Альбина Назимова: Я занимаюсь адаптацией человека к пространству – все. Если человек благородный – будет благородно. Это вообще никакого отношения ни к качеству жизни, ни к искусству никогда не имело и не имеет.

К.С.Как вы объясняете любовь наших власть имущих...

А. Н. А у кого нет вкуса, у того нет совести. Это не я сказала, это сказано много лет назад и даже написано в книжке Астольфа де Кюстина («Россия в 1839 году» – путевые заметки французского писателя и путешественника маркиза де Кюстина. – Прим. SNC). Буквально так. И там написано, что вкус – это понятие нравственное.

К. С. Вы с этим согласны? То есть среди ваших знакомых нет людей с плохим вкусом, но при этом прекрасных?

А. Н. Есть, конечно.

К. С. И как с этим быть? «Спорить о вкусе устриц надо с теми, кто их ел». Есть люди, которых не научили воспринимать прекрасное. Можно ли с них требовать то, чему не научили? По-моему, нельзя. Есть люди, для которых визуальное вообще неважно. Вы сталкивались с этим?

А. Н. Да. Они просто не визуалы. У меня был старший друг, которому я делала квартиру. Сама перевезла вещи, расставила книжки в библиотеке, а он меня встретил текстом: «Алечка, вы поставили книжки по цвету, но мне-то нужно – по смыслу». Ему все равно, как они стоят. Ему должно быть удобно пользоваться библиотекой. А многие просто не видят, не имеют своего мнения в вопросах красоты. Им сказали, что хорошо одеваться так-то – они поверили. Придет другой советчик, фыркнет: «Что за гадость ты надел? Сними, пожалуйста» – они снимут. То же касается жилья. Есть люди, которые живут в том, что досталось по наследству от бабушки и дедушки. Им в голову не приходит что-то менять. Квартира – такая же «раздевалка», как опросник Пруста. Люди, которые всем показывают свои дома, – это люди, которые ничего не боятся – я так считаю. По жилью можно столько узнать о хозяине... даже то, что он никогда о себе не расскажет.

К.С.Давайте проведем эксперимент. Не так давно я была в квартире Никаса Сафронова...

А.Н.Ой.

К.С.Она меня потрясла, правда. Причем не могу сказать, что это было страшно безвкусно. Нет. Это гораздо сложнее. Это был готический замок.

А. Н. Я знаю, про что вы говорите, видела.

К. С. Вот что это значит? То, что Никас Сафронов хочет жить в готике?

А. Н. Это значит, что как личность он остался в периоде посещения Диснейленда, потому что его квартира – это чистейший Диснейленд. Там же есть разные страны, в том числе Трансильвания с готическим замком, полным страшилок. Это сублимация, точно совершенно. Это комплексы, точно совершенно. Это попытка создать мифологию – и поведать таким образом другим про себя. Знаете, есть девушки из хороших семей. Им в голову не приходит, что они девушки из хороших семей, но родителито за ними стоят. И окружающие оценивают этих девушек сквозь призму «бэкграунда». Никасу важно создавать мифы про то, что он делает. Это его бизнес. Он это продает.

К. С. Хорошо. А любовь к золоту и ампиру? Я начала с Пшонки, но в принципе это такой чиновничий тренд – говорю вам точно, как человек, много бывавший в домах чиновников, – страшная любовь к позолоте и ампиру.

А. Н. Ампир – это еще хорошо. У меня ощущение, что они застревают в районе рококо (смеется). Я думаю, дело в недостатке образования. Есть семьи, где детям не объясняют, что не надо кричать. А собакам не объясняют, что не надо лаять. А чиновникам в свое время не объяснили, что такое архитектура. Ну, показали картинки в учебнике за седьмой класс с интерьерами Зимнего дворца – и больше за всю свою жизнь человек ничего не видел. А вообще, знаете, нас программируют с детства. Ведь человек не развивается с чистого листа. Скажите, ребенку важны игрушки и паровозики, нарисованные в его детской на обоях? Нет. Ребенок хватает пылесос. Ребенок хватает лопату. Ребенок хватает взрослые вещи и начинает в них играть. И если вы оставите его с чистыми стенами, он не будет рисовать на них игрушки и паровозики. Он будет рисовать совершенно другую историю.

К.С. Кстати, как вы решаете этот вопрос как дизайнер и как мама?

А. Н. Никак. Я согласна с великим человеком Юрием Норштейном, написавшим, что маленький ребенок должен жить в комнате дедушки и бабушки. Он должен чувствовать себя частью чего-то гораздо большего, чем он сам, длящегося во времени. Ему не нужна пластмасса, с которой он родился практически одновременно. У меня ребенок просто поселился в гостевой комнате, где поставили маленькую кроватку.

