Велик соблазн начать данный отзыв усвоенными со школьной скамьи строками из «Евгения Онегина», но от такого сентиментального порыва меня удерживает робкий гнев в адрес тех, кто замахнулся не на Пушкина, а на Римаса Туминаса и его постановку в театре им. Вахтангова.

Следуя христианским заветам, я попробую сменить гнев на милость и облечь её в слова благодарности писателю Полякову за то, что привлёк моё внимание к спектаклю «Евгений Онегин» и, сам того не желая, обрёк меня на… 3 часа волшебства.

Несмотря на то, что «энциклопедию русской жизни» я перечитывала пару раз и во взрослом возрасте, у меня она, тем не менее, стойко ассоциируется со школьными уроками литературы. Поэтому предвкушение усиливали воспоминания о той незатейливой поре, с одной стороны. С другой — мной руководило любопытство, особенно обостряющееся у меня в случаях, когда некоторые «знатоки» начинают подозрительно ерепениться и разбрасываться псевдо-патриотическими обвинениями в адрес режиссёров и театральных деятелей. Когда звучат лозунги, что, дескать, да как он смеет, будучи не-русским, прикасаться к русской классике и глумиться над русской культурой, для меня это прямое руководство к действию — идти и смотреть. К тому же, более 10 лет назад на сцене театра «Современник» я смотрела «Горе от Ума» в постановке Туминаса, и мне с трудом верилось, что этот человек, так тонко чувствующий оригинальный текст и наделяющий свои постановки незабываемой пластичностью, мог ранить своим творчеством некоторые русские души.

Для меня уже давно формула «театр начинается с вешалки» преобразовалась в формулу «театр начинается с программки». Грамотно составленная и оригинально оформленная брошюра таит в себе подсказку о том, каким будет предстоящий спектакль. В обмен на 150 рублей в моих руках — конверт, на нём рукописным шрифтом выведено имя и фамилия пушкинского героя, а в правом углу — оттиск черновика поэта, много зачёркиваний, из чего сразу становится понятно — чтобы Онегинские строфы стали летящими, пришлось поскрипеть пером и извести немало чернил. Внутри конверта — карточки из глянцевого картона, на них герои романа и исполнители ролей. Каждая карточка украшена профилем актёра, стилизованным под графические наброски Пушкина, которыми он любил украшать свои черновики. Среди множества карточек вдруг обнаруживается сложенный лист, испещрённый тонким красивым почерком. Да, все мы понимаем, с каких слов начнётся и какими закончится это письмо, но всё равно разворачиваешь его, бегло пробегаешь глазами, любуешься живым изгибом букв и виньетками.

Такая программка — уважение не только к зрителю, но и к самому Пушкину. Известно, что поэт отличался педантичностью в оформлении своих произведений и был требователен к иллюстраторам.

Я держала в своих руках достаточно программок, чтобы научиться определять до поднятия занавеса — будет ли постановка осовремененной и переложенной на реалии наших дней или нет. Здесь безошибочно понимаешь, что режиссёр работал именно со стариной и предпочёл в ней и остаться. Ну, всё! Отзвенел третий звонок:

Театр уж полон; ложи блещут;

Партер и кресла — все кипит;

В райке нетерпеливо плещут,

И, взвившись, занавес шумит.

Ещё до того, как глаза начинают различать фигуры на тёмной сцене, в зрительские уши вторгается музыка. Несколько секунд размеренной фортепианной мелодии прерываются громким стуком, влекущим за собой каскад ударных инструментов, а следом за ними вся удаль и бедовость русского аккордеона. Эта музыкальная тема будет обострять и усиливать эмоциональный заряд всех главных сцен постановки.

(Короткий ролик для желающих послушать музыку и уловить всю прелесть спектакля)

Но кто же там на сцене? Нет, «дяди самых честных правил», хворающего, а потом обретшего вечный покой, вы конечно не увидите.

Римас Туминас не случайно добавил важный комментарий к названию спектакля — сцены из романа. Здесь сторонникам буквальных, построчных переложений оригинальных текстов на сценический язык, я предложу либо забросить чтение моего отзыва, либо выйти за рамки окостенелостей и попробовать оценить находки режиссёра.

Первая сцена, открывающаяся вашему взору, нарисует на переднем плане уткнувшегося носом в ворот сюртука, дремлющего в кресле Онегина (Сергея Маковецкого), а на заднем — оттачивающую за балетным станком свои па молодую балерину. Вдруг по диагонали сцену пересечёт чудным шагом странное создание — согнувшаяся практически пополам женщина с растрепавшимися спутанными волосами, с домрой наперевес.

