Игорь лично мне говорил что не собирается умирать ещё месяца два назад. Плохо стало в ноябре. Он очень боялся суда и угроз.

Дом оцеплен полицией. Никого не пустили, в Сотогранде нет никого, кто бы мог со мной побыть. Я в какой-то непонятной норе жду полиции завтрашней. Завтра прилетит подруга первым рейсом. А пока мне придется выговариваться тут. У меня сейчас никого нет рядом, не было прямых рейсов на Малагу. Мне самой друзья просто дали самолет и я смогла долететь. Если бы были самолеты прямые, я бы раньше прилетела и предотвратила это все. Как я уже не раз прилетала и хватала его на ручки в припадке его отчаянья.

Из-за публичности, во избежании домыслов мне надо высказаться самой. Я очень любила Игоря, и люблю его до сих пор. Я не знаю, как я буду жить без него. Мне незачем жить. Мы каждой черточкой души были дороги друг другу. У нас была большая любовь, огромная. Это была моя настоящая половинка, любовь моя. Если бы можно было все изменить, я бы целовала ему каждый пальчик, мое любимое мохнатое ушко, как я его называла. Его домашнее прозвище было: папа-кот. Мы с папой-котом почти не разлучались, мы все время были вместе. Мы ходили за ручку, мы все время обнимались. Я прошу пожалеть меня, не пытаться охотиться за мной с телекамерами. Не надо добивать. Охотой на меня вы добьетесь только того,что покончу с собой и я. Я не хочу больше жить. Единственное, что меня может удержать, - у нас заморожены эмбрионы от него, и я могу продолжить борьбу за нашего ребенка. Пожалуйста, не охотьтесь за мной сейчас, не надо. Я убита, и я этого не переживу. 
Я в субботу, пока Игорь летел в Испанию, как раз рыдала у психотерапевта в Риге, что я устала заботиться б Игоре, что мне нужно немножечко для себя, что он на меня взвалил все. Я начинала срываться. Если бы я проявила стойкость и каждое утро начинала с улыбки и с признания в любви, этого бы не случилось.

Несколько дней назад я, от отчаянья, написала в фейсбуке о том, что происходит, что его убивают, потому что не могла больше сражаться в одиночку. У меня кончались силы, и сейчас мне стыдно за это. Я хотела, чтобы дети увидели его в скорой, чтобы дети и Елена поняли, что так НЕЛЬЗЯ. 
Вместо этого они заявили, что медкарта Игоря из клиники неврозов фальшивка, что он здоров и может, и должен работать, чтобы содержать бывшую жену. Я предчувствовала беду, поэтому я и написала об этом.

Раньше Игорь неоднократно пугал меня суицидами, разговорами похоронными. Я пугалась, реагировала, прилетала за ним, когда ему надо было якобы остаться одному, и он был рад мне всякий раз. И вот я как-то раз подняла вопрос о завещании. Мол, если ты уж помирать собрался, может, как-то меня застра:)шь. Он задумался как бы об этом. А потом сказал: "Я до конца суда помирать уж точно не собираюсь. Чего вы все меня хороните? Лена - (так звали бывшую жену) - раньше все время спрашивала, что будет после моей смерти, я что у вас у всех покойник уже?"

- Ну ты, отвечаю, нас все время всех пугаешь, вот и волнуюсь. 
- Я так говорю, я не собираюсь умирать.

В ноябре Игорю стало плохо. Он был вынужден скитаться по миру, чтобы не становиться налоговым резидентом России. У него была огромная ипотека в NY, которая облагалась налогом в размере 50 000 долларов в год в России. Поэтому он не мог иметь систематической помощи психотерапевта. и вот, чтобы высидеть где-то, а заодно и найти работу, он поехал в Украину. Там у него состояние ухудшилось. В какой-то момент он вообще отказался ехать на суд, сказал, что ему этого не вынести, и что пусть забирают все. Суд мы выиграли. (Одно заседание) . Но он этого даже не понял, он был невменяемый. Так его это выбило из колеи.

