В 2000 году Рената Литвинова сняла документальный фильм «Нет смерти для меня», в котором взяла интервью у пяти советских актрис: Нонны Мордюковой, Татьяны Окуневской, Татьяны Самойловой, Лидии Смирновой и Веры Васильевой. С ними автор разговаривает о кино, о браке, о любви, жизни и смерти. За эти два десятка лет ушли из жизни четыре героини интервью: в 2002 – Татьяна Окуневская, в 2007 – Лидия Смирнова, в 2008 – Нонна Мордюкова, в 2014 – Татьяна Самойлова. Вере Васильевой месяц назад исполнилось 95 лет.

В этом интервью актрисы действительно предстают в несколько новом свете. Их ответы автору короткие и довольно простые, но многие из них можно цитировать.

Нонна Мордюкова: «Актерская профессия как любовь между мужчиной и женщиной… Как можно напрашиваться, попросить роль? Это всё равно что попросить мужчину, чтобы он полюбил тебя.»

Татьяна Окуневская: «Если бы кому дали сыграть Екатерину Великую, я просто выцарапала бы ей лицо…»

"Хочу такую лёгкую, прекрасную заслужить смерть. Для этого, говорят, очень красиво надо жить. А у нас не получается."

Татьяна Самойлова: «Самое ужасное – быть без работы, не сниматься. Самое главное – трудиться. Без работы плохо очень.», «Страшно не то, что теряешь профессию, а страшно безразличие человеческое», «А вообще еще, конечно, хочется жить, в искусстве…»

Вера Васильева: «Как только я вышла замуж, в меня никто не влюблялся, все чувствовали, что я вот какая-то закрытая, далекая и вообще… А вот когда я была влюблена незаконно – в меня все влюблялись!»

Лидия Смирнова: «У меня не короткая память, у меня очень длинная жизнь.»

Все – Актрисы, это не может не проявляться в высказываниях, в поведении. Но у всех по-разному.

Татьяна Окуневская – суперзвезда и в 87 лет. На вопрос, есть ли у нее поклонники – с непередаваемым выражением: «Ну милочка, вы такие вопросы задаете, мне 90 лет через три года, вы понимаете это? Я не понимаю, но тем не менее… Во-первых, они мне не нужны, а во-вторых, они есть.» Это сказано так, что я поймала себя на мысли, что хотела бы иметь такую уверенность в своей неотразимости, кокетство и жизнелюбие в таком возрасте…

Вера Васильева – наиболее сдержанна и закрыта из всех героинь. Она говорит ведущей, что про нее программу снимать неинтересно. «Я молчу выразительно. В моём молчании есть печаль…»

Лидия Смирнова – как сталь, не знаю, как объяснить это впечатление. У нее тоже была длинная жизнь, она много и многих пережила и потеряла. Но не сломалась. Сильная женщина, которая жила, а не пошла ко дну сложив лапки.

Самое грустное впечатление осталось от Татьяны Самойловой. Все или почти все эти героини одиноки, но от нее это ощущение одиночества и усталости сильнее, чем от других. Чувствовалось, что нее осталась боль и тоска после расставания с Лановым.

Так же, как у Мордюковой – после расставания с Тихоновым.

Нонна Мордюкова – мегахаризматична и самобытна. Слушать ее было интереснее других в фильме. Но тоже было печальное впечатление усталости и нездоровья. Хотя и жизненная энергия тоже чувствовалась. Она тоже многое и многих потеряла. Она откровенна. Она не скрывала, что не могла простить режиссеру, что не она сыграла Аксинью в «Тихом Доне». Это тоже для нее – потеря. Очень интересно ее высказывание про то, какой должна быть настоящая казачка и как надо ее играть.

Литвинова сняла хороший фильм, но так ли обязательно было в своих ремарках «включать» Альбину Ворон из «Границы» Митты? Это неестественно смотрелось в таких обстоятельствах. Она умеет говорить и по-другому, в фильме это манерничанье было совсем не в тему.

