Элла Фицджеральд появилась на свет 25 апреля 1917 г. в маленьком городке Нью-порт Ньюс в штате Вирджиния. В раннем детстве ее бросил отец, и Элла, у которой появился отчим, переехала в Нью-Йорк вместе с семьей, пошла в школу. Вплоть до смерти матери в 1932 году она оставалась, по воспоминаниям соседей и одноклассников, примерной ученицей, исправно посещавшей церковь, живой, веселой и общительной девочкой. В старших классах она любила где-нибудь во дворе или на уличном углу давать «представления», мастерски имитируя перед сверстниками голоса популярных певцов или вместе со своим приятелем Чарлзом Гулливером с увлечением отплясывая самые модные танцы. Знакомясь с ее биографией, иногда удивляешься тому, насколько тесно соприкасалась, особенно вначале, линии жизни двух великих джазовых певиц и современниц - Эллы Фицджеральд и Билли Холидэй. Почти ровесницы, они родились в один и тот же месяц и первые свои сознательные шаги сделали в годы, которые многие американские историки не случайно называют «эрой джаза». И Билли, и Элла в юности дышали до предела насыщенным звуками джаза воздухом Гарлема, где вскоре - и обе вполне случайно - получили свои первые ангажементы в качестве певиц, хотя и та, и другая поначалу намеревались стать... танцовщицами. Обстоятельство это имеет такое важное значение для всей их последующей жизни, что стоит остановиться на нем подробнее.

Мисс «Золушка» После смерти матери Элла переехала к тетке в Гарлем и тут, что называется, «сошла с рельс»: бросила школу, целые дни проводила на улице, вечерами подрабатывая танцами в окрестных клубах, а в 1934 году и вовсе ушла из дома. Неизвестно, как сложилась бы ее дальнейшая судьба, если бы осенью того же года она не решилась принять участие в любительском конкурсе, который регулярно проводил популярный комментатор и «диск-жокей» Ральф Купер в перворазрядном гарлемском кинотеатре «Аполло».

Это были настоящие шоу - нечто вроде известной у нас когда-то телепередачи «Алло, мы ищем таланты». Для участия в них приглашались самые знаменитые оркестры, зал был оснащен новейшей усилительной аппаратурой, а сам конкурс транслировался по радио. Победитель вместо обычной в таких случаях денежной премии награждался недельным ангажементом в «Аполло». Элла, накопившая к тому времени солидный опыт, собиралась выступить в амплуа танцовщицы. Но, придя на предварительный просмотр, к своему ужасу обнаружила, что соперником ее в этом жанре будет хорошо известный местной публике полупрофессиональный дуэт сестер Эдварде. Волей-неволей пришлось тут же менять амплуа, и Элла решилась петь.

Ее дебют состоялся 21 ноября 1934 года. Выйдя на сцену в своем единственном платье, она смутилась и начала петь очень неуверенно, а затем голос и вовсе сорвался. Многоопытный Купер шуткой остановил ее, дал собраться и объявил снова. После того, как под аккомпанемент оркестра Бенни Картера Элла спела «Judy» и «The Object of My Affection», зал взорвался аплодисментами. Успех был ошеломительным, но... обещанного победителю ангажемента она так и не получила - слишком уж непрезентабельным показался ее вид владельцам театра. Бенни Картер повел ее на прослушивание к своему прежнему боссу Флетчеру Хендерсону. Однако и тут ничего не вышло. Лишь спустя два месяца, когда она снова выиграла конкурс, желанный ангажемент был, наконец, получен, и Элла целую неделю выступала в Harlem Opera House с оркестром Тини Брэд-шоу

Harlem Opera House Профессиональная карьера Эллы Фицджеральд складывалась не так бурно, как у Билли Холидэй. Ее первой прочной ступенькой (и вторым домом для Эллы на долгие семь лет) стал оркестр Чика Уэбба, один из лучших танцевальных, а впоследствии - свинг-бэндов того времени, куда ее буквально с улицы привел певец Чарлз Линтон.