К.С.То есть никаких розовеньких обоев?

А.Н.Нет. Более того, я считаю – и для меня это принципиальная вещь, – что на стенах не должно быть фотографий самого ребенка, особенно тогда, когда он растет и начинает что-то понимать. Там должны быть друзья, бабушки, дедушки, троюродные братья – кто угодно, кроме него самого. Ребенок и так центр мироздания в любой семье.

К. С. А какие еще встречаются чисто российские клише в вопросах оформления интерьера?

А.Н. Когда не было интернета, я легко отвечала на этот вопрос. Но с появлением сети информации о самых разных архитектурных стилях стало в тысячи раз больше. Так что как таковых клише уже нет. Более того, клиенты научились делать осознанный выбор. Я встречаю выросших в абсолютно адекватной визуальной среде персонажей, которые вдруг начинают тащить домой антиквариат. Даже их родители давно от этого отказались, а им нравится. «А мне нравится!» – в этом ведь есть определенная смелость. Бывает, платье немодное, и ты это понимаешь. Но оно идет, и ты хочешь его носить. Это твой выбор.

К.С.Можете назвать трех людей в Москве – на ваш, разумеется, взгляд – с идеальным вкусом?

А. Н. Давайте так. Идеальный вкус не бывает просто так. Все зависит от системы координат. Если говорить об отношениях с вещами, созданными даже не в XX веке, а раньше, то с ними прекрасно ладит балетмейстер Юрий Николаевич Григорович. Он как-то очень адекватно живет в антиквариате XVIII– XIX вв. Для него это не просто стулья или бюро, а целый мир. Он эти вещи знает. Он их любит, он чувствует. Что касается людей другого поколения и другой стилистики, то прекрасная квартира в современном стиле у ювелира Дмитрия Гуржия и его супруги Наташи Семеновой, а у художника Рустама Хамдамова прекраснейшая студия.

К.С.Россияне, на ваш взгляд, эстетически одаренная нация в целом? Я вот так не считаю. Если для французов желание вырастить собственный маленький идеальный садик, поставить правильную посуду на правильную скатерть – огромная часть жизни, то для нас...

А. Н. В русской культуре есть другие вещи. Огромная рефлексия, насыщенная духовная жизнь с глубокими духовными исканиями. Визуальное нам не так важно. Это правда. Я не задумывалась над этим, пока не столкнулась с женщиной, приехавшей снимать мастерские наших художников, интересные квартиры и исторические места для очень хорошего западного интерьерного журнала. Она к тому моменту уже довольно долго ездила по стране и спросила меня: «Почему в России не принято жить чисто? Везде грязно. Люди не убирают». Это, наверное, часть ответа на ваш вопрос. Визуальное нам неважно.

К.С.Как это изменить? Как воспитать эстетический вкус? Какими методами? Кроме понятного ответа: «Идите, читайте много книжек, ходите в музеи, смотрите картины» и т.д.

А. Н. Я знаю много людей с чудовищным вкусом, которые обожают музеи.

К. С. Да. И я тоже, кстати говоря (смеется).

А.Н. Причем они искренне это любят. Живут в согласии с собой и с внешним миром, и я просто снимаю шляпу (смеется). А вообще, знаете, я бывала пару раз в деревенских домах. С летней практики мы должны были привезти живые архитектурные наброски. Прошло время, и переворошив рисунки, я обнаружила – хотя слово «дизайн» мы тогда не знали, – что есть какие-то удивительно дизайноемкие крестьянские избы! Люди, строившие их, не отдавали себе отчет в том, что делают – просто делали, как нравилось. Они так видели. Значит, они такими родились.

К. С. То есть воспитать это невозможно.

А. Н. Ой-ой-ой. Нет, невозможно. Можно объяснить, где стоит остановиться. Как ребенку объясняют, что нельзя засовывать два пальца в розетку.

К. С. Можете огласить пять правил Альбины Назимовой «Чего точно не надо делать» для людей, лишенных вкуса?

А.Н. Пункт первый. Он на самом деле и единственный. «Не нужно вбухивать последнее в роскошество». Это очень русская черта – купить шестисотый «мерседес», который заправить нечем.

К. С. Но должен быть и второй пункт. Например, «Никогда не ставьте дома искусственные цветы».

А. Н. Я согласна про искусственные цветы, но вообще-то в дизайне важно не «что», а «как». Наверняка, если позвать хороших профессионалов и сказать «Ребят, сделайте так, чтобы искусственные цветы были оправданы и имели смысл», – они сделают. Не знаю, что это будет. Может, некрополь. И одиноко стоящий среди сухих искусственных цветов белый мраморный бюст усопшего. Но при виде этой картинки не возникнет вопроса «Что здесь делают искусственные цветы?» Будет понятно.