Я хочу немного остановиться на истории Лидии Смирновой. И на ее биографической книге «Моя любовь».

Книга названа в честь фильма «Моя любовь» 1940 года, снятого в начале ее актерской карьеры.

Сразу скажу, что мне книга понравилась. Актриса интересно рассказывает о кино и театре, о своих коллегах (тут не обошлось без язвительности, но написано не так ядовито, как книга мемуаров Татьяны Егоровой), об общественной деятельности, о поездках заграницу и, конечно, о своей личной жизни.

Смирнова дает живую и здравую характеристику советскому времени, начиная от революции и сталинского периода, обществу, миру кино, режиссерам и актерам.

Родилась будущая актриса 13 февраля 1915 года в Тобольске Российской империи, в семье царского офицера и учительницы. В ходе революции и гражданской войны она рано лишилась семьи. Но совсем одна на свете девочка не осталась и воспитывалась в семье брата отца и его жены, которая относилась к девочке очень строго. Но, конечно, тяжесть своего сиротства она всё равно чувствовала и впоследствии всю жизнь старалась восполнить то, чего была лишена – искала любовь, дружбу и понимание у окружающих людей.

Актрисой она хотела стать с самого детства. Приходя в кино и видя актрис на экране, она восхищалась и в то же время чувствовала боль. Потому что страстно хотела быть там, на экране, а не сидеть в зале. И чтобы именно ей рукоплескали сейчас зрители, ею восхищались. В театральную школу-студию она пришла со второго курса авиационного института (не стоит спорить с судьбой и своим призванием).

Она активно снималась с 1934 по 2007 год, ее фильмография насчитывает 73 фильма и ее последней работой стала яркая роль бабушки Ираиды Антоновны в мини-сериале «Наследницы-2». Играла на сцене Театра-студии киноактера, озвучила несколько фильмов, участвовала в съёмках документального кино. Имеет множество званий и наград. И что было для намного важнее этих орденов, медалей, званий – это любовь своих зрителей. И их память.

Личная жизнь Лидии Николаевны была сложной, яркой и драматичной. Об этой личной жизни вполне можно было снять фильм или сериал. У артистки было много судьбоносных встреч, романов, эмоций, выяснений отношений и лжи, куда же без нее.  Я не ханжа, а если бы ею была, осмелилась бы сказать, что актриса была большой грешницей. Да и сама она так о себе говорит. Но что мне нравится в ее книге, так это ее правдивость, ирония автора, в том числе по отношению к себе, здравый взгляд на мир, людей и свою жизнь. Она не пытается выставить себя ни лучшем свете, ни в худшем, чем она есть. Никакой фальши в ее книге не чувствуется.

Первым мужем Смирновой в 1932 году стал журналист Сергей Добрушин. Он был красив и в начале совместной жизни Лидия его сильно ревновала.

Цитата: «Я сперва очень ревновала своего мужа. Но когда ему изменила – тут же перестала ревновать!»

Цитата (журнал «7 дней»):«У меня была замечательная фигура — это правда. Я не зря занималась спортом — теннисом, плаванием, гимнастикой. А все остальное… Да разве красавицы такие? Вот Орлова, Окуневская — это да. Но… Не было влюбленного в меня мужчины, который не хотел бы на мне жениться».

Но тети-Марусин завет она выполнила: осталась девушкой до свадьбы. Замуж она вышла за журналиста Сергея Добрушина. После первой брачной ночи спросила его: «Ты доволен, что я досталась тебе девственницей?» Он ответил: «Какая разница…» Лида даже заплакала от обиды… Сережа, скорее всего, не подходил ей по темпераменту, хотя и любил ее очень. Лида рассказывала: «Когда мы ложились спать, он частенько поворачивался ко мне спиной, и все». А во мне-то кровь кипит! Какое-то время она подозревала, что это потому, что у него есть кто-то на стороне. Ревновала, пыталась поймать мужа на измене. И даже сама подкладывала ему записочки. Допустим, жду тебя там-то, Клава. И ждала. Но он на эти свидания не приходил.»