Афиша, 1935 год Уэбб как раз «поворачивал» тогда к свингу и поручил Линтону найти для новой программы молодую певицу, умеющую свинговать, что тот и сделал, руководствуясь рекомендацией знакомой продавщицы галантерейного магазина. Поначалу Уэбб наотрез отказался даже прослушать эту не отличавшуюся привлекательностью долговязую и угловатую замарашку в мужских ботинках, кожа которой уже довольно давно не знала воды и мыла. И только под нажимом Линтона, заявившего: «или ты ее прослушаешь, или я ухожу», нехотя сдался.

Элла Фицджеральд с оркестром Чика Уэбба

Чик Уэбб Результат можно предугадать. Почти сразу же после этого, в июне 1935 года, Элла записала с Чиком Уэббом свою первую пластинку («Love and Kisses» и «I'll Chase the Blues Away»), а в июле вышла с оркестром на сцену столь памятного ей «Аполло». Оркестр Уэбба работал на разных площадках, но основной его базой был гарлемский танцзал «Савой», который во многом благодаря Элле вскоре стал одним из самых известных (великолепная позднейшая интерпретация «Stompin' At The Savoy» с Полом Смитом и другими музыкантами - дань благодарности тому времени, своеобразный его римейк).

С самых первых шагов Элла стала всеобщей любимицей. Музыканты поражались безупречному чувству ритма, легкости и какой-то особой полетности ее как бы пританцовывающего голоса, девической чистоте тембра, которую она сохранила до глубокой старости, тому общему ощущению радости, которое излучало все ее существо во время пения, и ... ее неподдельной скромности, глубокому равнодушию ко всему, что зовется суетой мирскою. Не удивительно, что слава всегда бежала не только впереди, но и где-то сбоку от нее, нимало не задевая ее человеческой сути.

выступление Эллы Фицджеральд в Гарлеме Джазовая пианистка Мери Лу Уильямс так передает свое впечатление от первой встречи с Эллой: «Как-то я ходила по Гарлему и случайно забрела в «Савой». Протанцевав пару кругов, я вдруг услышала голос, от которого у меня по спине поползли мурашки восторга. Я никогда не думала, что со мной может быть такое, рванулась к сцене, чтобы разузнать, кому же принадлежит этот голос, и увидела скромненько стоявшую там милую темнокожую девушку, которая пела просто потрясающе. Мне сказали, что ее зовут Элла Фииджеральд...»

Мэри Лу Уильямс Подобные отзывы будут сопровождать ее всю жизнь, и всю жизнь ответом на это будет лишь упорный труд, несущий радость окружающим. Уже в первый год, помимо работы в «Савое», она поет с Уэббом на радио, пишет пластинки, которые расходятся не хуже записей Билли Холидэй. В начале 1936 года, когда Билли уехала на гастроли с оркестром Джимми Лансфорда, оказавшийся в простое Т. Уилсон предложил Элле поучаствовать в очередном сеансе звукозаписи и в дальнейшем не скупился на похвалы в ее адрес. Это не могло не задеть взрывную «леди Дэй», увидевшую в молодой певице опасную конкурентку. По-видимому, именно тогда между ними пробежала черная кошка. Во всяком случае, именно тогда Билли на некоторое время взяла привычку приходить в «Савой» и весь вечер с презрением смотреть на сцену, не говоря ни слова.

Билли Холидэй Искусство джазового вокала После выхода в 1936 году пластинки с записью «Mr. Paganini» Элла стала привлекать внимание уже не только как солистка оркестра Чика Уэбба, но и сама по себе. Ее приглашает в свое радио-шоу Бенни Гудмен, потом она работает с Тедди Хиллом, но уже в марте 1937 года вновь возвращается к Уэббу, с которым остается до самой его смерти. Элла никогда не забывала, что именно он дал ей шанс, взял под свое крыло и сделал из никому не известной гарлемской девчонки знаменитую певицу.