К. С. Но как жить-то с бюстом усопшего в квартире?

А. Н. Ну, вот Никас Сафронов живет же – и вполне честен перед собой.

К. С. Но есть народная, всегда сермяжная Алла Борисовна, которая тоже себе строит готический замок. Хотя у меня она ассоциируется с размахом. С чем-то золотым, антикварным. Но не с замком с картинок.

А. Н. Наверняка вы часто приходили к кому-нибудь домой и думали: «Это не жилье этого человека». Мне вот клиент что-то про себя рассказывает – и обманывает меня. Не со зла – вообще не желая этого. Как некоторые стройные барышни, уверяющие всех вокруг и самих себя в том, что они толстые. Или толстые барышни, искренне считающие себя худыми. Точно так же люди придумывают себе жилье, которое не имеет к ним ни малейшего отношения.

К. С. Это хорошо или плохо?

А.Н. Для меня это плохо. Это означает, что люди не знают себя.

К. С. Но разве это не лучше, чем... Например, есть девушка, и возьмем с простым предметом – с одеждой. Например, она не умеет хорошо одеваться, но ей хватает мозгов это понять и пойти к стилисту. И да, он оденет ее совершенно не так, как душа просит. Но лучше.

А. Н. Давайте так. Женщинам проще. Любая женщина, прежде чем одеться, должна посчитать себя. Если ты блондинка с голубыми глазами и надеваешь фиолетовое с зеленым, знай, что глаза твои теряются – всё.

К. С. Как простому человеку сделать свое, и чтобы это было со вкусом, без китча и без надуманности?

А. Н. На стадии планировки совершенно точно нужен человек, который понимает, что такое архитектура.

К. С. Таких людей много. Я даже понимаю, почему есть новый тренд, который вам не должен нравиться. Когда берут иностранных дизайнеров на объекты.

А. Н. Почему мне должно не нравиться?

К. С. Потому что у вас отнимают хлеб.

А.Н. Нет, у меня не хлеб. У меня помощь другу. Жилье я не делаю за деньги. Два раза нарушила правило. Я работаю с теми, кого знаю, для кого захочу встать с утра и заниматься чем-то, когда могу лежать на диване.

К. С. То есть за деньги – всего два раза?

А. Н. Да. Все остальное бесплатно.

К. С. Просто по-дружески?

А. Н. Есть разряд «помощь другу». Знаете, это такая разновидность тотального эгоизма. «Я хочу, чтобы у тебя все было по-моему».

К. С. И вы не готовы обсуждать, когда человек просит: «Все хорошо, Альбин, но только это должно быть более коричневого цвета»?

А. Н. Если просит друг, должно, так должно. Я поэтому не делаю жилье незнакомым людям. Им я не захочу объяснять, почему что-то будет коричневым. Мне лень тратить силы и время. А людям, к которым я отношусь хорошо, объясню. Они могут со мной согласиться или нет. Это уже их выбор. А что касается ревности к западным дизайнерам, ее нет – я, наоборот, очень часто говорю: «Ребята, не толпитесь на одной площадке, путешествуйте по миру, привозите дизайнеров».

К.С. Мир открыт, но вот что происходит: можно встретить очень хорошо и со вкусом одетую русскую женщину – и все равно моментально отличить ее от иностранки. Так же с интерьерами. Иногда приходишь – суперстильно, но все равно понимаешь, что это в России.

А.Н. Как думаете, почему? У меня есть своя версия.

К. С. Все как-то слишком тщательно. Нет небрежности.

А.Н. Правильно. Когда наша девушка одевается, она одевается так, чтобы выйти замуж.

К.С. Вот нет одной пары стоптанных туфель или чего-то такого же, совсем простого. С этим ничего нельзя поделать.

А.Н.Конечно. Стараются, пыхтят. Как цирковые артисты, на лицах которых виден пот. Понимаете? Есть артисты, которые улыбаются, и кажется, что им очень легко. А есть те, что пыхтят с серьезными лицами.

К. С. Этого невозможно избежать?

