О ней принято говорить: «Дочь Самвела Карапетяна, 29-го в списке Forbes». И это факт, но лишь один из ее биографии. Интервью Forbes Life с Татой Карапетян, первым вице-президентом группы компаний «Ташир» и меценатом — о бунте, идентичности и ценностях новых «наследников».

Назначать интервью в Гайд-парке даже летом — рискованная затея. Прогноз обещал рекордные +28, но ведь именно британская природная непредсказуемость сформировала знаменитый характер этой страны. За пять часов разговора с Татой Карапетян (которая в Лондоне не впервые, поэтому предусмотрительно захватила жакет) жара несколько раз сменилась ледяным ветром, солнце — дождем, а китайские туристы — испанскими. И только памятник королеве Виктории невозмутим и неподвижен — он видел слишком много смен власти, поколений и погоды. «Многие мечтают изобрести машину времени, — оглядывается вокруг Тата. — Вот же она, та самая машина времени. Ты приходишь сюда — и переносишься в другую эпоху просто благодаря энергетике места. Мы сидим здесь сейчас, в 2019 году, а представляете, сколько всего тут происходило, какие люди проходили по этим улочкам, сидели на этой траве и сколько всего здесь было? У меня мурашки по коже». Что ж, окрестности королевского замка — идеальный интерьер для разговора о том, как передаются ценности в большой семье.  

Семья и сепарация

Тата, вы ощущаете принадлежность к своей семье и своей нации как некий недвижимый столб? И удается ли вокруг него насаждать какие-то новые смыслы?

Абсолютно. Я бы сказала, что моя национальная принадлежность, устои и правила нашей семьи — тот самый фундамент, который закладывался в меня и моих братьев с рождения. Когда тебя с детства учат быть надежным, стабильным, преданным своей семье, стране, на такую базу гораздо проще насаживать новые смыслы. Самое классное — это пробовать и не бояться, не ставить себе никаких ограничений. Мое отчасти ультраконсервативное армянское воспитание сочеталось с невероятно мудрой позицией моих родителей, согласно которой мой кругозор должен быть широким. 

А были ситуации, когда ваша принадлежность новому поколению вступала в противоречие с тем, чему вас учили с детства? 

Нет. Нет ничего уникального в тех ценностях, которые в меня закладывала моя семья. Родители вложили в нас столько потенциала, времени и любви, что нет такой суммы или материальной ценности, которая могла бы с этим сравниться. Меня учили быть надежной, преданной, ответственной, что нельзя обманывать. Это основа. Просто кто-то эту базу «отодвигает» в те моменты, когда она становится не очень удобной. Но мой отец научил меня быть такой 24 часа в сутки, всю жизнь и не отходить от принципов, как бы велико ни было искушение. Знаете, ведь быть слабым всегда проще: можно уйти от ответственности, не приложить достаточно сил, можно в конце концов испугаться. А конфликт поколений — история не эксклюзивная, и возникла она задолго да нашего с вами появления на свет.

Вы помните какой-то момент в своей жизни, когда вы ощутили «удельный вес» своей фамилии? 

Гордость за фамилию я определенно почувствовала еще в детстве. Вы же знаете, что мы, армяне, редко перемещаемся поодиночке: мы если переезжаем, то сразу все вместе; отец умел объединять людей — качество лидера. Я с детства смотрю на него не только как отца. Это человек, создающий реальные ценности, созидающий, который дает рабочие места огромному количеству людей и несет за них ответственность. Как это не уважать?

Когда мы переехали в Калугу, трудностей хватало, но отцу удалось создать свой мир, свой круг, где под его началом стали объединяться люди. Тогда уже все хорошо знали, что «Карапетян» — это стабильность. А это было важно в непростые девяностые. Сегодня фамилия для меня — это большая ответственность в первую очередь, во вторую — уже все остальное.

