Из крупнейших проектов российской киноиндустрии («Обитаемый остров», сериал «Распутин») актриса Юлия Снигирь сначала перебралась в авторское кино («Атомный Иван» Василия Бархатова, «Кококо» Авдотьи Смирновой), а потом в Голливуд. В новом «Крепком орешке» она сыграла злодейку Ирину в латексном костюме. Накануне московской премьеры Юлия рассказала нам о своем британском акценте, любви к четкости и театральных мечтах. Не могу не задать вам интересующий всех вопрос. Как там поживает Брюс Уиллис? На месте ли его фирменная ухмылка? Я сейчас в Лос-Анджелесе дала больше 100 интервью, из них где-то 70 было международных — журналисты из Японии, Бразилии, Китая. И я клянусь, не было ни одного, который не задал бы мне этот вопрос, именно в такой формулировке. Эм... простите за назойливость. Если серьезно, люблю его с детства. Особенно комедии. Первый раз увидела его в фильме «Смерть ей к лицу». Сейчас какое-то возрождение интереса к героям боевиков 1980-х. В прокат выходят фильмы со Сталлоне, Джеки Чаном. Шварценеггер тоже вернулся на экран. Ну, с Брюсом Уиллисом немножко другая история. Он же все время снимается, вспомните только «Королевство полной луны» — обожаю этот фильм! Так что он никуда не исчезал и не возвращался. Хотя про Джона Макклейна, его персонажа из «Крепкого орешка», можно так сказать. Помню, смотрела первую часть давным-давно... Вы же совсем маленькой тогда были... Ну я не сразу, конечно, его посмотрела, не в пять лет. Круто оказаться на одной площадке с кумиром детства? Да! В России мы как-то уже привыкли друг к другу. Я имею в виду тех, кто работает в кино. Иногда, конечно, встречаешь на площадке мэтров, и тогда это ощущение возникает. Но многие из них были у меня педагогами, когда я училась в Щукинском училище, Владимир Абрамович Этуш, например. И вот интересно было себе это ощущение вернуть. На пресс-конференции в Лос-Анджелесе был смешной случай. Одна женщина вызвала лифт, в котором мы ехали с Брюсом Уиллисом. Двери открываются, и вместо того, чтобы войти, она смотрит на него, не может ничего сказать и начинает стонать! (Юлия показывает, как она начинает стонать.) Двери закрываются, и мы уезжаем. Меня это очень тронуло. Меня дико смущает, когда говорят: «О, вы актриса!» — а я еще ничего такого не совершила. Другое дело, когда понимаешь, что человек заслужил такое обожание. Кстати, про Щукинское училище. Правда, что в Голливуде очень популярен method acting — система Станиславского в американском приложении? Там любят разные системы, например, Михаила Чехова, который там и преподавал. Я слушала его курсы на английском языке — в записи, конечно (он умер в 1955 году). У всех этих методик есть общее — они очень доступно изложены. Это вообще американская черта, которая мне безумно нравится. Я категорически против нашей русской манеры все усложнять и делать таким воздушно-непонятным. Метафизика, духовность... И это во всех профессиях, в актерской особенно. А мне хочется четко, по пунктам. Испытала эту систему на себе, пробовала какие-то занятия — это правда работает. То есть вы и там учились? У меня было мало времени, к сожалению. Но я очень хочу продолжить, у меня большие планы. Скажите, а режиссеру фильма (или кастинг-директору) вы были интересны как русская актриса или как определенный типаж? Сложно сказать. Безусловно, мое русское происхождение их заинтересовало. Переключение с языка на язык вызывало у них неописуемый восторг. Американцы обычно не говорят ни на каком другом языке. А вот меня иногда резко просили: «А ты можешь то же самое сейчас по-русски сказать?» На самом деле, это очень сложно. Мозг не успевает переключаться. Полагаю, с языком-то у вас трудностей не было? Были, и еще какие. И мне придется с ними бороться еще очень долго. Я изучала английский в университете, но это было какое-то время назад, и я долго не практиковала. Кроме того, в меня вбили британский акцент. Есть звуки, которые я не могу даже артикулировать по-американски. Слишком мягко говорю «go», «shoes». Переучиваться — самое сложное. Еще Андрей