Гангрена - так мы стали называть между собой Елену, потому что от нее было не отцепиться, - не хотела 50% всего, что было по-честному. Она хотела, чтобы он платил ей еще и алименты, и шел работать. Сначала размер ежемесячных требований был 28 000 долларов, потом 25 000 долларов, потом 20 000 долларов. Но так как мы сами жили максимум на 14 000 долларов, и мне в душу запали слова, что она хочет его помотать и чтобы он сам концы отдал, я сказала: нет, она очевидно тянет процесс, это заметно, пусть суд решает, сколько она будет получать. Суд решил: 15 000 долларов за ее счет, из ее доли. Игорь только понял, что мы отбились, но не понял, что произошло, так ему было плохо. 
Елена сама в 2017 NY нашла ему психиатра. Я его заключение, его письмо суду выложу. Она видела, что у него после смерти отца ухудшилось состояние. Но она на суде заявляла, официально, в аффидевитах, и вербально, что он сам виноват, потому что пьет. Надо сказать, объективно Игорь мало пил, а со мной стал еще меньше. Я добилась того, чтобы он пил не два бокала за обедом, а вообще один. Игорь мог напиться из вредности, когда хотел досадить, но алкоголизма не было. Он пил только в ситуациях, когда надо было показать, как его ранит происходящее. Друзья говорят, что до встречи со мной он попивал, а потом прямо перестал. Елена знала, что он не может работать. Она знала, как он болен. Но на суде она заявила, что медицинская карта, брошюрованая, с номером специальным, из госучреждения - фальшивка.

В Испанию он улетел вдруг, в пять утра в субботу подорвался и улетел в 7-45 утра, когда был прямой рейс. Мы должны были 26 февраля подаваться на ВНЖ Латвии в Москве. Но наша стратегия была опубликована в прессе, а сделала это, как мы считаем, некто Елена Дрина из Риги. Мы встречались с адвокатами, писали заявление на вмешателсьвто в частную жизнь. Игорь стал говорить, что он теперь побаиватеся этой схемы.

Да, я спала, когда он улетел. Паспорта он мои спрятал, чтобы я не летела за ним. Потом он написал мне, где паспорта. Но сказал, что будет заниматься делами, что должен отдохнуть от всех, и меня в том числе. У меня сил не хватило объять его своей любовью, защитить от ужаса, не пустить в небытие. Он просил меня не лететь за ним в Испанию, сказал, что хочет побыть один. Написал: "Не вздумай лететь сюда, а то Гибралтар не получишь". Это он собирался мне завещать гибралтарские компании, на которых висел испанский дом. Он давно говорил, что ему надо побыть одному и отдохнуть от суда. Еще в Украине он это говорил. Я отвечала: "А документы кто будет готовить? Я же не тяну одна, мне трудно". Я даже над последним аффидевитом работала сама в Москве с адвокатом, Игорь отказался прилетать. Я пыталась говорить с Игорем, говорила, что мне сил не хватает, что я не тяну одна, что мне очень плохо. Что у меня тоже началась депрессия, и сил больше нет. Это было правдой, у меня силы закончились. Виновата я, что призналась ему в этом. Мне надо было тянуть, раз уж я просила его развестись. Я должна была через не могу тянуть эту лямку. Я сама любила повторять, что надо тянуть через не могу, что нет такого "не могу", и что на войне было тяжелее, и вот сама не приложила усилий. Мне не хватило ласкового тепла, чтобы объять его, чтобы каждый день его ласкать, говорить, что все будет хорошо, как он просил. Я ему честно признавалась, что я устала, очень устала, и у меня нет сил. Это моя вина, и мне ее всю жизнь нести. Я не уберегла горячо любимого и дорогого человека, стала срываться.

