Канал Disney возрождает программу «Устами младенца», первый выпуск можно будет оценить 27 апреля. Ведущим стал актер и режиссер Максим Виторган, который в эксклюзивном интервью рассказал о том, боится ли он чужих детей, как воспитывает своих собственных и собирается ли становиться папой еще раз.

Не боитесь ли вы детей?

Максим Виторган: Я боюсь, когда их много: крик, шум… Но больше я боюсь родителей. Когда мне тычут в лицо детской фотографией и приговаривают: «Вот смотри, какой он у меня!» Да мне все равно, какой он у тебя...

А вы любите детей в принципе? Знаете, есть люди, которые не могут пройти мимо ребенка: обязательно станут сюсюкать, трепать за щечку…

Максим Виторган:  Я не такой. Легко прохожу мимо детей, делаю это с удовольствием. Даже со своими  собственными всегда общался без сюсюканий. Это тяжело и не всегда удается, но я стараюсь воспринимать детей как самостоятельных членов общества и человеческих личностей. Мне было бы странно, если бы вы, например, разговаривая со мной, задали вопрос так: «Ну, Максюшенька, малыш, давай, скажи мне, а ты любишь деток?..» Смешно, правда? А почему так надо общаться с детьми? В существовании детей, безусловно, есть огромный глубинный человеческий смысл: продолжение рода и всякое такое. Хотим мы или нет, это во всех нас сидит. И если даже человек громко кричит о том, что не хочет детей, это может быть не правдой, а всего лишь его защитой. Я далек от страстного впитывания детей всеми порами души. Более того, хотя в нашей программе  «Устами младенца» будут присутствовать живые дети (смеется), я не намерен за их счет становиться лучше, думать о том, что обо мне станут говорить: ах, какой хороший человек, он  так любит малышей! Нет, на программе дети — мои  партнеры.

А вдруг партнер описался?

Максим Виторган: Ну, описался и описался. У каждого свои недостатки. Со временем этот недостаток пройдет, зато придут гораздо большие. Меня подобные казусы не пугают. Я опытный отец, со своими детьми делал то, что их мама не решалась делать: всякие гимнастики, ныряния, когда они были совсем маленькие. У меня на детей рука набита (смеется), особенно это сейчас чувствует мой сын.

Неужели в воспитательных целях  пускаете в ход руки? 

Максим Виторган: Ну, подзатыльник могу дать. Нет, вы не подумайте ничего такого, сын Даниил не ходит в синяках и кровоподтеках…Но у него  сейчас такой возраст, 12 лет — ему трудно сосредоточиться. Вот дочь Полина — абсолютно беспроблемная. Много лет назад мы с ней договорились о каких-то вещах по поводу учебы. В этом году она  уже оканчивает школу. За все время  она ни разу не нарушила наших договоренностей. Она ответственна, образована, что меня очень радует, много читает. Точно прочитала больше, чем я. Посмотрела все спектакли во всех театрах. Очень глубинная девочка. А сынок… (Смеется.) Доставляет хлопоты, что уж тут говорить. Мама перед ним тает, и он  этим пользуется — совершенно неуправляемый мальчик. Хотя очень хороший человек: с юмором, добрый, любящий… Но у него абсолютно отсутствует воля. Я сейчас пытаюсь вбить ему в голову и в тело какие-то важные вещи. Он не может собраться, даже когда хочет. Даже когда знает, что вот сейчас придет страшный папа и будет ему втык делать. Но я надеюсь, что все еще образуется. Самое ужасное — видеть в детях свои недостатки. Это невыносимо.

А вы видите? 

Максим Виторган: Да, у сына моя подрасслабленность. И видеть это — катастрофа. Тебя охватывает паника, ты начинаешь верещать, брызгать слюной, оплевывать мальчика ею, биться головой об стену, кричать: «Люди, помогите!». А  толку?  Ну вот что это — генетика или он что увидел, то и скопировал? Если бы я знал, как это выключить, давно бы вынул батарейки.

Как выглядит ваш втык в деталях?