Элла Фицджеральд Специально для того, чтобы как-то развеселить уже смертельно больного Уэбба, она весной 1938 года записывает свою интерпретацию детской считалочки «А Tisket, a Tasket», принесшую ей всеамериканскую известность. После смерти Уэбба Элла несколько лет руководит его оркестром. Но это было явно не ее делом, и в 1942 году она возвращается на клубную сцену. Работая со многими музыкантами, Элла с головой уходит в напряженный творческий поиск, пытаясь нащупать свой собственный путь в джазе, более того - впервые по-настоящему войти в него. Ведь как ни странно, быть может, это звучит, но вплоть до конца войны она, в отличие от Билли Холидэй, была отнюдь не джазовой певицей, а всего лишь очень знаменитой, хорошо раскупаемой, с 1937 года неизменно занимавшей первые места в чартах поп-звездой, изредка использовавшей в пении джазовую идиоматику. Убедительное свидетельство тому - ее двойной альбом «The War Years (1941-1947)» (Decca/GRD 2 -628), зафиксировавший весь процесс ее «вхождения в джаз».

Послушайте и «почувствуйте разницу»! Джазовый вокал - особое искусство, далеко не каждому и тем более не сразу доступное. И если, как справедливо пишет Дж. Коллиер, оставить в стороне исполнителей блюзов, то окажется, что настоящих джазовых певцов очень мало, а в описываемое время их можно было перечесть по пальцам одной руки.

Путь Эллы Фицджеральд к джазу был сложным и долгим. Пение Луиса Армстронга произвело на нее в юности глубокое впечатление и она с удовольствием имитировала его, однако Элла тогда еще не чувствовала содержавшегося в нем джазового привкуса, как до поры до времени не чувствуют вкуса естественно вдыхаемого воздуха. Ее кумирами были Бинг Кросби и великолепный свинговый ансамбль сестер Бозуэлл, особенно же их лидер - Конни Бозуэлл, с пластинкой которой она не расставалась. Желание петь джаз, выражать себя в импровизации с той же легкостью и свободой, которые были доступны лишь инструменталистам - все это пришло к ней гораздо позднее, исподволь вызревало в ходе освоения блюза, баллады, джазовой идиоматики в целом, росло вместе с исполнительским опытом и мало-помалу становилось осознанной потребностью. Решающее влияние оказало интенсивное общение с музыкантами - не только Армстронгом, Эллингтоном, Бейси, но и той джазовой молодежью, которая, как и она, напряженно искала новые пути.

с Луисом Армстронгом Постепенно Элла становилась (даже внешне) другой певицей. Она уже не хотела быть всего лишь исполнительницей - пусть и самой лучшей - чьих-то песен. Не удовлетворяла ее и возможность искусной фразировкой подражать импровизациям других. Она хотела импровизировать сама, быть равноправным партнером в том головокружительном состязании-соперничестве, ежеминутно взрывающемся фейерверком музыкальных идей, дружеских подначек и намеков, лирических признаний и агрессивных наскоков, которое составляет глубинную сущность искусства джазовой игры. И она стала такой. К середине 40-х годов это был зрелый, обладающий недюжинной творческой волей и уверенный в своих силах художник, которому есть что сказать и который знает, как это сделать.

Ее звездный час пробил в конце войны с наступлением эры нового, не традиционного джаза, эры би-бопа. Основываясь на его принципах, Элла, как некогда Армстронг, решительно стерла границу между голосом и инструментом («когда я пою, - говорила она позднее, - я мысленно ставлю себя на место тенор-саксофона») и сделала скэт не только обыденным вспомогательным приемом, но важнейшим стилеобразующим принципом джазового вокала, доведя его виртуозную технику до пределов совершенства. Первой ласточкой на этом пути стала сделанная в октябре 1945 г. запись «Flying Home». За ней последовали «Lady Be Good», «How High the Moon» (1947) и другие шедевры, открывшие миру новую джазовую звезду первой величины и новое измерение самого джаза. С тех пор началось триумфальное шествие «первой леди джаза» по континентам.

Поющая мультимиллионерша Полностью раскрыться ее замечательному таланту помогло в эти годы знакомство и долголетнее сотрудничество с не менее талантливым менеджером Норманом Гранцем, заставившим весь мир признать, наконец, джаз высоким искусством и сумевшим обеспечить это признание организационно, создав свою удивительную «джазовую филармонию» (Jazz at the Philharmonic) с ее регулярными турне лучших джазовых музыкантов по филармоническим залам мира.