Я попросила управдома в Испании - женщину - зайти в дом и проверить все от с ним в порядке. Она зашла в воскресенье. Увидела Игорька. И сказала, что он не собирается кончать жизнь самоубийством, просто ему надо побыть одному. Я отнеслась к этому с уважением. Тем более, он давно говорил, что хотел бы отсидеться в Испании в одиночестве. Я попросила друга, который в Сото живет, ЗАЕХАТЬ и посмотреть. Друг написал смс вместо приезда. Сейчас говорит, что сколько раз такое было, и когда он совался до этого, Игорь просто на :) посылал со словами: «Старик, я не социален сейчас. Отойду - позвоню”. Управдом сказала, что Игорь в нормальном состоянии абсолютно. Тон послания был такой, что я брежу. Она так не сказала, но мне традиционно никто не верил. Сколько раз я просила друзей ему помочь, поласкать его. Аркаша Островский типа звонил не дозвонился, то телефон садится, то Игорь трубку не берет. Когда Игорю стало плохо, сразу откликнулась Ленка Елена Лукьянова и Емеля с Сашкой. Врачей нашли. Сейчас друзья летят ко мне. В среду я возила его к неврологу. Сказала, что мне не нравится и какие проблемы. Сказала, что подозреваю склероз или даже альцнеймер. Она дала ему тест. И он сделал в секунду тест, который она сама сделать не могла. И она сказала: когда он вошёл, мне чего то совсем грустно стало. А сейчас смотрю - нет у него неврологии, хотя надо обследования делать, ему антидепрессанты не подходят. Надо менять препарат. Тоже самое сказал и психиатр. Я водила его к светиле, когда Игорь потерял вдруг сон на пять дней. Игорь отказался менять препарат. Сказал, что сил сейчас нет. Но стал принимать снотворное и выспался наконец. У этого же психиатра была я. И сказала ему, что я на грани. Он мне сказал, что меня невозможно переключить с разговоров об Игоре. Что меня самой нет, я живу им. А где сама Божена, стал спрашивать он.

У царя Соломона была притча, что кто настоящая мать, та отпустит. Мне надо было прекратить борьбу. И Игорь был бы жив. Но мне казалось, что раз она обещает его убить, то я обязана воевать, палить из всех орудий. Я так понимала защиту Игоря. Игорь ощущал себя преданым детьми. Он часто выруливал на эту тему. Особенно его поразило, что дети его личные письма в суд передавали. Володя не ответил ему ни на одно письмо. Игорь сначала написал: «ну и дрянь ты Володька». Потом ему адвокат сказал, что Володя переживает, что за его школу 70000 долларов в год папа платить перестанет. И тогда игорь написал: «я буду платит ща школу. Я люблю тебя. Па». Володя опять не ответил. Игорь написал ещё письмо, что он бы хотел, чтобы Володя поработал, что платить так не его обязанность, а милость, и он хотел бы иногда слышать спасибо. Он не понимал, как так: когда он не женясь жил с Боженой, всех все устраивало. Даже в гости ездили. А как женился, и начался делёж, так дети отвернулись.

Я предчувствовала что-то. Психотерапевт сказал, что у Игоря самоуничтожающее поведение, и что у него непреодолимое желание все отдать, свернуться калачиком и покончить с собой. Я передала Игорю все, стала объяснять, как я могла, что на самом деле, у нас хватит денег, чтобы выжить, что я готова с ним жить довольго скромно. Я в месяц жила на 2500 долларов, больше Игорь мне не давал, я иногда пеняла, но на самом деле, мне хватало. Я наловчилась вещи продавать в Америке, и мне было окей. Меня злило, что доченька потратила 25 000 долларов, передала свою карту матери, ничего ему не сказав. Меня бесило, что сын, уезжая в лагерь, получает 4000 на карманные расходы и спасибо не говорит, даже на письма не отвечает. Но если бы дети давали отцу тепло и писали, благодарили хотя бы, я бы не пеняла. В конце-концов, я начала уставать от борьбы. Игорь мне не помогал, но наоборот, терял иногда важные вещи, отказывался снимать трубку, когда адвокаты звонили. Ему стало плохо перед судебным заседанием. Я начинала рыдать, кричала, что у меня депрессия самой, что у меня не было папы и мамы, и мне неоткуда брать тепло, чтобы его дальше тащить, что я скоро слягу, и вот что он будет делать. Я была уверена, что он проживет дольше, чем я, и что он мне не помогает из мстительности. Мол, ага, ты хотела развода, просила жениться, ну вот получай теперь. 
Игорь лечиться не хотел, психотерапевт ему не понравился. В итоге, я пошла к гадалке, которую мне посоветовали в фейсбуке. Да, я знаю, что никаких гадалок не существует. Я понимаю. Даже Игорь говорил мне, что все это чушь. Но я хотела, ошла. И она сразу сказала: так, никакой смерти у него не стоит. У вас будет долгий и очень счастливый брак. И ребенок у вас прямо вот на пороге.