А. Н. Знаете, у меня ощущение, что причина этой тщательности в другом... Вы часто бываете в домах, которые не изменились, скажем, хотя бы с начала XX века? У нас не сохранился предметный мир. Каждое поколение покупает свои табуретки. Все с нуля. Откуда возьмется непринужденность? Вот у меня ребенок не мог понять, почему в мультфильме про Карлсона мальчик просит собачку. На полном серьезе в четыре года он спросил, почему мальчик просит собачку. А я не могла понять, почему он спрашивает. Потом поняла. Он родился, когда в доме уже была собака. Для него это совершенно нормально, почему ее надо просить? Со вкусом, с этой самой небрежностью дела обстоят так же. Мы ничего не наследуем. Обнуляемся каждый раз – и начинаем постигать прекрасное заново. Навык профессионального декоратора – менять ощущение от интерьера, максимально сохранив вещи. Непрофессиональный человек с этим не справляется. Он просто все выкидывает и начинает с нуля. Это причина, по которой у нас как бы случайно «рушатся» дома под реконструкцию. Потому что реконструировать дороже, труднее, дольше, чем построить заново.

К. С. Я искренне не могу понять вот что. Есть близкие нам народы СНГ – например, армяне, азербайджанцы, – которые, может, и не обладают идеальным вкусом, но понимают, что надо пригласить каких-то крутых людей типа Захи Хадид и сделать не свой музей Гейдара Алиева с ковриками, а по-настоящему крутую вещь. Чтобы весь мир восхищался Музеем Гейдара Алиева. И восхищался заслуженно. Для меня загадка, почему у нас каждый начальник, будь то Лужков, Собянин, Пупкин – неважно кто, считает, что его вкус важнее, чем вкус, не знаю, Ревзина или какого-то другого авторитета?

А.Н. А чему нас учит классическая литература? Что такое «загадочная русская душа?» Чем она загадочна?

К. С. Ну, для меня сплавом невероятной жестокости и сентиментальности.

А. Н. Правильно. Это надрыв человека, который с нуля, ничего ни у кого не наследуя, добыл или заработал деньги, у него это получилось, он поднял себя на какую-то высоту. Под ним работает какое-то количество людей? Работает. У него это получилось? Получилось. Что, он себе диван не купит? Что, он не может выбрать диван? Может. Мы все хозяева тайги.

К. С. То есть никто никак не делегирует.

А. Н. Во-первых, мы вообще не умеем делегировать. Это касается всего, всех. Даже домохозяек. Мы не умеем делегировать, нас этому не учат. Потому что, опять же, этот навык мы не унаследовали. Знаете, что меня поражает? Я никогда не выписывала газеты, не читала. А с появлением «шайтан-машин» под названием интернет я подписалась на каких-то авторов, стала читать периодическую журналистику, комментарии в соцсетях. Иногда захожу туда – и понимаю, что люди просто ничего не читают. У меня была вчера вечером беседа с поколением тридцатилетних. Я поняла, что люди не читали ни «Архипелаг ГУЛАГ», ни Зинаиду Гиппиус – они вообще не читали ничего. Ну, не совсем, конечно – они читали какую-то художественную литературу. А про историю этой страны первую и последнюю информацию они получили из школьных учебников. И как можно дальше дискутировать? Про что?

К. С. Ну, мне кажется, это общемировой тренд. Не думаю, что только в России так. Думаю, в Америке студенты, особенно негуманитарных вузов, тоже вряд ли читали что-то кроме Хемингуэя и Селинджера.

А. Н. Да, но насколько я понимаю, последняя их большая беда случилась во времена Севера и Юга. Когда они уничтожали себе подобных внутри своей страны.

К. С. У нас немного иная ситуация. То есть вы считаете, что у нас отсутствует генетическая память?

А. Н. Дело не только в этом. Я сама, видете ли, участник исторического процесса, была свидетелем кое-каких вещей. Я знаю, как это было. А потом читаю всякую мемуарную литературу, вроде книги «Влад Листьев. Пристрастный реквием» Евгения Додолева, в которой человек, которого ТАМ не было, рассказывает, как, дескать, на самом деле было. И я понимаю: для следующего поколения эти выдумки будут безальтернативной реальностью. Я же не начну писать опровержения или комментировать. Я не буду этим заниматься. И другие не будут. Им как бы брезгливо. А факт остается фактом.

К. С. Вам не кажется, что если бы генетическая память была чуть более острой и книгу «Архипелаг ГУЛАГ», как и много других книг о происходящих процессах в нашей стране, читало бы большое количество тридцатилетних людей, то в принципе не строились бы здесь все эти квартиры, дома. Люди уже находились бы в других городах. Как сейчас «свалили» некоторые умники.

А. Н. Либо люди остались бы, но был бы их осознанный выбор.

К. С. Такой осознанный выбор невозможно. Такой выбор можно сделать как в той великой кампании Ельцина – сердцем (смеется). Не головой.

А. Н. Правильно. Это твоя родина, сынок. Точка. Ты ее любишь. Да, устраиваешь свою жизнь так, как ты понимаешь. Но ты хотя бы отдаешь себе отчет. Нет рая на Земле.