Сергеевич Кончаловский заметил, что акцент — главное препятствие для наших артистов. От себя добавлю: именно русский. К акценту вообще в Америке относятся нормально, потому что там огромное количество иностранцев, но вот русский акцент груб для американского уха, у нас другие интонации. На площадке были и другие русскоязычные актеры — Сергей Колесников, Паша Лычников. Да, но мы мало пересекались. У меня было много одиночных и трюковых сцен. То стрелять надо, то вертолетом управлять. Больше приходилось общаться со съемочной группой. Ваш опыт в некотором роде уникален. Ну нет. Есть, например, Света Ходченкова. Да у нас много талантливейших артистов, и, я думаю, очень скоро мы прорубим окно в Голливуд. Вы играли в российском блокбастере, в авторском кино и в Голливуде. Есть какая-то разница? Мир стал такой маленький, все обмениваются опытом. Мне кажется, в последнее время наши большие студийные картины стремятся работать по их... как это сказать... Все, началось, перевожу. Это очень быстро происходит: приезжаешь в страну, на десятый день начинаешь думать на другом языке, а потом возвращаешься — и нужно переводить на свой. У меня короткое замыкание сейчас в голове. А давно вы прилетели? Два дня назад. Так вот, чтобы работать совсем по стандартам, существует два препятствия. Первое — наша индустрия намного моложе. И второе — наш менталитет. Не знаю, это и во мне есть — расслабленность какая-то. Неспособность вовремя начать репетицию? Не до такой степени. Но вот когда говоришь художнику, что тебе нужен круглый предмет, а он тебе отвечает: «Да ладно, вот есть квадратный, какая разница? Прокатит». В фольклоре это называется «авось». От этого можно избавиться только в следующих поколениях. В американской индустрии все очень четко и железно. Я это почувствовала на съемках, потом на всех конференциях в Лос-Анджелесе — я понимала, что мне, человеку, в общем-то, ответственному и пунктуальному, сложно существовать в таких жестких рамках, что меня держат совсем уж в клетке. Давление индустрии или дисциплинирующий порядок? И то и другое. Но в какой-то момент хотелось запереться в ванной и закричать: «Дайте мне пять минут!» Приходилось отпрашиваться в туалет, извините за подробности. Любите, значит, четкость. А вот удивительный пример дружбы между вами и Tag Heuer — они нигде не пишут «лицо бренда», они говорят «Юлия — наш друг», смонтировали про вас видео «Удачи, Юлия!». Это правда, мне действительно нравятся швейцарские часы. Представители компании Tag Heuer даже возили меня в Женеву на часовой завод, где я сама эти часы собирала — где я еще такое увижу. Говорят, ваша дружба началась с каких-то благотворительных проектов. На стене в Facebook у вас часто появляются статусы, из которых понятно, что вы серьезно занимаетесь благотворительностью. Если честно, я совсем не люблю об этом говорить. Какие-то вещи я делаю для себя. Хорошо. Спектакль «Лир» Константина Богомолова, в котором вы играли Эдгара, номинирован в этом году на «Золотую маску». Не хотелось бы вам вернуться к театральной работе? Это то, чего мне не хватает, и я очень переживаю. Не хватает эмоционально и не хватает профессионально, как актрисе, чтобы полноценно развиваться. Слышала, что вы собирались сыграть Анну Каренину. Не знаю, насколько я могу об этом распространяться. Между нами говоря, Сергей Александрович Соловьев предложил мне сыграть Анну Каренину в своем спектакле. Но по иронии судьбы самые интересные театральные предложения появились в тот момент, когда уже все решалось с «Крепким орешком» и я понимала, что придется уехать. Обидно было. Вот и проблемы у вас уже как у голливудских звезд. Как у Мэрилин Монро, которая на пике карьеры втайне мечтает сыграть Грушеньку. О! Недавно смотрела про нее документальный фильм в самолете. Конечно, она очень хорошая актриса, но вот этот образ, который ей навязывали... Он ей так шел! Может, и хорошо, что навязывали. Она уникальный случай. При этом она очень способная, и какие прекрасные комедийные вещи она делала. Очень люблю Мэрилин Монро.