Подобно ласковой кошке или бесцеремонному домовому она примостится у ног Онегина, заунывно побрякивая струнами. Да, вот так, буквально в первую минуту спектакля на сцене появляются три странности:

– Почему Онегин сразу такой немолодой?

– Не перепутал ли режиссёр сцену Вахтангова со сценой Большого?

– И, наконец, в какой строфе Пушкин говорил о какой-то непонятной страннице с домрой?

Успокаиваю тех, кого волнует возрастной герой в исполнении Маковецкого. На сцене будут действовать два Онегина: холёный, молодой Онегин формата Дон Жуана и уставший, заиндевевший Онегин, смахивающий на Мефистофеля. Эта двойственность очень быстро перестаёт удивлять зрителя и кажется естественной.

Если вы вглядитесь в языковые особенности оригинала, вы заметите, что Пушкин крайне редко использовал диалоги. Живая разговорная речь хоть и звучит, но приглушённо, ведь чаще говорит сам Пушкин — описывает своих героев и выносит очень мудрые суждения, прочно осевшие в нашем речевом обиходе. Во многом именно из-за этого «Евгений Онегин» считается каверзным для театральных интерпретаций. Но Туминас находит оригинальное решение — он дуплицирует и Онегина, и Ленского. Зрелые герои адаптируют авторский голос рассказчика и говорят за молодых, которые, в свою очередь, играют больше декоративную роль. Вот на сцене, синхронизируя шаг, появляются два Ленских. Зрелый рассказывает, что из себя представляет молодой, даёт о нём как бы биографическую справку. Молодой время зря не теряет, он, подобно павлину, красуется своими выдающимися внешними данными и языком жестов выдаёт свою поэтическую натуру.

Зрительницы оживляются, наводят на него свои лорнеты. Актёр Василий Симонов был словно создан для этих строк:

С душою прямо геттингенской

Красавец, в полном цвете лет,

Поклонник Канта и поэт.

Собственно, одним красавчиком на сцене дело не ограничится — Евгений Онегин в исполнении Евгения Пилюгина придётся по вкусу дамам, предпочитающим брюнетов с демонической внешностью. И нам не составит труда понять Татьяну, которая «в руки модного тирана уж отдала судьбу свою».

Но привлекательная наружность ­этих актёров — лишь обёртка, художественный портрет героев, рисуемый нашим воображением при чтении романа. Не согласитесь ли вы, что на первый взгляд Пушкина можно упрекнуть в легкомыслии — уж слишком играючи он описал драму Татьяны и слишком беспечно говорил о пороках и бессердечности Евгения. Мне кажется, что именно в пику такому мнению Римас Туминас стремился уйти от легковесной поэтичности романа и раскрыть его трагическую прозаичность. Отсюда и сложный персонаж Сергея Маковецкого. С одной стороны, он ­– зрелый Онегин, но с другой — он говорит сентенциями Пушкина. «Кто жил и мыслил, тот не может в душе не презирать людей», «чем меньше женщину мы любим» звучат из его уст жёстко и безапелляционно, как приговор.

Я не помню, чтобы после прочтения романа я сопереживала Татьяне так, как я сопереживала ей во время просмотра спектакля. Одно дело — читать складные строки, описывающие ямбом её характер, привычки, порывы, чувства, а другое дело — видеть их воплощёнными на сцене.

В том, как исполнила свою роль Ольга Лерман, не хотелось ничего изменить, к её манере не хотелось ничего добавить. Так я подхожу к излюбленной теме для критики в данном спектакле — зачем Татьяна таскает за собой кровать по сцене? Отвечать я буду для тех, кто не смотрел постановку Туминаса, ибо те, кто видели спектакль, но всё равно не поняли, в принципе должны сжалиться над собой и не ходить в театр. К знаковой сцене в спектакле зрителя готовят строки:

Давно сердечное томленье

Теснило ей младую грудь;

Душа ждала… кого-нибудь,

И дождалась… Открылись очи;

Она сказала: это он!