К. С. Далеко мы с вами ушли.

А.Н. А вещи – про это. Вот для меня вещи – про это.

К. С. Про историю страны?

А. Н. Знаете, я полагала, что жизнь во дворцах была прекрасна. Что после революции мы утратили культуру быта. А тут – все в той же вездесущей сети – стало появляться очень много фотографий черно-белых петербуржских дореволюционных интерьеров. Караул! Просто караул! И это, заметьте, не новые деньги, это старые деньги. Просто караул.

К. С. «Караул» в каком смысле? Грязно, безвкусно?

А. Н. Да. Визуально. Невероятная загроможденность, и я имею в виду не количество предметов, а их дурную сочетаемость. Все негармонично. В общем, это не Чарльз Кэмерон.

К. С. Возвращаясь к времени сегодняшнему... Лично для меня и в моем кругу ваше имя очень громко прозвучало в ту пору, когда вы оформили ресторан Аркадия Новикова «Бисквит».

А. Н. Просто потому, что поляна была абсолютно пустая.

К. С. Ну нет, был какой-то совершенно новый взгляд на вещи, на рестораны.

А. Н. А что же было нового? Это стилизация под времена Чехова и Тургенева.

К. С. Ну, я имею в виду то, что это сделал русский дизайнер. Скажите, а вот каким своим проектом вы гордитесь больше всего?

А. Н. Я не горжусь. Проходит полтора месяца – и уже ненавижу то, что сделала. Могу сказать, что меня с профессиональной точки зрения устраивает. Давайте так. Тем же «Бисквитом» я довольна безусловно. Потому что помещение без окон, но этого не чувствуется.

К. С. А что вы оформили из последнего?

А.Н. Из дорогого итальянского ресторана с помощью одной бочки темно-серой краски я сделала дешевый китайский: называется «Ходя Ходя». Это ресторанчик Кирилла Гусева на Патриках.

К. С. Какой из московских ресторанов оформлен со вкусом?

А.Н. Мне очень нравится, как работает декоратор Наташа Белоногова. Она сделала «Уголек», Pinch... Она работает не с вещами, а с материалом. Она может сделать красивым бетон. Она может сделать архитектурную бумагу. Может сделать живое дерево. Она работает с атмосферой, а не с вещами.

К.С.Хорошо. Последний вопрос. Представьте, что к вам пришел человек, к которому вы в принципе неплохо относитесь, и попросил сделать вас интерьер дома за деньги. Вы ему отказали, объяснив, что не делаете за деньги и он не ваш близкий друг, чтобы ему помогать, но он попросил вашего совета. Кого порекомендуете из хороших российских дизайнеров?

А. Н. Все время этим занимаюсь. Я вообще неплохая сваха. Пристраиваю щенков в хорошие руки (смеется). Люди находят друг друга, и одним домом дело не ограничивается.

К. С. Давайте пофамильно.

А. Н. Если вы любите Питер за то, из чего он сделан и почему он такой, и вы – не дай бог – купили квартиру в старом доме, и у вас остались от бабушки пара комодов и один диванчик, и вы скажете: «Я хочу сохранить эти вещи, но при этом докупить аналогичные». Я отвечу: «Идите к Славе Валовеню». А если вы скажете: «Я хочу помешать все это с современной дизайнерской мебелью», я скажу: «Идите к Максиму Лангуеву».

К. С. Хорошо. В Москве. Назовите трех дизайнеров.

А. Н. Смотря что вы захотите...

К. С. Ну, условно в вашей стилистике. Вот человек пришел к вам, вы сказали: «Я не могу, но могу вам посоветовать...» Вот человек попал в дом к вашему клиенту. Не будем называть имя. Вот где мы с вами встретились, например. Он говорит: «Очень понравился этот дом. Хочу примерно в таком стиле».

А. Н. Обычно когда дома из серии «помощь другу», дальше выясняется, что там надо брать меня вместе с этим самым другом.

К. С. Хорошо. Дом в современной стилистике. Назовите трех людей.

А. Н. ...Вы знаете, я люблю современную классику. Разные люди по-разному это понимают, но моя система координат – квадратно-гнездовая. Мне нужно равновесие. Я не понимаю асимметричных пространств, не умею это делать.

К. С. Что значит «асимметричные»?

А. Н. Это когда одна стена два метра, а противоположная – четыре с половиной.

К. С. Ясно. Давайте фамилии в студию.

А.Н. В Москве можно пойти в архитектурную студию «Акант».

К.С. «Акант» я слышала. Все хвалят. Дорогие, но хорошие. Кого-то еще можете назвать? Вот очень многие хвалят Машу Невскую как архитектора. Знаете такую?

А. Н. Невская – архитектор?