Судьба их развела в начале войны – муж ушел добровольцем на фронт и в 1942 году пропал без вести. Это странная история, так как у актрисы были свидетельства, что муж остался жив, но, возможно, изуродован или стал инвалидом, и не хочет обременять ее. Так или иначе, некий момент присутствия его в своей жизни туманно описывается в книге…

Но, как она сама говорит, супружеской верностью Лидия Смирнова не могла похвастаться. Еще во время первого брака у нее начался роман с композитором Исааком Дунаевским, написавшим музыку к фильму «Моя любовь». Это был красивый и одновременно скандальный роман. Оба были замужем, но не могли противостоять чувствам. Композитор 13 числа каждого месяца посылал возлюбленной большие букеты цветов и подарки, писал письма, которые она все сохранила.  «Люблю тебя свято и страстно, чисто и греховно, нежно и требовательно, ревниво и доверчиво. Люблю, как солнце любит горы, как волны любят море, как звезды любят небо.»

И он предлагал ей развестись и выйти замуж за него.

Цитата: «И однажды Дунаевский вдруг предложил мне стать его женой. Он все обдумал: мы будем вместе жить, вместе работать над новой картиной. Я замерла. Мне нравились наши чувства, наша любовь. Но это была игра — я это понимала, — он был талантливым, умным, богатым. Стать женой Дунаевского? Уйти от нищеты? Переехать в Ленинград? Но тогда кончатся наши тайные свидания, ожидания встреч, письма, телеграммы, цветы — эта дивная сказка! А как же Сергей? Он так радовался, когда вышла «Моя любовь» и на кинотеатре «Восток-кино», там, где гостиница «Москва», во всю стену был нарисован мой портрет. Сергей стоял в проходе с контрамарками, приходили знакомые, родственники, и он сиял, как новый гривенник, от счастья. При всем своем легкомыслии я понимала, что не могу его оставить. Короче, я испугалась, сказала: — Пусть все остается по-прежнему.»

На этом их роман закончился. Но они долгие годы продолжали быть близкими друг другу людьми.

А параллельно с мужем и романом с Дунаевским у нее случился еще один краткосрочный роман.

«А пока мы направляемся на белый пароход «Кубань». У него вдавленный нос, он когда‑то врезался в камни. Корабль стоит на рейде, мы садимся в лодку и плывем, чтобы снимать наш «гениальный» фильм. Издали вижу, что на мостике стоит красавец капитан. Мы встретились с ним взглядом, и это было началом нашего бурного романа.»

Это был капитан Валерий Ушаков – красавец и выходец из старинной дворянской фамилии.

«Кончилась киноэкспедиция. Мы приезжаем в Москву, уже зима, продолжаются съемки. Посмотрели материал, все ужасно. Вдруг получаю телеграмму от Ушакова — он летит в Москву. Мы назначаем свидание на Арбате у какого‑то кафе. Идет снег, красивый, пушистый, и мне навстречу шагает Валера в зимнем пальто — каракулевый воротник, шапка пирожком, — тот самый капитан, который был героем моего романа. Я думаю: «Зачем он здесь? Нет звезд, нет луны, нет корабля, при чем же здесь капитан?» Мы заходим в кафе, он говорит, понял, что без меня не может, что мы должны быть вместе. «Валера, — отвечаю я грустно, — ну что тебе делать здесь зимой в Москве?» Там, в Ялте, на пляже, когда он на мостике, а я просто иду по набережной и он дает мне позывные (у нас были свои позывные. Вся группа знала эти «ту-ту» и, конечно, узнавала силуэт корабля с вдавленным носом), все было прекрасно. А сейчас — эта шапочка — пирожок из серого каракуля — и он, совсем другой, неуместный, нелепый, не имеющий никакого отношения к тому, что было. Все кончилось. Я кое‑как ему это объяснила.»

