифическим персонажем, мне становится смешно. Потому что для меня таковыми являлись совсем другие люди.


Каким был Лифарь? Очень моложавым, гладко выбритым, с крашеными волосами. По-русски говорил, как мы с вами. Я очень дружил с его вдовой, шведской графиней Лилиан д’Алефельдт. Они никогда не были венчаны, но долгие годы жили вместе. Графиня помогла Сержу, когда он переживал не самые легкие времена.

На семинаре по истории костюма в Академии искусств. Гонконг, 1995 г.

Вы же знаете, что Лифарь после войны был с позором выгнан из Гранд-опера за то, что показывал ее Гитлеру и, по слухам, летал на его личном самолете в Киев повидаться с родственниками. Потеряв место, Лифарь познакомился со шведской графиней — молодой и красивой, которая только что вернулась из Индии и Непала и была покрыта дарами магараджа — изумрудами и бриллиантами.

Вообще-то Лилиан имела виды на Вову Романова, сына Матильды Кшесинской и великого князя Владимира Романова. Но Вова-младший ездил на велосипеде, пил вино и женитьбой не интересовался. А вот Лифарь произвел на нее впечатление. Он тогда жил в комнате для прислуги, где была свалена его коллекция рукописей Дягилева, миниатюр пушкинской эпохи, писем Пушкина жене. Почему он не продал все это? А тогда не было особого интереса к Дягилеву, все началось лишь в конце 60-х, когда с аукциона «Сотбис» были проданы костюмы и эскизы к его балетам.

Графиня сняла Лифарю очаровательную квартиру на площади Мексики и, пока он был в Финляндии, перевезла туда все, что у него было. «Вместе с пылью», — как она мне сказала. Включая неразобранную два года рождественскую елку. Это очень тронуло Сержа, и они стали жить вместе.

После его смерти графиня Лилиан пыталась завести новую семью. Она тогда была молода, ей было всего около 83 лет. Вскоре она вышла замуж за русского гитариста и прожила с ним в браке более 10 лет. Расстались супруги, так как муж нерегулярно исполнял супружеский долг. Ему, кстати, тогда было около 40 лет.

Иногда графиня звонила мне и говорила: «Александр, вы могли бы прийти ко мне в отель? Часа в два ночи. Это будет самое удобное время». Она принимала меня в пеньюаре и говорила: «Мне нужны ваши услуги переводчика». Протягивала письмо Баланчина к Лифарю, написанное в довольно скабрезных выражениях. Баланчин писал о том, чтобы Лифарь поближе познакомился с балериной Алисией Никитиной, женские качества которой произвели на него впечатление во время последнего визита в Монте-Карло.


С Еленой Образцовой

Письмо было написано в довольно вульгарной форме, и я не решался дословно перевести его графине. Решил пунктиром обрисовать содержание письма: «Здесь речь идет о балерине Никитиной и связи Сережи (так мы между собой называли Лифаря) с ней». Графиня рассмеялась: «А я ведь знала, о чем письмо. Просто мне хотелось проверить, насколько вы невинны». На этом мы раскланивались. Хотя, возможно, графиня и хотела, чтобы я остался. Что, впрочем, впоследствии с успехом и сделал русский эмигрант. 

На сцене национальной оперы Японии в Токио после премьеры балета «Дама с камелиями», 1996 г.

в Мексике в период подготовки спектакля «Баядерка», 1998 г.

НА ФРАНЦУЗСКОЙ ВОЛНЕ

— КАКОВО было ваше возвращение в Россию?

— Я приехал в Москву в 90-м году, до этого меня не впускали. Приехал, чтобы повидаться с отцом, который уже болел и вскоре скончался.

Меня сразу же окружила вниманием русская пресса. Хотя приблизительно до 93-го года я даже не предполагал, что могу читать здесь лекции. В результате я занял здесь то место, которое принадлежит мне и сейчас. Разумеется, это разозлило многих моих коллег. Они ведь тоже хотели внимания. В мой адрес стали раздаваться всевозможные колкости.

Как я реагировал? Поначалу переживал. А потом включил французскую волну. Французы ведь равнодушны к переживаниям других людей. А русские люди, наоборот, очень душевны и любят сопереживать.

Когда я понял, что вызываю ревность и зависть, то перестал на это реагировать. Как говорится, на каждый роток не накинешь платок. Почему мои книги становятся бестселлерами и именно меня хотят слушать? Не знаю. Се ля ви! Я ни у кого не воровал славы. Теперь я предоставляю своим завистникам и недоброжелателям злиться в собственном стакане с лимоном и раздражаться.

У меня на это просто нет времени. Я постоянно в поиске. Каждый день сижу в Интернете и покупаю платья. У меня собрано около 10 тысяч предметов, огромная коллекция. Хотите, расскажу, что купил этой ночью? Оперное манто нефритового цвета из панбархата, отделанное белым песцом, 1926 года, с рукавами «летучая мышь», которое в тон подходит одному бисерному платью из моей коллекции. Нефритовый цвет довольно редко встречается. Я до 4 утра торговался. И в результате упустил красное муслиновое платье 1935-го, разница в цене была всего три доллара.

— Вы довольно трепетно относитесь к костюмам. А сами как одеваетесь?

— Так, как мне удобно. Будучи центром всеобщего внимания, я невольно превратился в икону стиля. И это стало для меня обузой. Раньше я любил наряжаться, был жертвой моды — носил шляпы с мертвыми птицами на полях, каракуль, манто и пелерины, горжетки и прочее, прочее. Я, кстати, стал единственным русским, чья квартира попала в английскую книгу лучших интерьеров в стиле «декаданс».

