Дочь легендарного певца и манекенщицы, ушедшей от него с бородатым хиппи; ранимая, строптивая девчонка и кинозвезда международного масштаба; одинокая мать двоих детей и ярый борец за права эмигрантов… «Сильная женщина в хрупком обличье» – это, конечно, клише. Пожалуй, единственное, которое можно поставить рядом с именем Эмманюэль Беар.

Сад залит солнцем, ветер колышет пальмовые листья. 11 утра, и по дому витает аромат кофе, откуда-то доносятся аккорды фортепьяно. Похоже на рекламный ролик дорогого турагентства. Только мы не в тропиках, а в центре Парижа, дома у Эмманюэль Беар. Дом, как известно, многое способен сказать о каждом из нас. Этот – совершенно нетипичен для центра мегаполиса. Его интерьер – уют, никакого звездного хвастовства – внушает покой, создает ощущение тихой семейности, дает чувство защищенности, как в детстве. Беар только что переехала, но все выглядит так, будто здесь живут давно. Хозяйка движется в своем пространстве легко, грациозно, словно некий зверек. Детское лицо без макияжа, наспех причесанные волосы… Она – парадокс. Борется за судьбу нелегальных эмигрантов во Франции и становится лицом Dior, пропагандирует гуманитарные акции UNICEF и появляется обнаженной на обложке Elle, вместо резинки прихватив пучок волос собственными стрингами. Ее зовут Эмманюэль, и она признается, что действительно чувствует в себе многое от киногероини, ставшей знаком освобожденной женской сексуальности, да и вообще женской свободы выражать себя. Эмманюэль и с нами была естественна и открыта.

Psychologies:Вы в очередной раз переехали. Кажется, с вами это случается часто… Эмманюэль Беар: Да нет. Только каждые два года. (Смеется.) Psychologies:Вам трудно найти свое место? Эмманюэль Беар: Я как животные: они кружатся, ищут лучшее местечко, удобную позу, чтобы устроить себе лежку. Вот и я хожу кругами, чтобы понять, тепло ли мне, удобно ли, подходит ли это место для меня. А поскольку идеальных мест не бывает, я и переезжаю. К тому же я никогда не была и, наверное, не буду парижанкой. Я все ищу такой тихий уголок, где можно спокойно выпить кофейку с двумя-тремя людьми, которые мне приятны.

Psychologies:Известность не позволяет вам спокойно попить кофе в каком-нибудь кафе? Эмманюэль Беар: Дело не в этом. Я хочу жить среди знакомых людей, чтобы они понимали, что в 8 утра и, как обычно, не выспавшись я не могу быть такой, какой меня видят в журналах. Незнакомые всегда думают: «Ну вот, оказывается, в жизни она и пониже, и потолще, и не такая уж молоденькая…» Мне спокойнее, если люди не обращают внимания ни на то, как я одета, ни на меня саму. Psychologies:Вы считаете, что обязаны появляться на публике в косметике, продуманно одетой? Эмманюэль Беар: Я вообще не умею делать макияж. А если бы решилась на это, у меня было бы такое ощущение, будто я новогодняя елка. А вот солнечные очки – это другое дело. Хотя иногда, в плохую погоду, я чувствую, что выгляжу в них довольно нелепо. Psychologies:Но темные очки надевают и для того, чтобы обратить на себя внимание… Эмманюэль Беар: Нет-нет, они меня защищают. В них меня узнают не меньше, но при этом люди не видят моего взгляда, а это большая разница. Нелегко постоянно ощущать, что тебя изучают. Без очков я чувствую себя раздетой. Хотя не стану утверждать, что известность приносит одни неудобства. Люди говорят вам красивые слова… очень похожие на проявление доброжелательности. И не представляют, как мне это помогает.

Psychologies:Как вы считаете, у окружающих верное представление о вас? Эмманюэль Беар: Так странно думать, что кто-то без твоего ведома составляет о тебе какое-то представление… Хотя нет, на самом деле – с моего: то, что люди видят в моих фильмах, на фото, – все это есть во мне, это часть меня. Такая смесь крайней робости и абсолютной провокации – чтобы защититься. Я такая с детства. В школе могла надерзить учителям, встать посреди урока и просто выйти из класса.