Татьяна появляется в ночной рубашке, тащит за собой кованую кровать, устраивает её в центре сцены, ложится… Скажите, дамы (господ в расчёт не беру, так как у них механизм работает иначе), когда вас одолевало чувство цунами-подобной влюблённости, легко ли вы проваливались в сон? Скажу за себя — в тот день, точнее, в ночь, когда и на меня обрушивалось «это он!», сердце заходилось в такой тахикардии, словно я выпила 5 чашек эспрессо. Казалось, что кровать слишком мала, чтобы вместить меня, раздутую от такого калорийного лакомства как влюблённость. Подушку хотелось превратить в подружку, чтобы нашептать все секреты, излить всю душу, а одеяло почему-то превращалось в одну большую грелку, которую хотелось поскорее с себя сбросить. Поэтому метания Татьяны, её приступ бессонницы более чем понятны мне. Она дубасит, мнёт подушку, то вскакивает, то снова пытается улечься. В ней много нерастраченной энергии молодости, ей хочется выплеснуть всю силу подкатывающей любви к Онегину. Входит няня (Людмила Максакова). Вот! Наконец-то можно озвучить хотя бы самую малость происходящего внутри. И у Татьяны рождается план — писать письмо. В смятении, в радости от такой задумки она поднимает край кровати, на которой в полуобморочном состоянии сидит няня, и тащит её (кровать) по полу. Я допускаю, что вариаций для передачи эмоционального состояния Татьяны может быть масса, но выбор Римаса Туминаса обыграть терзания героини, её возбуждённое состояние при помощи кровати мне кажется закономерным и созвучным всей постановке, которая буквально подчинена быстрому движению. Любопытное дело — именно постановка Туминаса заставила меня впервые задуматься над темпом оригинального «Евгения Онегина». Ключ к стремительному движению романа дан уже в эпиграфе — «И жить торопится, и чувствовать спешит». А внутри романа можно насчитать несметное количество глаголов быстрого движения: помчался, взлетел, летят во весь опор и т.д. Спектакль подчинён этой лихой скорости. Герои постоянно оказываются втянутыми в вихрь движения. Сама Татьяна лёгкой поступью практически порхает над сценой.

Вообще, пластика и музыка — это два элемента, без которых не было бы того «Евгения Онегина», который собирал полные аншлаги на Бродвее в Нью-Йорке, в Барбикане в Лондоне, на главных сценах Парижа, Берлина и Тель-Авива.

Уже после спектакля я узнала, что музыка, написанная литовским композитором Фаустосом Латенасом, является вариацией на «Старинную Французскую Песенку» П.И. Чайковского. Такое открытие заставило меня восторгаться чуткостью Латенаса ещё больше. Он как бы музыкально доработал одну из главных идей Туминаса в этой постановке — соединение русской культуры и французского влияния. Как там у Пушкина? С одной стороны, Татьяна — «русская душою», а с другой — «она по-русски плохо знала» и «выражалася с трудом на языке своем родном», «писала по-французски».

Римас Туминас решает обыграть «живость французского» очень интересным способом. Он превращает её в пластику движения и танца. В одной из самых первых сцен мы становимся свидетелями балетного урока под руководством дамы-танцмейстера (Людмилы Максаковой), которая муштрует своих подопечных молодых учениц на французском. Как наклонить голову, как взмахнуть рукой. Балерины, выстроившись в глубине сцены у станка, покорно следуют инструкциям. Эти пластичные красивые девушки с толстыми длинными косами за спиной на протяжении спектакля трансформируются то в соседей Лариных, то в гостей на именинах Татьяны, то в спутниц героини по пути в Москву на ярмарку невест, а иногда они своей пластикой акцентируют накал страстей и эмоций. Балетные экзерсисы, кроме всего прочего, — способ привнести в постановку атмосферу балов и повторить движение дамских ножек, которые так вдохновенно воспевал Пушкин в своём романе.

Ну что? Пришла пора.. перечислить пару-тройку любимых идей и зарисовок из постановки Туминаса.

Помните, в самом начале я сказала о страннице с домрой. Так вот музыкальный инструмент в спектакле становится продолжением души некоторых героев. Конечно, у Пушкина не было никакой странницы, но в постановках режиссёр волен добавлять героев, особенно если они дополняют действия главных действующих лиц. Чудаковатую лохматую юродивую, бренчащую на домре, я расшифровала как абстрактную душу, сочувствующую всем тем, кто нуждается в сочувствии. Ей жалко Онегина, своим взглядом она предостерегает его от необдуманных шагов, а убитого Ленского она пытается оживить известными мелодиями — от заунывных аккордов саундтрека из к/ф «Крёстный отец» она переходит к задорной испанской «Canción de Mariachi» из к/ф «Отчаянный».