Мы сидим рядом с Кенсингтонским дворцом. В королевской семье можно быть как принц Уильям, а можно — как Гарри. Можно идти по намеченной тебе линии, а можно быть летчиком-бунтарем и жениться на Меган Маркл. У вас никогда не было бунта?

Бунт, конечно, есть. Но здесь надо разобраться, что такое бунт. Конечно, вначале было большое искушение идти вне намеченной линии и делать что-то абсолютно свое. Но скоро стало понятно, что отрицать свои стартовые возможности глупо. Бунтовать против всего этого — это значит не ценить титанический труд отца, который столько лет упорно выстраивал всю эту систему координат. А что касается поколенческого бунта, то он у нас был. Если ребенок делает что-то не так, ему надо сказать: «Ты поранишься» или «Это нехорошо». При этом надо дать ему возможность попробовать, чтобы второй раз он этого не делал. Вот папа всегда давал мне «трогать горячее». 

Фото Анастасии Тихоновой для Forbes Life

А ваше решение уехать учиться в Лондон — это бунт? 

Это бунт. Но мне хватило пяти минут, чтобы понять, насколько в отцовском понимании мой шаг был бунтом. Но потом я ему объяснила: ты же привык мне в работе доверять, доверься и здесь. И он согласился. Ведь это была моя мечта, и я решила ее реализовывать. 

Сейчас прохожу курс по поведенческой экономике в LSE (London School of Economics), это одно из самых актуальных направлений в современной экономической теории. Учиться очень интересно, но, признаюсь честно, нелегко, тем более что мне приходится совмещать учебу с работой. Вчера сдавали первые экзамены, я получила наивысший балл. Это фантастическое чувство! И не потому только, что я почувствовала в себе тот самый студенческий запал, но и потому, что эту оценку и признание преподавателей получила я, Тата, потому что училась, старалась, сидела в библиотеке, а не потому, что у меня фамилия Карапетян. 
Если говорить глобально, то люди часто путают два понятия: сепарацию от родителей и отчуждение. Бунтуй не бунтуй, но в нашей семье последнее просто невозможно. А ту настоящую самостоятельность я начала ощущать года два назад, когда почувствовала, что морально, ментально уже готова взять на себя ответственность за каждое свое действие. В отношении работы меня этому учили с детства.

Битва за авторитет

А как эта сепарация происходила в работе? 

Когда я начала работать в «Ташире», там был абсолютный патриархат. Если кто-то думает, что я пришла в компанию отца и меня там радостно приняли, это большое заблуждение. Наоборот, была долгая борьба за признание меня как профессионала и равноценную коллегу. В компанию я пришла очень революционно настроенная. Мне казалось, что это все мое, так мне рассказывали с детства. А в реальности пришлось столкнуться с другим отношением. Я оказалась в давно выстроенной системе, где меня совсем не ждали. Многие думали: «Она молодая, еще зеленая». И началась борьба. Иногда доходило до абсурда! Но я четко понимала, что нужно время и упорная работа. И я очень благодарна одному из наших опытнейших вице-президентов, который взял меня под свое крыло и многому научил и направлял меня в первое время. Ведь права на ошибку у меня нет, я же дочь своего отца.

Невозможно выиграть такую войну, будучи тихой и скромной девочкой. Революционеру нужен стальной характер. Вы помните тот момент, когда начали открывать в себе качества управленца? 

Мне очень повезло — у меня это случилось в определенном возрасте. Мне было 20 лет, когда я только закончила университет и пришла работать в «Ташир». Во мне был юношеский максимализм и бешеная энергия. Это еще не настоящий «ты», впереди возможности, которые ты либо используешь, либо даже не заметишь. Драйва больше, чем знаний и опыта. В голове: «Я сейчас переверну мир». 
Сейчас я, конечно, совсем другая. И здорово, что у меня этот драйв был именно в начале карьеры. На этой волне я смогла сделать революционные шаги, ломающие сознание многих консерваторов в «Ташире», да еще и принести что-то новое в структуру, которая, как локомотив, шла вперед — и просто не успевала заниматься визуальной частью и маркетингом. В силу возраста я отлично разбиралась в социальных сетях, диджитале. Понимала, что мы все равно уйдем в мир онлайна. Наш топ-менеджмент завоевывал рынки, им было некогда. Когда я приходила и говорила, что нам нужен ребрендинг и рестайлинг, они отмахивались: мы тут серьезными вещами занимаемся. У меня даже образовался комплекс. Как это: мужчины в нашей компании занимаются серьезными вещами, а я чем занимаюсь тогда? А потом поняла: «Я же женщина! И должна что-то женское привнести в эту историю, порядок навести и красоту». 