Со своим вторым мужем, талантливым кинооператором Владимиром Раппопортом Лидия Смирнова познакомилась в начале 1940-х в Алма-Ате, где находилась в эвакуации. За ней в то время также ухаживал режиссер Фридрих Эрмлер, но после раздумий актриса отдала предпочтение более скромному оператору.

После эвакуации они переехали в Москву, Лидия продолжала сниматься, а ее муж – снимать кино.  Но и во втором браке Смирнова не была образцовой женой. У нее постоянно возникали романы.

«Он так любил и так берег меня всегда, что, когда уходил из жизни, страдал оттого, что знал: мне будет трудно без него. Знал, потому что был для меня папой, мамой, бабушкой, дедушкой, ребенком — вообще всем на свете. Он был талантлив и умел любить так, как редко кто может.

Другое дело, что я доставляла ему много хлопот, беспокойств и поводов для ревности. Но, наверное, он выбирал, что ему нужнее, — быть со мной и терпеть какие‑то огорчения или потерять меня. Трудно вообще в чувствах разбираться, потому что неизвестно, кто на что способен. Все кругом говорили, что он очень хороший человек, а я стерва, сволочь, дрянь, что я его мучаю, а он такой святой. Он действительно был святой. А насчет того, кому легче… Тому, кто любит и живет с любимым, или тому, кто разлюбил, а все равно живет? Он был уже очень болен, и я, конечно, не имела права его оставить. Это бы его просто убило.»

У актрисы был громкий и скандальный роман с Львом Рудником – худруком Театра киноактера и неисправимым бабником. Этому эпизоду своей жизни она посвятила в книге главу под названием «Жестокий романс». Еще у нее был роман с режиссером Михаилом Калатозовым, потом – тоже с режиссером Константином Воиновым. С последним у нее были самые длительные отношения – личные и профессиональные, которые продолжались 37 лет – до смерти режиссера в 1995 году. Но и мужа, так много сделавшего для нее, актриса не смогла бросить, тем более у того через время обнаружили страшную болезнь. Актриса сделала всё, чтобы помочь ему, ее стараниями он прожил не три года, как предсказывали медики, а тринадцать. Эти годы актриса буквально жила на две семьи, и делала все, чтобы уделять внимание и окружать заботой обоих мужчин.

«Да, я могла это совмещать. Я могла иметь Рапопорта мужем, а Воинова любовником, другом, соратником, творцом. Главное, ничего не ломать. Но Константин Наумович был категорически против такого положения. Выпив для храбрости, он приехал к Рапопорту и сказал, что любит меня и требует какого‑то решения. Было очень тяжело. Он глубоко уважал Николаеву (его жена) и хорошо говорил о ней как об актрисе, о человеке. «Все мы хорошие люди, и всем плохо!» — повторял он.»

«Получалось так: я живу с человеком, которого жалею, но не люблю, и с человеком, которого люблю, но не могу пожалеть, проявить все женские качества жены, хозяйки, подруги. И все силы я тратила на то, чтобы облегчить Рапопорту страдания. Великолепный хирург профессор Андросов сделал ему операцию и сказал: «Я надеюсь, два-три года он протянет».

"А Воинов в это время берет чемодан, укладывает вещи, плачет вместе с женой и дочкой, а затем с этим чемоданом приходит в какую‑то замызганную чужую комнату в коммунальной квартире где‑то за Казанским вокзалом.

Я приходила в эту чужую комнату, с чужими запахами, с чужой поломанной мебелью, готовила обеды, потом уходила обратно, он скандалил, не отпускал меня, называл предательницей.

Однажды под Новый год я прибежала к нему с вкусной едой. Он уже был изрядно пьян. Я хочу пробиться к его сознанию, приласкать его, успокоить. Подвожу часы, и мы встречаем Новый год за два часа до его начала. Потом опрометью бегу назад, рискуя попасть под машину. Сердце мое обливается кровью. Я не знаю, как оно не разорвалось от моей чудовищной лжи и тоски!