Максим Виторган:  Ну, это интимный вопрос (смеется). Боюсь сын, когда вырастет, будет мне припоминать какие-то вещи,  а за некоторые, может, даже жестоко отмстит. Поэтому я уже сейчас начинаю перед ним чуть-чуть заискивать, делать подарки. Потому что понимаю, что приближается тот возраст, когда он может перестать разговаривать, а попросту даст в репу.

Вас-то наверняка в детстве не били? Росли маменькиным сынком?

Максим Виторган: Я, безусловно, маменькин сынок. Но пару раз ремнем по мне папа все-таки проходился — я это помню! Правда, для него это всегда было большим наказанием, чем для меня. Не то чтобы это было регулярно, в 16:30 каждого дня, но довольно часто.

Вы были из среды золотой молодежи?

Максим Виторган: Нет,  я  ей не соответствовал и до этого уровня не дотягивал. Мы никогда не жили богато. Я не был настроен на успешность, для меня это не составляло ценности. Поступал учиться на актера не за аплодисментами, не за автографами, не за «Оскарами» — поступал ради профессии. Если бы не деньги, я из театра и сейчас бы не выходил. Сидел бы и репетировал. Только нужда выгоняет меня из театра: надо где-то как-то еще заработать денег.

Никакой профессиональной альтернативы, кроме актерства, для себя не видели?

Максим Виторган: Актерство появилось в последний момент. Я собирался стать либо юристом, либо журналистом. И как-то готовился к этому, читал литературу, ходил на дни открытых дверей в МГИМО. Но там все были какие-то цинично настроенные на успешность. А эпоха ведь была горячая, многое открывалось… Помню, пришел в МГИМО, а там студент — в сером костюме, прилизанный, с распахнутым взором, и рядом я — в перекошенной школьной форме, грязный… Мы едем с ним в лифте, и он говорит: «А где комсомольский значок?» А я на два вопроса всегда отвечал с вызовом. Когда меня спрашивали «Ты еврей?», отвечал: «Да, а что?!» И когда спрашивали: «Где комсомольский значок?» Ну, я и ответил: « Я не комсомолец. А что?» И он так просто, без большевистского задора, сказал: «Надо вступить». И я понял: МГИМО для меня кончилось здесь же, в лифте.

А  почему вы не хотели быть комсомольцем?

Максим Виторган: Воспитание у меня изначально было антисоветское. Родители читали запрещенные  книжки в самиздате, и я заодно. У меня была образцово-показательная школа, и меня не мытьем, так катаньем пытались загнать в комсомол, проводили беседы с родителями, обещали поездку в Чехию, потом стали обещать, что я никуда не поступлю. Я устоял, открыто заявлял, что не чувствую себя частью этой идеологии, что не хочу и не буду. Я был в этом смысле довольно продвинутым и убежденным. Но вернемся к актерству. Почти параллельно с описываемыми событиями в моей школе — заведении с углубленным изучением английского языка — решили поставить спектакль «Гамлет». И когда  дошло до распределения главной роли, все дружно повернулись в мою сторону. Так эта бацилла попала в мой организм, и отвязаться я от нее уже не мог.

Вы сами упомянули тему национальности. Часто сталкивались с проявлениями антисемитизма?

Максим Виторган: Нечасто, но сталкивался. Смешной случай был в военкомате. Сидит прапорщик, заполняет анкету: фамилия, имя, отчество. Доходит до пятого пункта, спрашивает: «Национальность?» Я говорю: «Еврей!» Он так замирает и, не поднимая глаз, говорит: «Ну, это ничего, это нестрашно...» (Смеется.) Ощущаю, что я еврей, только когда мне об этом напоминают. Я этого не стесняюсь, особо не горжусь. Я не сионист и вообще считаю, что национальность по большому счету не имеет никакого значения. Социальная среда, в которой ты вырос, имеет гораздо больше значения. У меня язык, образ мыслей и культурный базис российские.

Ваш альянс с «Квартетом И», с которым вы часто сотрудничаете, продолжается?

Максим Виторган: Ребята сейчас снимают фильм «Быстрее, чем кролики». Без меня. У меня изначально не было роли в  этом спектакле, а они ведь в свои экранизации берут тех, кто играл в их постановках. Но вот сейчас «квартетовцы» пишут новую пьесу, и у меня  там будет роль. Обещали хорошую. Потому что мне надоело у них играть «Пардоньте».Леня Барац  и Слава Хаит не просто мои друзья — самые близкие люди. После жены, конечно.