К. С. Дизайнер интерьера.

А.Н. Нет (смеется).

К. С. Не нравится?

А. Н. Нет! Вы спрашиваете, к кому я отправлю. Ну к Невской, наверное, можно отправить только людей сильно моложе. Она не работает со временем.

К.С. Что такое для вас «время»?

А. Н. Это когда вы почти не чувствуете дизайнера. Вот это и есть работа со временем.

К. С. После этого остается только напроситься к вам домой и посмотреть, из чего состоит ваш мир.

А.Н. А я вам скажу, из чего состоит мое жилье. Последнее, чем я занималась для себя, – домом, который был построен за сорок лет до меня. Заселяясь, я была уверена, что сейчас это переделаю, то переделаю. Вид из окна хороший, вокруг мне все нравится. Прошел месяц, и я решила, что вот это я трогать точно не буду. Прошел второй. Я решила, что и вот с этим я тоже не буду ничего делать. Чем кончилось? Тем, что, если вы спросите, что я здесь делаю, я отвечу: ни-че-го. Купила какое-то количество мебелюшечки. Вы спросите: «Какая там мебель?» Такая, что вы ее и не вспомните.

Альбина Назимова: Я занимаюсь адаптацией человека к пространству – все. Если человек благородный – будет благородно. Это вообще никакого отношения ни к качеству жизни, ни к искусству никогда не имело и не имеет.

К.С.Как вы объясняете любовь наших власть имущих...

А. Н. А у кого нет вкуса, у того нет совести. Это не я сказала, это сказано много лет назад и даже написано в книжке Астольфа де Кюстина («Россия в 1839 году» – путевые заметки французского писателя и путешественника маркиза де Кюстина. – Прим. SNC). Буквально так. И там написано, что вкус – это понятие нравственное.

К. С. Вы с этим согласны? То есть среди ваших знакомых нет людей с плохим вкусом, но при этом прекрасных?

А. Н. Есть, конечно.

К. С. И как с этим быть? «Спорить о вкусе устриц надо с теми, кто их ел». Есть люди, которых не научили воспринимать прекрасное. Можно ли с них требовать то, чему не научили? По-моему, нельзя. Есть люди, для которых визуальное вообще неважно. Вы сталкивались с этим?

А. Н. Да. Они просто не визуалы. У меня был старший друг, которому я делала квартиру. Сама перевезла вещи, расставила книжки в библиотеке, а он меня встретил текстом: «Алечка, вы поставили книжки по цвету, но мне-то нужно – по смыслу». Ему все равно, как они стоят. Ему должно быть удобно пользоваться библиотекой. А многие просто не видят, не имеют своего мнения в вопросах красоты. Им сказали, что хорошо одеваться так-то – они поверили. Придет другой советчик, фыркнет: «Что за гадость ты надел? Сними, пожалуйста» – они снимут. То же касается жилья. Есть люди, которые живут в том, что досталось по наследству от бабушки и дедушки. Им в голову не приходит что-то менять. Квартира – такая же «раздевалка», как опросник Пруста. Люди, которые всем показывают свои дома, – это люди, которые ничего не боятся – я так считаю. По жилью можно столько узнать о хозяине... даже то, что он никогда о себе не расскажет.

К.С.Давайте проведем эксперимент. Не так давно я была в квартире Никаса Сафронова...

А.Н.Ой.

К.С.Она меня потрясла, правда. Причем не могу сказать, что это было страшно безвкусно. Нет. Это гораздо сложнее. Это был готический замок.

А. Н. Я знаю, про что вы говорите, видела.

К. С. Вот что это значит? То, что Никас Сафронов хочет жить в готике?

А. Н. Это значит, что как личность он остался в периоде посещения Диснейленда, потому что его квартира – это чистейший Диснейленд. Там же есть разные страны, в том числе Трансильвания с готическим замком, полным страшилок. Это сублимация, точно совершенно. Это комплексы, точно совершенно. Это попытка создать мифологию – и поведать таким образом другим про себя. Знаете, есть девушки из хороших семей. Им в голову не приходит, что они девушки из хороших семей, но родителито за ними стоят. И окружающие оценивают этих девушек сквозь призму «бэкграунда». Никасу важно создавать мифы про то, что он делает. Это его бизнес. Он это продает.

К. С. Хорошо. А любовь к золоту и ампиру? Я начала с Пшонки, но в принципе это такой чиновничий тренд – говорю вам точно, как человек, много бывавший в домах чиновников, – страшная любовь к позолоте и ампиру.