Прибегаю к Рапопорту. Он тоже смотрит на меня с болью и укоризной. Я снова готовлю какие‑то вкусные вещи, стараюсь улыбаться, у меня это плохо получается."

«Для кого‑то это водевиль, а для меня до сих пор тяжелая драма. Я не знаю, может быть, права Клара Лучко, которая утверждает, что нельзя допускать посторонних в свой внутренний мир. Я тоже считаю, что нельзя говорить о своих страданиях громко. Но чтение книги — процесс интимный, читатель остается с ней один на один. Поэтому я так откровенна. Я чувствую себя виноватой, мне кажется, я виновата перед всеми. Это очень терзает.»

«Воинову нужна была жена, которая занималась бы только им. Я думаю, если бы мы в молодости с ним встретились и поженились, то не сумели бы долго быть вместе, потому что у нас совершенно разные характеры. Он личность, и я личность. А ему нужен был человек подчиняющийся, ему нужна была такая жена, как покойная Нина Скуйбина у Рязанова, как некоторые писательские жены.»

Владимир Раппопорт умер в 1975 году, а Константин Воинов – через 20 лет, в 1995 году, и тоже от рака. Так актриса осталась совершенно одна.

Детей у нее не было.

Но актриса не потеряла жизненной энергии и продолжала сниматься, играть в театре, выступать на встречах со зрителями. Она всегда была человеком действия, помогала как могла всем окружающим – друзьям, родственникам, знакомым…

Смирнова – талантливая актриса. Это одна из немногих актрис, которая, снимаясь в зрелом возрасте в «Женитьба Бальзаминова» и в некоторых других фильмах, не побоялась поменять амплуа, не боялась выглядеть некрасивой, гротескной, смешной. За это ей отдельное уважение, за актерскую смелость. Я что-то не представляю ту же Окуневскую в роли забавной грубоватой свахи.

По темпераменту и харизме Смирнову можно сравнить с Нонной Мордюковой.

Я поражаюсь ее энергии и жизненной силе, умению держать удар, несмотря ни на что. Она в свои 90 с хвостиком была и очень старой, но, как ни парадоксально, осталась молодой.

Эпиграф к ее книге воспоминаний: «Жить надо долго, а умереть молодым» (М. Жванецкий)

Ее книга для меня была одной из самых легко читаемых актерских мемуаров. В ней актриса рассказывает не только о своей личной и профессиональной жизни, но и рисует яркие, не всегда приятные портреты представителей киношной и театральной среды, говоря о самых известных актерах, актрисах и режиссерах. Серова и Симонов, Орлова и Александров, Ладынина и Пырьев… Она знала, что сама хорошая актриса, и ей не составляло труда восхищаться другими актрисами, даже младше ее – Фрейндлих, Чуриковой, Крючковой, Дорониной… Марк Бернес, которого она терпеть не могла (заслуженно), и Мордюкова, которая была еще более любвеобильной, чем автор книги. Кстати, Нонна Викторовна очень рассердилась на автора за упоминание ее в книге и надолго перестала с ней разговаривать.

Еще несколько отрывков из книги.

«У меня в роду не было ни артистов, ни художников. Но я всегда хотела быть первой, стоять на пьедестале. Я привыкла нравиться, привыкла, чтобы на меня обращали внимание. Может быть, это меня портило. Но я и сама всегда была влюблена, увлечена самозабвенно. Ничего у меня просто так не было, каждый роман — страдание. Такой уж у меня темперамент.»

