С Аленой мы росли вместе в Питере. Лет с тринадцати были неразлучны, вместе шлялись по дискотекам, отбивали друг у друга ухажеров и занимались самым отчаянным прожиганием жизни, которое только было возможно. Питерские клубы «Конюшня», потом «Доменикос», потом «Планетарий» — менялись только названия и географические точки, но суть тусовки до утра оставалась неизменной. Потом Алена вслед за мной переехала в Москву, вышла замуж — муж был красивый, спортсмен, они много ругались и потом бурно мирились в небольшой хонке на Новой Риге, где я их иногда навещала. Потом наши пути разошлись, и я встретила Алену спустя много-много лет в Dream House на Рублевке, куда я ходила заниматься танцами. Алена была с крокодиловой Birkin и в бриллиантовых часах Breguet. Мы выпили кофе, обнялись, разговорились. Алена очень удачно, во всяком случае, по ее мнению, вышла замуж за одного в прошлом крупного владельца московских рынков, а ныне депутата. Она очень изменилась, стала настоящей рублевской домовитой женой, родила четырех детей и была занята изучением каллиграфии. И как-то пригласила меня в дом на ужин познакомить со своей большой семьей.

Дом поразил мое воображение. Больше по размеру я видела лишь у Абрамовича, больше по количеству золота я видела лишь в Версале… И вот водит она меня по бесконечным дворцовым анфиладам пяти- тысячеквадратнометрового дома, стоящего на крошечном (по сравнению с домом) пятачке земли где-то между Раздорами и Барвихой, а у меня стойкое какое-то ощущение, что в такой роскоши, в таком излишестве счастье не приживается. Я даже объяснить это логически никак не могу, ведь я люблю комфорт, и деньги для меня играют немаловажную роль, но есть какой-то предел, после которого роскошь выглядит оскорбительной по отношению к разуму и морали.

Вот я помню хорошо дом Наташи Синдеевой — тоже большой и дорогой, хоть и карлик по сравнению с этим (600 метров), но в нем есть жизнь и комфорт существования для себя. А здесь…

В общем, муж оказался типичным депутатобизнесменом с залысинами, грузным телом и постоянным желанием поучать и рассказывать, как правильно нужно жить. Огромное количество икон в доме и длинное моралите на тему православных ценностей как-то спокойно сочеталось с тем, что только ковер из чистого шелка составлял 400 метров, занимая при этом отнюдь не всю комнату. Не говоря уже о мраморной ванне, рассчитанной на купание минимум двенадцати человек. Ужинать втроем в «малой гостиной» со столом на 18 персон было как-то тоже не по себе… Когда я покидала дом, у меня, как в анекдоте, были «смешанные чувства»… «Ну она ведь его любит, счастлива», — уговаривала я сама себя, оправдывая подругу. «Явно она не просто поддакивает, а искренне разделяет всю ту хрень, которую он нес — из серии «жена должна сидеть дома и заниматься детьми», «рожать надо до 30 и минимум троих» и «Прохоров ведет греховную, блудную жизнь». Может, им хорошо вместе, а все мои упреки в роскоши — это просто зависть?» — размышляла я, подъезжая к своим жалким 180 метрам на Тверской-Ямской…

Прошло несколько месяцев, и вдруг мой приятель рассказывает про какого-то «дебила», который предлагал его жене на ужине у общих знакомых любые деньги за секс. Типа: «Заплачу сколько скажешь, поехали». «Вы же женатый человек», — пыталась пожурить этого хама растерявшаяся жена моего приятеля. «Да жена у меня дома сидит, детей рожает, бабки мои тратит и особо не выеживается». Как вы понимаете, уточнив фамилию, я поняла, что это Аленкин муж так без нее гуляет. Впрочем, единственное, что его оправдывает, — это то, что так ведет себя большинство успешных мужчин нашей страны.

Какое отношение эта история имеет к номеру с темой «семья»? Да никакого вообще. НИ-КА-КО-ГО. А вот отрывок из последнего письма Надежды Мандельштам к своему мужу Осипу имеет. Прямое. И к любви, и к дружбе, и ко всему тому, что и является семьей…