Пост навеян прекрасным постом про цитаты из советских комедий.

Помнится, одним грустным зимним вечером посмотрела этот фильм 2 раза подряд. Все помнят, что в нем 2 серии??))
Если кто хочет дополнить цитаткой - Ю а велкам, как говорится!

Именно обувь делает женщину женщиной.   — Ничего не скажешь, вы настоящий современный мужчина!
— Какое вы право имеете меня так оскорблять?!   — Где у вас двери…
— Где надо, там и двери.
—… открываются?   Лично я хожу на службу только потому, что она меня облагораживает.
 

  — Меня вчера муха укусила.
— Да. Я это заметила.
— Или я с цепи сорвался.
— Это уже ближе к истине.
— Значит, я с цепи.
  У меня такая безупречная репутация, что меня уже давно пора скомпрометировать.   Земной шар, как известно, вертят именно оптимисты.
  — Вы уходите, потому что директор вашего учреждения Калугина…
— Ну-ну, смелее, смелее!
— Самодур?!
— Угу. Самодура!   Вся отклячится, в узел вот здесь завяжется, вся скукожится как старый рваный башмак и вот — чешет на работу, как будто сваи вколачивает.   Умереть — не встать.   Утром встану, пойду варить кофе. И не потому, что хочу позавтракать, а потому, что так надо…   Я так взволнована вашим признанием… <…> Я вся в работе. Жизнь моя уже как-то устоялась, сложилась. Я «старый холостяк», я привыкла командовать.
Я очень вспыльчива и могу испортить жизнь любому, даже очень симпатичному.
Но это… Дело даже не в этом…
А в том, что… я вам не верю.   Шурочка: Люди, сдаём по 50 копеек. У Маши Селезневой пополнение семейства!
Новосельцев: Лично я здесь не при чем!   Вызовите мне, пожалуйста, самую светлую голову нашей с вами современности.
 

Перестаньте плакать! Что Вы, Вам по должности не положено.   Людмила Прокофьевна, где вы набрались этой пошлости? Вы же виляете бёдрами, как непристойная женщина!   — Вы утверждали, что я чёрствая!
— Почему? Мягкая!
— Бесчеловечная!
— Человечная!
— Бессердечная!
— Сердечная!
— Сухая!
— Мокрая!   Это Верочка. Она любопытна, как все женщины, и женственна, как все секретарши.
 

  — Значит, неудачные ноги, Людмила Прокофьевна, надо прятать.
— Куда?
— Под макси!   — Пишите, пишите!
— Не торопите меня, я не пишущая машинка!   — Представляете, Бубликов умер!
— Почему умер? Я не отдавала такого распоряжения… Как умер?   Иногда бывает, что хочется поплакать, но что же я буду реветь в одиночку? Это всё равно, что алкоголик, который пьёт в одиночку   — Только, пожалуйста, побыстрее: у меня куча дел.
— Ничего, подождёт ваша куча. Ничего с ней не сделается.   — Ага, Петь хочется.
— Какое несчастье!
 

  Просто вы заплакали — и как будто вы нормальная…   Пенсия на горизонте — и она туда же! Просто сексуальная революция!   — А ягоды Вас не интересуют?
— Только в виде варенья.
— А как вы относитесь к стихам… в виде поэзии?   — Что гармошкой? Каблук?
— Голенище!!!   Вы же женщина, а не солдафон. Пикантнее, пикантнее! И игривая улыбка! Вообще, пусть мужчины думают, что у вас всё в порядке. Дышите. Элегантнее пластику! И не надо брыкаться. Вы же не иноходец, а женщина.