«А красота, что красота? Я столько потом в жизни слышала в свой адрес восторженных возгласов: «Красавица!» — столько восхищенных взглядов ловила на себе, столько писем получала, и ничто меня не убедило. Никогда я не считала себя красивой, потому что находила в своей внешности массу недостатков. Да, миловидная, да, симпатичная, может быть, хорошенькая, но красавица? Они совсем другие — с тонкими, правильными чертами лица, надменные, недоступные. Кстати, я немало встречала женщин, которые таковыми себя считали. Они бдительно следили за тем, чтобы все всегда выражали им свой восторг, и не дай Бог, если кто‑нибудь, с их точки зрения, ими «недовосхищался». Дамы впадали в тоску, у них портилось настроение, они делались злыми и сварливыми и как‑то незаметно от этого дурнели. И любить они, кажется, по — настоящему не умели, а только вели счет разбитым мужским сердцам да ревниво следили за тем, чтобы список их поклонников был не меньше, чем у тех, кого они считали своими соперницами.

Я вовсе не похожа на них. Я всегда влюблялась беззаветно, безрассудно, как в первый раз, и опыт в любви не признавала, я слишком любила жизнь. Это теперь все изменилось, очень уж много на мою долю выпало боли и разочарований. Но даже когда я отдавалась стихии любви, я никогда не забывала о своем долге. Только если раньше это было: «Я девушка», то потом: «Завтра съемка». И если наутро действительно была съемка, свидание прерывалось, я рано ложилась спать и целиком отдавалась предстоящей роли. Может быть, и в этом «виновата» тетя Маруся, для которой чувство долга всегда стояло на первом месте?»


 

«Пользовалась ли я когда‑нибудь своей женской привлекательностью? А как же! Когда нужно было хлопотать, выбивать награды, звания, квартиры, путевки, железнодорожные билеты, места в гостинице или на кладбище — я красила ресницы и отважно отправлялась в путь, обворожительно улыбалась, с удовольствием демонстрируя все свои ямочки и ровные белые зубы, — кстати, они до сих пор у меня крепкие.

Старалась я в основном для других, а прозвище получила «пробивная». Мол, если она для чужих людей так хлопочет, то для себя луну с неба достанет. Обидно, что нередко эту фразу произносили те, ради которых я пускала в ход все, чем одарила меня природа…»

«К таким островкам добра я отношу Наташу Гундареву. Я влюблена в нее как в актрису и творческую личность. Мне нравится ее внешность, темперамент. По-моему, она может сыграть все. А тут еще оказалось, что она превосходный организатор — умный, волевой, целеустремленный, делающий конкретные добрые дела.»

«Думаю, были бы у меня дети, я бы не занималась столько общественной работой, хотя и там я узнавала жизнь, людей, характеры. И конечно, мне надо было бы меньше влюбляться, терять голову, придумывать своего героя, а потом разочаровываться. Ну зачем, зачем я потратила на это столько сил и времени? Между прочим, по сравнению с другими я не так уж и любвеобильна. Просто все мои романы были очень шумные, с трагедиями.»

«Вот если, предположим, взять Мордюкову, у нее романов, по-моему, было не меньше, чем у меня. Она из‑за этого поменяла квартиру, сначала одну, потом другую. Я спрашиваю:

 – Нон, зачем ты это делаешь? А она:

— Я не знаю, сколько это протянется. Хоть год, да мой.»

«И вот теперь я подвожу итоги, делаю выводы. Кажется, мне не стыдно за прожитую жизнь, по-моему, я после себя все‑таки что‑то оставлю. Я никогда не была самоуверенной зазнайкой, всегда думала о себе хуже, чем я есть. Мое ироническое, даже саркастическое отношение к себе как‑то помогает. А сейчас мне становится страшно — страшно жить. Ну сделаю я вкусные пельмени, и ко мне соберутся друзья (я знаю, что ко мне могут прийти люди разных рангов и уйдут довольные, потому что здесь им будет тепло. Я умею, мне кажется, создать уют). Но что у меня на душе — никто не будет знать. А мне очень тяжко. Наверное, это потому, что я физически стала плохо себя чувствовать, у меня нехорошее предчувствие. Ясновидящая Ванга сказала мне, что я буду жить долго и много плакать.»