Сегодня зона ответственности гораздо шире, моя основная работа — это антикризисное управление активами группы. Раньше я была более статичным управленцем, который отвечал за развитие того или иного отдельно взятого направления. Теперь я стала применять мультифункциональный подход и заниматься всеми направлениями деятельности: от энергетики и строительства до маркетинга и кинобизнеса. Мне очень нравится то, чем я сейчас занимаюсь.

Чисто гипотетически вы можете представить себе, что настанет день, когда вы захотите делать что-то абсолютно отдельное от компании отца? 

Мы уже делаем! Президент нашей компании никак нас не сковывает в наших проектах. У нас очень много стартапов, например SaveTime. Это была идея моего старшего брата — он хотел создать востребованный онлайн-сервис. И сделал. Это сервис доставки продуктов, его отличие в том, что доставка осуществляется в тот же день от 60 минут. А начиналось все просто: у Саркиса появилась идея, он разработал бизнес-план и пришел к отцу. Папу это убедило, и проект стартовал. На сегодняшний день это отдельный очень успешный бизнес со своей командой.

Фото Анастасии Тихоновой для Forbes Life

Жизнь большого города

Учась в Лондоне, как вы оцениваете то, чем вы 

занимаетесь в российской индустрии развлечений и кино? Насколько это релевантно мировым трендам?

У нас все-таки разный менталитет. И разное отношение к вопросу обустройства городского пространства. Например, если мы говорим про вечную борьбу онлайна и офлайна, в России, на мой взгляд, люди предпочитают первое. Здесь, в Лондоне, я заметила, что люди не настолько зациклены на потреблении контента в интернете. Нельзя не учитывать географические факторы, но европейцы гораздо больше за живое общение. В Европе инфраструктура города выстроена так, что хочется быть на улице гораздо чаще: погодные условия и городская среда влияют на образ жизни.
До недавних пор Москва не была для этого приспособлена. Город серьезно поменялся за последние несколько лет, у нас тоже появляется культура времяпрепровождения outdoor. Посмотрите на те же Патриаршие и что с ними стало! Москва наполнилась смысловыми пространствами. Появились места, где хочется проводить время, огромное количество культурных и развлекательных проектов. Я думаю, что глобально мы движемся к ситуации, которая приведет нас обратно в офлайн. В регионах ситуация немного иная. Из-за не всегда достаточно развитой городской досуговой инфраструктуры и климатических условий люди больше времени вынуждены проводить дома. Поэтому сегодня мы создаем не просто торговые центры или кинотеатры, а инфраструктурные центры, комплексные пространства, где есть все опции досуга, а также спорта и обучения. То, что здесь, в Британии, называют edutainment. 

Должны ли там быть интеллектуальные развлечения? Например, даже в Москве кино с субтитрами показывают в двух с половиной кинотеатрах в центре. С авторским кино тоже все сложно в спальных районах. Бизнес диктует свои условия. С точки зрения эффективности бизнеса ставить кино на языке оригинала в районном кинотеатре просто неразумно, потому что не заполнится зал. Когда мы говорим о кинобизнесе, подразумеваем массового потребителя. Фильм на иностранном языке — это все же «альтернативка». Запрос на интеллектуальность — это не массовая штука. Если говорить глобально, то начинать надо с образования. Я вижу здесь, в Британии, вообще все упирается в образование. «Почему безработица в Испании?» — «Education!»; «Почему Brexit?» — «Education!»; «Почему Трамп?» — «Education!». Занимайтесь образованием, и будет расти уровень жизни людей. А потом они начнут просить кино с субтитрами.