В женщине должна быть загадка! Головка чуть-чуть приподнята, глаза немножко опущены, здесь всё свободно, плечи откинуты назад. Походка свободная от бедра. Раскованная свободная пластика пантеры перед прыжком. Мужчины такую женщину не пропускают!   — У меня дети. У меня их двое: мальчик и… м-м… де… тоже мальчик. Два мальчика. Вот. Это обуза.
— Господи, как вы можете так говорить о детях?
— Ну подождите, Людмила Прокофьевна!
— Да что вы?
— Не перебивайте, пожалуйста! Я и сам собьюсь.   — Кстати, я надеюсь, материально вы не очень пострадали? Билеты в цирк не пропадут?
— Ну безусловно! Я загоню их по спекулятивной цене.
— Ага. Ну, в вашей практичности я нисколько не сомневалась, товарищ Новосельцев.
— Вы проницательны, товарищ Калугина!   Идите вы… в бухгалтерию!!!   Сигаретку, спичку, коробок?   Одним словом — выкручиваюсь, одним словом — верчусь.   — Как вам сапоги?
— Очень вызывающие, я бы такие не взяла.
— Значит, хорошие сапоги, надо брать   — Я соображаю, о ком вы говорите.
— А кроме вас ещё кто-нибудь соображает?
— Весь коллектив.
— Информация поставлена у нас хорошо!   — Ты же умница.
— Когда женщине говорят, что она умница, это означает, что она — круглая дура?     Давайте приедем уже, а?   — Господи, какой же ты красивый!
— Ну, это на моем фоне.   Мы Вас любим. Где-то в глубине души, где-то очень глубоко.   — Не бейте меня по голове, это моё больное место!
— Это ваше пустое место!
  — Грудь вперед!
— Грудь? Вера, Вы мне льстите.
— Вам все льстят.   — Плохо учились в школе? Я так и знала, что вы — бывший двоечник!
— Оставим в покое моё тёмное прошлое.   Делом надо заниматься серьезно или не заниматься им вообще.   — Поставьте лошадь! Что вы! Она же тяжёлая. Что вы в неё вцепились?!
— Я с ней сроднился.   — Ты знаешь, я понял, из-за чего мы с тобой разошлись: нам нужен ребёнок!
— Ты хочешь, чтоб у нас был ребёнок?
— Да! И как можно скорее!
— Но я не могу сейчас. До конца работы ещё два часа и Калугина тут… Я не могу уйти!   — Верочка, будет вам пятьдесят лет — вам тоже соберём!
— Я не доживу, я на вредной работе.   — Как же она могла оставить детей, Леонтьева? Она же мать.
— Ха! Мать!.. Мать у них был Новосельцев!   В ранней молодости вы были значительно талантливей, чем сейчас. Только никак не предполагала, что вы творили под псевдонимом Пастернака.     Поставтье Веру на место и не трогайте больше руками!     Симпатичная, но, к сожалению, активная. Когда-то ее выдвинули на общественную работу и с тех пор никак не могут задвинуть обратно.   «Тихо вокруг, только не спит барсук. Уши свои он повесил на сук и тихо танцует вокруг».   Ничего нет невозможного для человека с интеллектом!   Вот смотрю я на вас, Верочка, и думаю: будь я полегкомысленнее, я бы… ух!!!   Ирония — маска для беззащитных.    Слово неприличное написано.
— Стереть!    Каждая новая метла расставляет везде своих людей.
— Надеюсь, ты мой человек?
— Конечно! Правда, до этой минуты я был ничей.   Это директор нашего учреждения Людмила Прокофьевна Калугина. Она знает дело, которым руководит. Такое тоже бывает.     — Она не молодая, не красивая женщина.
— Она не женщина. Она директор.   Зачем вы занимаетесь мною лично? Поручите меня вашему секретарю. — Дороже вас у меня вот уже несколько дней никого нет…   — Никому из сотрудников вы бы не позволили себе швырнуть в физиономию букетом. Неужели вы ко мне неравнодушны?
— Ещё одно слово, и я запущу в вас графином!
— Если вы сделаете графином, значит, Вы действительно меня… того-этого…   — Красное. Или белое?
— Или белое. Но можно красное.   — А меня вообще сослали в бухгалтерию!
— Да на тебе пахать надо!   Она в принципе не знает, что на свете есть дети. Она уверена, что люди появляются на свет взрослыми согласно штатному расписанию, с должностью и окладом.     Если бы не было статистики, мы бы даже не подозревали о том, как хорошо мы работаем.     Если сегодня еще кто-нибудь умрет или родится, то я останусь без обеда.   — Что вы за человек? Я никак не могу вас раскусить…
— Не надо меня кусать, зачем раскусывать.     Петр Иванович Бубликов, начальник отдела общественного питания. Может поэтому он такой… упитанный.     — Что же, выходит, что все меня считают таким уж чудовищем?
— Не надо преувеличивать. Не все… не таким уж чудовищем…   — Вы же непьющая.
— Как это непьющая? Очень даже… почему же?   PS  

Белла Ахмадулина

О, мой застенчивый герой, ты ловко избежал позора. Как долго я играла роль, не опираясь на партнера! К проклятой помощи твоей я не прибегнула ни разу. Среди кулис, среди теней ты спасся, незаметный глазу. Но в этом сраме и бреду я шла пред публикой жестокой - все на беду, все на виду, все в этой роли одинокой. О, как ты гоготал, партер! Ты не прощал мне очевидность бесстыжую моих потерь, моей улыбки безобидность. И жадно шли твои стада напиться из моей печали. Одна, одна - среди стыда стою с упавшими плечами. Но опрометчивой толпе герой действительный не виден. Герой, как боязно тебе! Не бойся, я тебя не выдам. Вся наша роль - моя лишь роль. Я проиграла в ней жестоко. Вся наша боль - моя лишь боль. Но сколько боли. Сколько. Сколько. 1960-1961