Надо сказать, что у нас суррогатная мать последовательно сбрасывала эмбрионы. Остались заморженые еще. Я перестала реагировать на гормональную терапию, и яйцеклетки у меня забирали в естественном цикле. Каждый месяц общий наркоз. И в последнее время были одни неудачи. То пустая, то опять пустая, то бракованая оболочка. Меня истерзали наркозы, я стала плохо переносить их. И я начала сбоить. Игорь чудит: то отказывается на суд лететь, то документы теряет. Пошли огромные атомные счета от адвокатов. От бухгалтера, на котором настаивал алвокат. Я просила не прессинговать Игоря, они то унимались, то начинали давить. Деньги РЕАЛЬНО КОНЧАЛИСЬ. Игорь жутко паниковал. И вдруг наконец нашелся покупатель на английский дом. И мы воспряли, Игорь с виду воспрял. А потом опять поник. И я ему говорю: вот видишь, тебе плохо потому что плохо, это от обстоятельств не зависит. Подожди, сейчас все закончится, мы будем тебя лечить. Вернемся в Москву, положу тебя в Соловьевку.

Игорь очень страдал, что у него нет работы. Сначала Гусинский отрезал половину зарплаты у него в 2015 году. Потом в 2017 перестал платить вообще, не переговорив. Игорь пошел покупать билеты, а его рабочий АМЕКС закрыт. Он позвонил финансисту, Стиву. Тот сказал, что столько, сколько Игорь потратил на полеты, никто в фирме не тратит. Игорь долго переживал от унижения. Что Гусь не сам с ним поговорил, а что просто взял и закрыл карту. Я очень много раз пыталась его устроиьт на работу. То я в Украине казахов ему подкинула, но они не перезвонили потом, да и опасное это дело было. Игорь не хотел без санкции Назарбаева лезть в Казахстан. Я еще в 2012 году просила и Авена, и Таню-Валю ему помочь. Таня-Валя честно и самоотверженно пытались, но Громов сказал, что Игорь в России не будет работать никогда. Игорь долго искал работу, но Россия была закрыта. В Украине мои друзья тоже пытались помочь, но не вышло. И на этом фоне в суде Рой Ховард кричал: "Игорь может и должен работать. Он не хочет работать, чтобы не содержать жену. Он работает на кеш и прячет". Я вам клянусь памятью Игоря, он ничего не прятал. Елена была посвящена в его финансовые дела целиком, и она-то точно знала, что нычек нет. Судья не верил, что у Игоря реально нет денег, и он не зарабатывает где-то тайно.Его представляли хитрым новым русским, который кешит и прячет. Говорили, что все европейские деньги Игоря (кот наплакал там осталось, 400 000 долларов) должны быть переведены на арестованный счет, (Елена арестовала его американские счета). Игорь чудовищно паниковал. Для него самое страшное было остаться без денег. После приступа Игоря нам поставили норму 250 долларов в день. Адвокаты пугали, что если мы будем злить судью, то у Игоря заберут все. Мы настаивали, что у Игоря тяжелые серьезные депрессии, он не трудоспособен. Но в последний раз противники заявли, что наша медкарта - фальшивка.

Я думала, что моя миссия взять на себя все, воевать вместо него. Возглавить войско. А надо было не упрекать, отдавать все, что они хотят, я просто не умею не отдавать, надо было просто ласково каждое утро и вечер, ласкать, зацеловывать и не просить никакого внмания к себе.

Наш адвокат очень старался сделать сеттлемент. Но они затягивали процесс, мучили Игоря бесконечными атаками. И главный адвокат сказал: "Она (гангрена) получает удовольствие от этого всего. Это гадюка. Он называл ее viper". Он говорил, что ей нечем заняться, и она всю себя посвятила этой войне. Приехал второй адвокат, которого нашла я, и который очень помог. Это Julian Henry Lowenfeld Он позвонил, когда закочилось заседание. И сказал: "Она злая, очень злая. Какая злая женщина"

Джулиан видел, какие у меня истерики начинались, как я стала срываться и уходить в депрессию. Просто измоталась. Мне не хватило сил на ласковую поддержку. Все ушло на войну.

Игорь тоже говорил: я приехал на суд, а она не то, что не на нервах, нет. Она улыбается и глумится надо мной. На последнем суде даже адвокаты заметили, что он плохо выглядел и ему было очень плохо.

Я должна похоронить Игоря рядом с папой. И самой лечь к нему. Мы были неразлучниками с ним. Но боюсь ехать в Россию - на меня налетят стервятники. Будет травля, как во время НТВ. когда Игорь не выдержал и уехал. Будут караулить у дома. Адрес мой слила некто Наталья Герден журналистам. Я очень вас прошу - удержитесь от искушения фотографировать меня у дома. Да, я старая, страшная. Я виновата, не долюбила. Не долетела за ним. Надо было. Но он так убедительно и радостно разговаривал с нотариусом гибралтарским. Так жестко написал мне, чтобы я не вздумала прилетать. Не надо сейчас ловить меня у дома. Все тут я пишу. Больше ничего не смогу сказать.