Форбсихи и форбсята

Вас не раздражают стереотипы о наследниках участников списка Forbes как о золотой молодежи, которая бессмысленно тратит деньги родителей?

Вы знаете, что нас называют «форбсята» и «форбсихи»? Это очень смешно, но я не очень понимаю, откуда этот пристальный интерес. Стереотипы, которые выстраиваются вокруг той или иной персоны, — это еще глобальный вопрос современных соцсетей. Я иногда читаю комментарии под статьями обо мне — стараюсь смотреть на это как бы со стороны. Людям действительно кажется, что, если у тебя есть деньги, какие-то жизненные неудачи ты переживаешь проще. А еще они полагают, что имеют полное право считать свое мнение о тебе, сформированное в соцсетях, единственно верным. На самом деле все гораздо сложнее и вопрос «наследников» не всегда лежит в материальной плоскости. Суть в том, что родители не уделяют достаточно времени своим детям, зачастую отправляют их учиться за границу совсем маленькими. Потом удивляются, что дети, оказывается, не разделяют их ценностей и вообще глубоко душевно травмированы. А на самом деле им было нужно элементарное общение с родителями. С нами, кстати, много занимались с малых лет, так что избалованными «наследниками» мы никогда не были. 

Фото Анастасии Тихоновой для Forbes Life

У вас активный инстаграм, вы можете так или иначе влиять на это мнение. Вам не хочется разрушить этот стереотип своим примером?

Я не считаю нужным доказывать людям в интернете, какая я на самом деле. Кстати, мне не очень нравится писать в инстаграме про свою работу. Хотя, возможно, я могу вдохновить кого-нибудь найти свое призвание, потому что мой внутренний двигатель просто не позволяет мне сидеть дома и, как вы говорите, «тратить деньги родителей». Если я могу изменить хоть что-то в этом мире, почему бы это не сделать? Для меня это вопрос рациональный. Если я буду рассказывать о работе в соцсетях, то вырастут ли от этого наши продажи? Нет. Что мне это даст, кроме удовлетворения личного эго? Ничего. От того, что кто-то напишет «она дочка богатого папы, которая ничего не делает», в моей жизни что-то поменяется? Тоже нет. 

А поколенческую разницу вы чувствуете? В отношении к деньгам, ценностям?

Сейчас принято говорить про миллениалов, и именно так я себя и ощущаю. Мне кажется очень ценным, что наше поколение родилось еще в то время, когда не было, например, такой мобильности во всех смыслах. Где самой крутой технологией была приставка Nintendo. Это позволяет мне ценить то, что мы имеем сегодня, — эту свободу общения и передвижения, открытость миру и проникновение технологий во все области жизни. Где бы я ни жила, я все равно ощущаю себя человеком мира. Мы — уникальное поколение, которое стало очевидцем глобального скачка на стыке веков и ценит достижения современного мира. Какими вырастут наши дети — большой вопрос, они родились уже с телефонами в руках. В последнее время я особенно остро чувствую, что люди по-другому относятся к деньгам, к потреблению. Прошли времена, когда люди кичились материальным достатком. Сегодня важно, на что способен ты сам, как меняешь мир. Эти ценности для меня сегодня, как представителя поколения миллениалов, основополагающие.

PS. От себя про save time. Не знала до прочтения статьи, что это ташировский бизнес Саркиса. Мне об этой службе доставки  сказали в ответ на мои причитания, что дома опять нет молока и так лень идти в магазин (несмотря на то, что нас окружает десяток разных  на любой кошелёк).

-...  и доставят молоко за час. 

- так не бывает, продукты всегда привозят на следующий день, у них же логистика, склад..

- сейчас уже есть.