часть интерьера

В Париже меня окрестили самым эксцентричным парижанином. Но я сам себя таковым не считаю. И в Москве, когда я не на телевидении, стараюсь одеваться неброско, чтобы не привлекать внимания. Не хочу, чтобы на меня все смотрели. Хотя, разумеется, если выйду на сцену, то наряжусь и буду переливаться всеми цветами радуги.

— Слышал, вы недавно стали студентом.

— Аспирантом МГУ, если точнее. В России ведь очень любят «корочку». Ничего, отучусь, получу степень кандидата искусствоведения, а потом, назло ворчуньям, защищу еще и докторскую. Мечтаю стать академиком. А потом министром культуры России. 

Игорь ИЗГАРШЕВ ( АиФ, 2007 год)

Родился 8 декабря 1958 года в Москве в известной театральной семье. Отец, Александр Васильев-старший (1911 — 1990), — народный художник России, член-корреспондент Академии художеств, создатель декораций и костюмов к более чем 300 постановкам на отечественной и зарубежной сцене. Мать, Татьяна Васильева-Гулевич (1924 — 2003), — драматическая актриса, профессор, одна из первых выпускниц Школы-студии МХАТ.

В возрасте пяти лет Александр создал свои первые костюмы и декорации для кукольного театра, тогда же принимал участие в съемках детских передач на советском телевидении «Театр Колокольчик» и «Будильник». Свой первый спектакль-сказку «Волшебник Изумрудного города» оформил в 12 лет.

В 22 года А. Васильев окончил Постановочный факультет Школы-студии МХАТ. Затем работал художником по костюмам в Московском театре на Малой Бронной. В 1982 году переехал в Париж, где сразу начал работать для французского театра.
В 2011 году Александр Васильев учредил первую международную премию за интерьер «Лилии Александра Васильева». Лауреатами премии становятся заведения в России и за рубежом, отвечающие его высоким представлениям о стиле. Победителям вручается фирменный знак — керамическая лилия ручной работы. Каждая лилия обладает индивидуальным номером и паспортом оригинала, что гарантирует ее подлинность. Лилии за интерьер, атмосферу, свет, музыкальное сопровождение и детали оформления уже получили заведения России, Италии, Франции, Латвии, Литвы и других европейских стран.

Александр Васильев награжден медалью С. П. Дягилева за пропаганду русского искусства, медалью В. Нижинского, орденом «Меценат», Золотой медалью Академии художеств России. Дважды является лауреатом премии «Тобаб» в Турции. Был представлен в номинации «Легенда моды» на World Fashion Awards в 2010 году. В 2011 году Васильеву была присуждена премия «Народное признание». В 2011 году Васильев стал почетным членом Российской академии художеств.

Александр Васильев — автор трёх десятков книг. Его книга «Красота в изгнании» с 1998 по 2008 год выдержала шесть переизданий на русском языке, а в 2000 году была издана в Нью-Йорке на английском языке. Книга была названа лучшей иллюстрированной книгой 1998 года[источник не указан 181 день]. Васильев — автор книги «Русская мода. 150 лет в фотографиях» (Издательство «Слово», 2004), в которой представлено свыше 2000 фотографий по истории русской, советской и постсоветской моды c середины XIX века до начала XXI века. Помимо иллюстраций в книгу включены тексты из модных журналов разных эпох, интервью с манекенщицами, знаменитостями, дизайнерами моды.

Всего Васильевым было выпущено 29 книг по истории костюма и моды общим тиражом около 80 тысяч экземпляров, большинство из которых иллюстрированы фотографиями из коллекции автора.

На страницах книги «Русские интерьеры» Васильев воссоздал убранства российских дворцов, дворянских усадеб, купеческих и мещанских домов, общественные интерьеры Царской России. Книга получила широкий резонанс в профессиональной среде.

Александр Васильев планирует начать очередную книгу — воспоминания правнучки писателя Николая Лескова — Татьяны, примы русского балета в Монте-Карло и многолетнего директора балета в Рио-де-Жанейро.

Подпишитесь на наш
Блоги

Александр Васильев

12:07, 12 августа 2013

Автор: raya

Комменты 57

Аватар

Мне нравится как он преподносит себя. У него очень грамотная речь и голос такой приятный. На меня он действует умиротворяюще. и убаюкивающе.

Аватар

после фотографии, где он прифотошопил себя к Плисецкой для того, чтобы потешить самолюбие, не могу воспринимать этого человека всерьез.

Аватар

Была на его семинарах посвященных моде и сексу. Восторг !!! Умеет общаться с женщинами. Чертовски обаятелен. И как я поняла, очень искушенный и в сексе и в моде.

Аватар

Помню была как-то на организованной им выставке вееров, там была маленькая часть его коллекции вееров, а также старинные вечерние наряды, всякие милые женские штучки, шкатулочки и т.д. В общем, достаточно интересно, и все подобрано прям с женской щепетильностью)

Аватар

Обожаю!! ^_^ Он такой подлинно возвышенный, немножко несовременный, романтичный. У меня знакомая была на его семинарах, отзывалась как о невероятном человеке. А еще уважаю за отношение к женщинам (несмотря на гейство), такую мягкую критику, доброжелательность. Ни в какое сравнение не идет с Владом *Лицемер-женоненавистник* Лисовцом. Было бы отлично, если бы Васильев стал министром культуры.

Подождите...