А. Н. Ампир – это еще хорошо. У меня ощущение, что они застревают в районе рококо (смеется). Я думаю, дело в недостатке образования. Есть семьи, где детям не объясняют, что не надо кричать. А собакам не объясняют, что не надо лаять. А чиновникам в свое время не объяснили, что такое архитектура. Ну, показали картинки в учебнике за седьмой класс с интерьерами Зимнего дворца – и больше за всю свою жизнь человек ничего не видел. А вообще, знаете, нас программируют с детства. Ведь человек не развивается с чистого листа. Скажите, ребенку важны игрушки и паровозики, нарисованные в его детской на обоях? Нет. Ребенок хватает пылесос. Ребенок хватает лопату. Ребенок хватает взрослые вещи и начинает в них играть. И если вы оставите его с чистыми стенами, он не будет рисовать на них игрушки и паровозики. Он будет рисовать совершенно другую историю.

К.С. Кстати, как вы решаете этот вопрос как дизайнер и как мама?

А. Н. Никак. Я согласна с великим человеком Юрием Норштейном, написавшим, что маленький ребенок должен жить в комнате дедушки и бабушки. Он должен чувствовать себя частью чего-то гораздо большего, чем он сам, длящегося во времени. Ему не нужна пластмасса, с которой он родился практически одновременно. У меня ребенок просто поселился в гостевой комнате, где поставили маленькую кроватку.

К.С.То есть никаких розовеньких обоев?

А.Н.Нет. Более того, я считаю – и для меня это принципиальная вещь, – что на стенах не должно быть фотографий самого ребенка, особенно тогда, когда он растет и начинает что-то понимать. Там должны быть друзья, бабушки, дедушки, троюродные братья – кто угодно, кроме него самого. Ребенок и так центр мироздания в любой семье.

К. С. А какие еще встречаются чисто российские клише в вопросах оформления интерьера?

А.Н. Когда не было интернета, я легко отвечала на этот вопрос. Но с появлением сети информации о самых разных архитектурных стилях стало в тысячи раз больше. Так что как таковых клише уже нет. Более того, клиенты научились делать осознанный выбор. Я встречаю выросших в абсолютно адекватной визуальной среде персонажей, которые вдруг начинают тащить домой антиквариат. Даже их родители давно от этого отказались, а им нравится. «А мне нравится!» – в этом ведь есть определенная смелость. Бывает, платье немодное, и ты это понимаешь. Но оно идет, и ты хочешь его носить. Это твой выбор.

К.С.Можете назвать трех людей в Москве – на ваш, разумеется, взгляд – с идеальным вкусом?

А. Н. Давайте так. Идеальный вкус не бывает просто так. Все зависит от системы координат. Если говорить об отношениях с вещами, созданными даже не в XX веке, а раньше, то с ними прекрасно ладит балетмейстер Юрий Николаевич Григорович. Он как-то очень адекватно живет в антиквариате XVIII– XIX вв. Для него это не просто стулья или бюро, а целый мир. Он эти вещи знает. Он их любит, он чувствует. Что касается людей другого поколения и другой стилистики, то прекрасная квартира в современном стиле у ювелира Дмитрия Гуржия и его супруги Наташи Семеновой, а у художника Рустама Хамдамова прекраснейшая студия.

К.С.Россияне, на ваш взгляд, эстетически одаренная нация в целом? Я вот так не считаю. Если для французов желание вырастить собственный маленький идеальный садик, поставить правильную посуду на правильную скатерть – огромная часть жизни, то для нас...

А. Н. В русской культуре есть другие вещи. Огромная рефлексия, насыщенная духовная жизнь с глубокими духовными исканиями. Визуальное нам не так важно. Это правда. Я не задумывалась над этим, пока не столкнулась с женщиной, приехавшей снимать мастерские наших художников, интересные квартиры и исторические места для очень хорошего западного интерьерного журнала. Она к тому моменту уже довольно долго ездила по стране и спросила меня: «Почему в России не принято жить чисто? Везде грязно. Люди не убирают». Это, наверное, часть ответа на ваш вопрос. Визуальное нам неважно.

К.С.Как это изменить? Как воспитать эстетический вкус? Какими методами? Кроме понятного ответа: «Идите, читайте много книжек, ходите в музеи, смотрите картины» и т.д.

А. Н. Я знаю много людей с чудовищным вкусом, которые обожают музеи.

К. С. Да. И я тоже, кстати говоря (смеется).

А.Н. Причем они искренне это любят. Живут в согласии с собой и с внешним миром, и я просто снимаю шляпу (смеется). А вообще, знаете, я бывала пару раз в деревенских домах. С летней практики мы должны были привезти живые архитектурные наброски. Прошло время, и переворошив рисунки, я обнаружила – хотя слово «дизайн» мы тогда не знали, – что есть какие-то удивительно дизайноемкие крестьянские избы! Люди, строившие их, не отдавали себе отчет в том, что делают – просто делали, как нравилось. Они так видели. Значит, они такими родились.