«И все‑таки я люблю жизнь!

Наверное, прав был Дунаевский, когда говорил, что такая человечина, как я, не может умереть.»

«Меня почему‑то раздражают люди, которые ко всему безразличны. Так нельзя! Не выношу, когда человек в шорах, ни на что не хочет смотреть, чтобы себя не волновать. Не понимаю, как можно жить в стране и не участвовать в событиях, которые в ней происходят, и даже не желать о них знать. Меня это просто раздражает. Ведь есть люди, которые так и говорят: «Я лучше ничего не буду знать, буду пить, есть, заниматься своей работой, а что происходит — не мое дело…»

«Когда перед зрителями стою я, Смирнова, актриса, то я проявляюсь через свою профессию, через свою гражданскую позицию. Я разрешаю задавать себе любые вопросы. На них отвечаю откровенно. Могу приукрасить, конечно, могу пококетничать — желание нравиться у меня было всегда. Я кокетничаю с мужчинами, с женщинами, знакомыми и незнакомыми, потому что это во мне заложено. Я вообще всегда была кокетка. Другое дело, необходимо понимать, что кокетничать в восемьдесят лет надо несколько иначе, чем в восемнадцать. Но все равно я и сегодня ловлю себя на том, что хочу нравиться. Правда, я сама себе теперь не нравлюсь. Раньше, когда я уходила из дома или готовилась к приему гостей, я любила посмотреть на себя в зеркало и всегда оставалась довольна тем, что видела. Сейчас этого, увы, нет. (Наверное, зеркала испортились!) Тогда я кокетничаю возрастом. Когда я говорю, что мне восемьдесят пять, и жду в ответ: «Не может быть!» — и аплодисменты, — это тоже кокетство.

Но если настанет, не дай Бог, момент, когда я скажу, что мне девяносто лет, и никто не ахнет и не удивится, — надеюсь, я пойму, что этот прием больше не работает.»

«Старость начинается не тогда, когда нужно думать о том, чтобы держать спину (кажется, моя не желающая выпрямляться спина стала вторым героем этого повествования), а тогда, когда тебе впервые говорят: «Как вы молодо выглядите». Ого, понимаешь ты, значит, вы все‑таки заметили, что я только выгляжу, а не на самом деле молода.»

«Помню, прежде — и это продолжалось долго, очень долго — я лишь входила в комнату и бросала взгляд на кого‑то из мужчин, как он тут же оказывался рядом со мной, а за ним еще несколько, на которых я и не взглянула. А недавно на очередном фестивале, где я была членом жюри, я оказалась на банкете в полной изоляции. Кавалеры кружились возле других дам, а мне лишь изредка бросали комплименты: «Лидия Николаевна, как же вы молодо выглядите!» Не так уж молодо, думаю, если сижу одна. Потом все ушли на море, я ревниво вслушивалась в их смех, веселье. Санаторий опустел, в окнах погас свет, я опустилась на скамейку у входа. Ко мне подошел пятилетний малыш, сын уборщицы, которого я часто угощала булочками, и доверительно сказал:

— Тетя, тебе нужно взять палочку.

— Палочку? Зачем?

— Чтобы ты не упала.

Так вот в чем дело! Устами младенца глаголет истина. А вы говорите: «Молодая»…

«И я говорю ей, что, когда была у Ванги, она мне сказала, что я буду долго жить — но срок уже подходит — и много плакать. «Да, — ответила Таисия, — у вас будут причины для слез. А жить вы будете еще одиннадцать лет!»

Когда она мне это сказала, я, конечно, обрадовалась, а потом вдруг подумала: «Боже, одиннадцать лет! Значит, надо покупать сапоги, надо делать ремонт!» Столько сразу возникает забот. И все начинается сначала. И я сейчас погружена в такие хлопоты, в такие заботы — времени свободного совсем нет.»