Норман Гранц Элла, несмотря на всю свою славу и внешнюю солидность, до самых преклонных лет оставалась во всем, что не касалось пения, глубоко домашней девочкой, «маминой дочкой», сохранившей не только девический тембр голоса, но и девически чистую душу, о чем в один голос говорят все работавшие с ней музыканты.

Элла Фицджералд и Луи Армстронг Она все время нуждалась в опеке, в твердой направляющей руке. В юности это был Чик Уэбб, в зрелом возрасте таким опекуном стал Гранц. Именно он вытащил ее (как и множество других музыкантов) из ночных клубов на большую филармоническую сцену и привел к мировой славе. Он не только освободил ее от всех бытовых и материальных забот, но руководил подбором музыкантов и репертуара, вникал в сотни других проблем, принимая за нее, по словам друзей, 99% всех решений. Под его надежной опекой она смогла целиком сосредоточиться на творчестве, и это дало богатейшие плоды. Элла Фицджеральд была рождена для того, чтобы петь, и она сполна выполнила свою миссию. Она пела всегда и везде - на сцене, на репетициях, постоянно что-нибудь мурлыкала себе под нос во время многочисленных гастрольных переездов, так и эдак вертя понравившийся мотив. Ей не важно было, где это происходит, что за окном - Детройт, Берлин или Токио, праздничный день или нет. Ничто, кроме музыки, не имело для нее существенного значения, и она могла выйти из себя (что случалось крайне редко) только в том случае, если кто-либо покушался на ее священное право петь так, как она этого хочет.

Элла Фицджералд и Фрэнк Синатра

По словам коллег, никто не работал так напряженно, как она, особенно в самые плодотворные 50-е -70-е годы. Она пела до самого конца, до тех пор, пока физически была в состоянии это делать, хотя уже в 60-х стала миллионершей и могла бы спокойно и с комфортом отдыхать. Но без музыки для нее просто не было жизни и вплоть до 90-х годов, несмотря на слабеющее зрение и ухудшающееся здоровье, она по-прежнему выходила на сцену, сохраняя в своем голосе энергию и обаяние молодости.

1956 год

Вот как Дан Моргенштерн описывает один из ее последних концертов: «Она едва видит и находится уже не в лучшем состоянии. Ее выводят под руки на сцену и она, конечно, сидит. Но Бог мой, сколько же в ней еще энергии! Шоу было долгим, и она все это время работала. И никакого отдыха между песнями.

Некоторые певцы делают небольшую паузу между каждой песней, а она – бац! – и уже перешла к следующему номеру. Все знают, что у нее нет нужды давать концерты, она – мультимиллионерша. Но она хочет этого. Она жаждет этих аплодисментов, ибо это – ее жизнь!» Когда же выступления стали невозможны и жизнь в миру потеряла ждя нее всяческий смысл, она достойно завершила всою карьеру и ушла в одиночество, добровольно заточив себя в своем доме в Беверли Хиллз. Ее последний диск, символически названный «All That Jazz» (Pablo 2310-938) был записан в марте 1989 года, а последний концерт состоялся в Уэст Палм Бич осенью 1992 года. Ей было 78 лет, из которых больше 60-ти она провела на сцене.

Элла Фицджеральд успела сделать необычайно много. Одна только ее дискография занимает 64 страницы убористого текста, а количество концертов и иного рода выступлений не поддается учету. Она работала с лучшими артистами джаза и поп-музыки – от Луи Армстронга и Дюка Эллингтона до Фрэнка Синатры и Нэт Кинг Коула, от Бенни Картера и Чика Уэбба до Оскара Питерсона и Джерри Маллигена, и сама стала живой историей джаза, одной из ее интереснейших и неисчерпаемых глав. Она покорила все континенты и завоевала все мыслимые знаки отличия: бесчисленные первые места в списках слушательских симпатий и в чартах музыкальных критиков, престижные премии Грэмми, приемю Кеннеди-центра, наконец – Национальную медаль искусств, врученную ей президентом США. Ее избрали почетным доктором музыки Йельский, Дартмудский, Мэридендский и другие университеты и т.д. и т.п. Но главное ее свершение – и это уж никак не учесть и не оценить – та радость и душевная чистота, которую она подарила и еще долго будет дарить миллионам благодарных слушателей.