К. С. То есть воспитать это невозможно.

А. Н. Ой-ой-ой. Нет, невозможно. Можно объяснить, где стоит остановиться. Как ребенку объясняют, что нельзя засовывать два пальца в розетку.

К. С. Можете огласить пять правил Альбины Назимовой «Чего точно не надо делать» для людей, лишенных вкуса?

А.Н. Пункт первый. Он на самом деле и единственный. «Не нужно вбухивать последнее в роскошество». Это очень русская черта – купить шестисотый «мерседес», который заправить нечем.

К. С. Но должен быть и второй пункт. Например, «Никогда не ставьте дома искусственные цветы».

А. Н. Я согласна про искусственные цветы, но вообще-то в дизайне важно не «что», а «как». Наверняка, если позвать хороших профессионалов и сказать «Ребят, сделайте так, чтобы искусственные цветы были оправданы и имели смысл», – они сделают. Не знаю, что это будет. Может, некрополь. И одиноко стоящий среди сухих искусственных цветов белый мраморный бюст усопшего. Но при виде этой картинки не возникнет вопроса «Что здесь делают искусственные цветы?» Будет понятно.

К. С. Но как жить-то с бюстом усопшего в квартире?

А. Н. Ну, вот Никас Сафронов живет же – и вполне честен перед собой.

К. С. Но есть народная, всегда сермяжная Алла Борисовна, которая тоже себе строит готический замок. Хотя у меня она ассоциируется с размахом. С чем-то золотым, антикварным. Но не с замком с картинок.

А. Н. Наверняка вы часто приходили к кому-нибудь домой и думали: «Это не жилье этого человека». Мне вот клиент что-то про себя рассказывает – и обманывает меня. Не со зла – вообще не желая этого. Как некоторые стройные барышни, уверяющие всех вокруг и самих себя в том, что они толстые. Или толстые барышни, искренне считающие себя худыми. Точно так же люди придумывают себе жилье, которое не имеет к ним ни малейшего отношения.

К. С. Это хорошо или плохо?

А.Н. Для меня это плохо. Это означает, что люди не знают себя.

К. С. Но разве это не лучше, чем... Например, есть девушка, и возьмем с простым предметом – с одеждой. Например, она не умеет хорошо одеваться, но ей хватает мозгов это понять и пойти к стилисту. И да, он оденет ее совершенно не так, как душа просит. Но лучше.

А. Н. Давайте так. Женщинам проще. Любая женщина, прежде чем одеться, должна посчитать себя. Если ты блондинка с голубыми глазами и надеваешь фиолетовое с зеленым, знай, что глаза твои теряются – всё.

К. С. Как простому человеку сделать свое, и чтобы это было со вкусом, без китча и без надуманности?

А. Н. На стадии планировки совершенно точно нужен человек, который понимает, что такое архитектура.

К. С. Таких людей много. Я даже понимаю, почему есть новый тренд, который вам не должен нравиться. Когда берут иностранных дизайнеров на объекты.

А. Н. Почему мне должно не нравиться?

К. С. Потому что у вас отнимают хлеб.

А.Н. Нет, у меня не хлеб. У меня помощь другу. Жилье я не делаю за деньги. Два раза нарушила правило. Я работаю с теми, кого знаю, для кого захочу встать с утра и заниматься чем-то, когда могу лежать на диване.

К. С. То есть за деньги – всего два раза?

А. Н. Да. Все остальное бесплатно.

К. С. Просто по-дружески?

А. Н. Есть разряд «помощь другу». Знаете, это такая разновидность тотального эгоизма. «Я хочу, чтобы у тебя все было по-моему».

К. С. И вы не готовы обсуждать, когда человек просит: «Все хорошо, Альбин, но только это должно быть более коричневого цвета»?

А. Н. Если просит друг, должно, так должно. Я поэтому не делаю жилье незнакомым людям. Им я не захочу объяснять, почему что-то будет коричневым. Мне лень тратить силы и время. А людям, к которым я отношусь хорошо, объясню. Они могут со мной согласиться или нет. Это уже их выбор. А что касается ревности к западным дизайнерам, ее нет – я, наоборот, очень часто говорю: «Ребята, не толпитесь на одной площадке, путешествуйте по миру, привозите дизайнеров».

К.С. Мир открыт, но вот что происходит: можно встретить очень хорошо и со вкусом одетую русскую женщину – и все равно моментально отличить ее от иностранки. Так же с интерьерами. Иногда приходишь – суперстильно, но все равно понимаешь, что это в Р