В свою очередь, сестра Татьяны, Ольга на протяжении всей постановки носит на груди аккордеон. При помощи этого инструмента передаются сентиментально-поэтические отношения между ней и Ленским. Главной темой становится проникновенный романс «В лунном сиянии», куплеты из которого удивительным образом соотносятся с историей их отношений. Особенно умилительно наблюдать за начальной стадией ухаживания и кокетства, когда припев «Динь-динь, динь-динь, колокольчик звенит» поочередно исполняется двумя героями как перекличка двух влюблённых сердец. Этот же аккордеон позволяет передать Ольгину реакцию на смерть Ленского, она широко разводит руки, и разъехавшаяся гармонь заглушает её крик. Когда же, вскоре после дуэли, она выходит замуж за нового возлюбленного, с неё силой сдирают и уносят прочь этот аккордеон — вырывают Ленского из сердца.

Сильным моментом, бесспорно, можно назвать и то, как озвучивает Татьяна своё письмо Онегину. Но чтобы сэкономить время, я остановлюсь только на блистательной находке режиссёра — на том, как Онегин его читает.

Зрителям преподносится разница мужского и женского восприятия. Многие помнят это хрестоматийное письмо. Онегин (Маковецкий) читает его следующим образом:

Я пишу вам, и этим всё сказано. Вы вольны презирать меня теперь. Доля моя несчастна. Если Вам хоть немного жаль меня, Вы меня не оставите.

Таня

Подобная вольность привносит в драму элементы комичности, но, с другой стороны, есть в этом и зерно правды. Мужчины способны резюмировать женские излияния чувств с хирургической холодностью.

Я была бы рада рассказать ещё о множестве талантливых находок Римаса Туминаса, об удалом гусаре в отставке и о милейшем зайке, который пытался соблазнить охотника, но я должна сделать усилие над собой, чтобы не лишить новизны впечатлений тех, кто ещё не видел этот спектакль.

Кто б ни был ты, о мой читатель,

Друг, недруг, я хочу с тобой

Расстаться нынче как приятель.

P.S. Некоторые роли играют посменно разные актёры. Вместо Маковецкого может быть Алексей Гуськов, вместо Евгения Пилюгина – Виктор Добронравов. Никогда не предугадаешь, какой состав тебя ждёт. Мне очень понравился гусар в отставке в исполнении Артура Иванова, но его также играет Владимир Симонов (а в первые годы постановки в этой роли был занят Владимир Вдовиченков). 

Подпишитесь на наш
Блоги

Зачем нужна Татьяне кровать: отзыв на спектакль "Евгений Онегин"

23:56, 19 февраля 2018

Автор: mar_adentro

Комменты 53

Аватар

Спасибо!!! Смотрела с Евгенией Крегжде. Сначала показалась, что она очень живенькая Татьяна, такая не по-пушкински бойкая). Но потом посмотрела с ней же "Дядю Ваню" и поняла, что она больше Татьяна, чем Соня.

Аватар

опять аккордеон.. снова аккордеон? ну почему они так любят аккордеоны? Когда мне пишут про некоторые «знатоки» начинают подозрительно ерепениться и разбрасываться псевдо-патриотическими обвинениями в адрес режиссёров и театральных деятелей. очень хочется именно поерепениться и поподозревать

P

Читаю вас всегда запоем - и жаль, что ваши тексты так всегда быстро заканчиваются:-))) была бы возможность - не раздумывая бы пошла на спектакль. Но, скорее всего, просто перечитаю Онегина:-) прекрасный пост!

A

Автор, так хотелось поблагодарить Вас за рецензию, что наконец зарегистрировалась на сайте)) Отлично написано! После отзыва в памяти все калейдоскопом пробегает: ледяной взгляд Онегина-Добронравова, вольная интерпретация письма Татьяны, зайчик, качели, сцена Татьяны с кроватью, а как обыграли именины! А трогательная сцена Татьяны с няней и кроватью))) "Оставь меня, я влюблена!" Вспоминать можно бесконечно! Смотрела "Евгения Онегина" 7 раз, для меня один из лучших спектаклей, что я видела. Попадала на разные составы, Гуськова видела один раз, совершенно не понравился, благо почти всегда Маковецкий был. В роли Татьяны мне все же ближе Крегжде, чем Лерман, почему-то именно в ней вижу ту самую Таню. На отповеди Татьяны Онегину каждый раз слезы градом... Очень рада, что всегда был Добронравов, раньше он вообще без замен играл, никого другого даже видеть там не хочу!))) Вдовиченков очень органично смотрелся в роли гусара, расстроилась, когда на его место поставили Симонова, все-таки один из ключевых персонажей. Но потом на мое счастье появился Артур Иванов, которого я просто обожаю в бутусовском "Беге". "Бег" лично для меня вообще №1 среди всего, могу ходить на него вечно.

M

Посмотрела на одном дыхании. Обожаю Маковецкого.

Подождите...