В дипмиссии говорят, что пока родственники не делали никаких обращений

Елена Гусинская

7 ч. · 

Бедный, бедный Игорь. Как же плохо тебе было, если ты решил уйти из жизни вот так... Как же больно было тебе, а вокруг ни одного человека, который бы на секунду подумал не о бабле с судами и разводами, а о тебе. Никто не хотел услышать тебя, никто не хотел понять, как тошно жить когда люди любят неподеленную шкуру не их медведя больше чем тебя, когда тебя не видят и не слышат. Ты просил о понимании молчании, а вокруг тебя трубили Иерихонские трубы корысти и жадности, эгоизма и бессердечия. Как хорошо я тебя понимаю. Ты хотел покоя, а для этого нужно было совсем мало,- умереть. Покойся с миром. Ты был очень хорошим человеком.

Обновлено 26/02/19 10:51:

Божена Рынска

39 мин. · 

Мне написал далекий знакомый, который один раз с нами был в ресторане. И обвинил меня. Я не снимаю вину с себя. Я виновата. Я должна была сразу лететь, зная риски. Но я так летала за ним несколько раз и в этот раз я просто обиделась крепко. У меня началась реальная депрессия, я рыдала у психотерапевта. Я писала ему письма, просила ничего с собой не делать. Я писала, КАК я его люблю. Но у меня два дня подряд болела голова. Я была шокирована его отъездом ночным. Я попросила людей, которые были в Сото, проверить, все ли с ним в порядке.

Я кричала о том, что его убивают, потому, что Я БОЛЬШЕ НИЧЕГО НЕ МОГЛА СДЕЛАТЬ. Я вымоталась. На мне был судебный процесс и больной Игорь, который чудил все время. Я знала, что Елена и дети читают мой фейсбук и носят посты судье. И я хотела, чтобы судья прочел, что нельзя его мучить, чтобы дети увидели папу в скорой и позвонили. Судья отмахнулся и сказал, что эти бредни про убивание он слышать даже не хочет.

Обновлено 26/02/19 11:05:

Игорь хотел жить в Москве. И тогда бы он мог получать постоянное лечение. Ариэль, наш рижский терапевт, сказал, что у нас было не лечение, а хаос. Но у нас было проклятье. Квартира в NY на которую был взят моргедж. Ипотека. Дело в том, что налог на ипотеку, взятую заграницей, в России огромен. 35% на разницу между ипотечной ставкой NY и российской, если ты налоговый резидент. Пивоварова не давала продать квартиру и заплатить моргедж. Когда Игорь был после смерти отца, она уговорила его создать компании и сдавать эту квартиру. Я была в страшном гневе, кричала, что мы не сможем нигде осесть теперь. Придумала схему с ВНЖ, чтобы в Латвии осесть. Квартиру надо было немедленно требовать выставлять на продажу, просить суд об определении. Но Игорь хотел, чтобы квартира была детям, адвокаты уговорили ее сдать в августе, когда он без меня прилетал на суд. Я кричала, что это наше проклятье, что я разрываю помолвку, потому что не могу больше кочевать, бегать от резидетства. Игорь тогда сбежал в Испанию. Было похоже, что он хочет покончить с собой. Я мигом прыгнула в самолет, ночью нагрянула в дом. Он смеялся, сказал, что я сумасшедшая, что никого самоубийства он не собирался совершать. Утром нагрянула Пивоварова, чего мы не ожидали. Экономка же сказала, что она уехала. Мы взяли ключи от Лексуса и счастливые, помирившиеся, поколесили по городам и весям до Юрмалы.

Поэтому в этот раз я попрсила экономку посмотреть, как он там. Она заехала. Сказала, что он нормальный и никакого суицида совершать не собирается. Я успокоилась. Написала ей, что испугалась. Попросила друга заезать посмотреть. Тот написал смс, но не заехал. Я думала в понедельник раздать зверье и вечером вылететь. Смотрела билеты. Как вдруг звонит тот самый друг, который не заехал....Ему позвонил охранник.