Кстати, о Ксении Собчак. Максим, многие считают, что вы с женой и еще множество известных людей  имитируете оппозиционную деятельность, а на самом деле либо пиаритесь, либо вы казачки засланные, разрушаете движение изнутри…

Максим Виторган: Да, мы докладываем в Кремль азбукой Морзе о том, что происходит внутри оппозиции, сдаем пароли и тайники (смеется). Честно говоря,  даже не знаю, что вам сказать. Ксюша потеряла работу на всех центральных каналах. Хотя… доказывать, что ты не верблюд не хочется — пусть кто что хочет, то и думает.

Детям свои взгляды сообщаете?

Максим Виторган: Дане пока рано, а Полине — да. Я хочу, чтобы дочь была человеком, мыслящим самостоятельно, привыкшим докапываться до сути, ощущающим себя внутренне независимо.

А если дети вдруг однажды откажутся разделить ваши взгляды?  

Максим Виторган: Я готов к открытому и аргументированному спору. Меня не пугает инакомыслие.

Дети поколения Next сильно отличаются от вашего поколения?

Максим Виторган: Да. У нас  связь с родителями была более тесной. Мы с родителями смотрели одно кино, читали одни книги, и это сближало. А у сегодняшних детей — огромный выбор информации, книг, музыки. Им сложнее быть содержательными, у них все вширь разрослось, а не вглубь. Есть в этом и хорошее, и плохое. Но это факт, и надо с этим считаться. Те рецепты, которые были актуальны для нас, для них уже не работают.

Вы вообще много времени уделяете детям?  

Максим Виторган: Я не воскресный папа, это точно. Хотя мог бы встречаться и почаще. Бывают периоды, когда  из-за работы  пропадаю надолго.

В каком возрасте надо детей от себя отделять?  

Максим Виторган: Мы с их мамой Викой старались, чтобы уже с песочницы сын и дочь какие-то вопросы решали самостоятельно.  Никогда не пытались мирить или не мирить детей, поругавшихся из-за игрушек. Я  вообще стараюсь детям подсказывать какие-то варианты решений, а не делаю все за них.

Полина уже взрослая девушка. Завтра приведет молодого человека, скажет: хочу вместе с ним жить. Как будете реагировать?

Максим Виторган: Я совершенно не против того, чтобы Полина влюблялась, я — за. Но все, что касается совместного проживания с молодыми людьми, заведения детей и прочего… У нас есть с ней определенные договоренности: все в свое время. Я говорю с дочерью на личные темы только тогда, когда она сама этого хочет. Либо  демонстрирую что-то на отвлеченных примерах. У нас нет запретных тем. Мы говорим об алкоголе, курении, наркотиках, сексе.

Для детей более важно женское или мужское воспитание?

Максим Виторган: Важно сбалансированное воспитание. Отец может воспитать  в дочери ощущение женственности — своим отношением. А мать может дать инструментарий — как этого достичь.

Какой должна быть женщина, чтобы вы на нее обратили внимание?

Максим Виторган: Совершенно не имеет значения. Я счастливо женат.

Ну а что вас дико раздражает в женщинах?

Максим Виторган:  Я достаточно снисходителен. Не хочу ничего доказывать женщинам и не ощущаю их своими соперниками. Я могу с женщиной спорить. Мы с Ксюшей спорим порой очень сурово и подолгу, разбивая слово «мировоззрение» на отдельные осколки. Но это не мой с ней разговор как мужчины с женщиной — это мой разговор  с интересным человеком…. Нет, женщинам я прощаю все, просто прощаю по-разному. В каких-то случаях могу развернуться и уйти.

У вас же есть опыт развода, значит, с чем-то вы не готовы мириться?

Максим Виторган: Я не готов мириться с отсутствием любви.

Сегодня вы абсолютно счастливы?  

Максим Виторган: Счастье — это путь, а не финишная черта.  Нет счастья как окончательного результата — счастье в процессе.

А вы хотите еще детей?

Максим Виторган: Мы хотим.