«Как стремительно летит время в конце жизни! Жизнь кажется короткой. Меняется характер, он явно портится. Появилось чувство обиды, раздражения. Я иногда не могу преодолеть плохое настроение. Нет оптимизма. Я стала очень зависима— физически и человечески. Стала уставать от жизни, скисать. Единственное, что меня держит на плаву, так это опять мой актерский взгляд со стороны. Я думаю: неужели эта неприятная, вялая зануда — я? Раньше со мной было весело, ко мне тянулись люди. Неужели теперь их удел тоскливо меня терпеть? И я снова хочу нравиться, стараюсь преодолеть боль в суставах, скрыть свои огорчения. Я по — прежнему хочу умереть в кадре или на сцене. «Господи, пошли мне смерть легкую, нестыдную…»

Ну и зачем, спрашивается, треть книги перепостила?)))

А между тем писательница Татьяна Устинова в своей передаче «Мой герой» взяла интервью у Ольги Бузовой. Мне запомнились два момента интервью. В одном Ольга, почти рыдая (как и всегда) рассказывала, как ее в школе не любила и травила девочка Наташа и почти каждый день загоняла ее в угол, пачкала ей лицо черной смолой и говорила: «ТЫ ПОМЕЧЕНА!».

Я содрогнулась от этой истории, в сравнении с которой посты сплетницы Мортиши Аддамс кажутся детскими сказками))

Второй момент заключался в том, что Ольга, по ее словам, оказывается, у очень многих КУМИР (именно большими буквами), и на сцене она будет стоять и в 80, а если упадет или уронит микрофон, поклонники подбегут и помогут… Она ведь как Шер (только Бузова), нет, она реально сказала: «Я как Шер». Да.

А Устинова? Что с ней-то творится? Чего она так нахваливает свою гостью, почти заискивает? «Вы же не «геройчик», а настоящий герой моей программы, правда. Я сюда абы кого не приглашаю…»

В ходе передачи Бузова истеричным голосом перечисляла свои достижения: она на сцене, она в театре, она в кино, она на телевидении, она всех спасает, без нее никто ни с чем не справится, она все умеет, только она знает немецкий в совершенстве, английский, французский, испанский, латынь, греческий, американский, австралийский, эльфийский...

Татьяна Устинова, где ваша незлая ирония, которая была по отношению к Волочковой, например? Или она была настолько завуалирована, что я ее не заметила?

Фильм Ренаты Литвиновой 2000 г. (если кому интересно)

Программа «Мой герой» с Ольгой Бузовой 2020 г. (если кому интересно)

Простите за многобукафф. Не получается пока короткие посты делать.

Подпишитесь на наш
Блоги

"Жить надо долго, а умереть молодым..."

00:54, 28 октября 2020

Автор: fghj

Комменты 84

Аватар

Давно прочитала биографию Смирновой, и отнеслась к ней как к прошманде, честно сказать. А сейчас, может, мудрость пришла, или понимание, и она кажется мне ребенком, недополучившим любви, и поэтому отчаянно пытающимся ее заслужить. Сваху ее пересматриваю часто, просто восхитительна. Мне бы хотелось вживую пообщаться с таким человеком.

Аватар

Я помню это фильм, мне очень запомнилось, что Самойлова себя абсолютно не видела со стороны. Она жаловалась на полное отсутствие ролей, но тут же ставила условие, что хочет играть "Только не старух! Только не старух!". А выглядела уже пожилой и не очень ухоженной. Смирнова блестящая, потрясающая по энергетике и самоиронии.

Аватар

Спасибо, очень приятно)

Аватар

Спасибо вам огромное. Люблю Смирнову. И впервые читала так много буков на Сплетнике, и боялась, что они закончатся) А Устинова обычная продажная тетка, как шоумэны, такая же, как Бузова. Всё имеет свою цену. В свое время была не бесталанна. Жаль.

H

Книга у Смирновой замечательная! С достоинством, очень интересно про работу и с уважением к коллегам написанная. Помогал ей, если не путаю, Глеб Скороходов.

Подождите...