Psychologies:Может быть, такая двойственность оттого, что вы росли в двух противоположных мирах? Ги Беар, ваш отец, – легендарный певец, поэт, композитор; мать – бывшая модель, хиппи, человек богемы… Эмманюэль Беар: Вы правы, это были два разных мира. Я испытываю очень сильные чувства и к отцу, и к матери, но мне никогда не хотелось быть похожей ни на одного из них. У мамы кроме меня еще четверо детей – мои братья. Трудные времена наступали под конец каждого месяца. Сначала за неуплату отключали свет, потом телефон, не хватало денег ни на кино, ни на школьную столовую… Мы жили в деревне, там считалось, что лучше недоесть, но выглядеть прилично, а мама, полугречанка-полуитальянка, считала, что лучше быть сытым, чем как-то там выглядеть. Она не понимала, что сверстники смеялись над нами. Вы ведь знаете, как это ранит в детстве. Я страстно мечтала иметь других, нормальных родителей, жить в многоэтажном доме, носить такие обтягивающие модные джинсы... Мне знакомо чувство стыда, желание спрятаться. Отчим носил длинную бороду, джинсы с разноцветными заплатками и розовые рубашки – помню, мне случалось говорить, что он садовник моего отца.

Psychologies:Вы тогда виделись с отцом? Эмманюэль Беар: Только на каникулах: он жил в Париже, а мы с матерью – на юге. Но я постоянно ощущала его присутствие. Он относился ко мне как ко взрослой, и это мне льстило. На мое 10-летие он прислал мне розы. Я была очень горда. В 14 лет я одна уехала к нему на поезде. Я знала, что окончательно покидаю «материнский лагерь», потому что мне был нужен отец. В его доме я встречала таких людей… Например, Луи Арагона, стихи которого мы учили в школе. Я думала, что они все давно уже умерли, а тут вдруг эти люди просто сидят в саду… Но жизнь отца не была организована столь рационально, чтобы включить в себя такую безумную девицу, какой я тогда была. Знаете, ночные отлучки, побеги... В результате папа нашел для меня пансион. Psychologies:Наверное, непросто – покинуть мать ради отца, а оказаться в пансионе… Эмманюэль Беар: У отца просто не было выбора. Но и в пансионе я жила по-прежнему: была заводилой, плевала на все запреты. И добилась того, что меня исключили. Тогда отец отправил меня в Квебек – пожить в одной семье. Это была последняя попытка меня урезонить, и она сработала. Я прожила в Канаде четыре года… и была счастлива. Мне тогда нужно было освободиться. Именно там я решила стать актрисой – увидела Роми Шнайдер в фильме «Мадо». Потом я снималась для Vogue, потом меня нашел Роберт Олтман, великий режиссер... Правда, фильм, в котором я должна была играть, он так и не снял, но… Было много знаков, направлявших меня на актерский путь.

Psychologies:У вас не было чувства, что вам не хватает родителей? Эмманюэль Беар: Такого не бывает в 17 лет, когда решаешь уйти из-под родительской власти. Только бабушки мне ужасно не хватало! Psychologies:Бабушка занимала такое важное место в вашей жизни? Эмманюэль Беар: С ней мне с самого детства было лучше всего. Можно сказать, я влюбилась в нее, когда мне было три года. Помню, она мне купила воздушный шарик, а он улетел. Я стала кричать, чтобы она пошла и поймала его, а она сказала, что отправится туда, куда он улетел, но позже. На следующее утро, когда я проснулась, шарик был привязан к моей кровати. Я подумала: вот потрясающий человек, который может ходить на небеса за шариками. У нее в жизни тоже были нелегкие времена – в финансовом смысле. Когда мне было 12, я пообещала ей, что буду рядом всегда и сделаю так, что она будет жить хорошо. И я сдержала слово! Сейчас бабушке 102 года, она живет со мной. Потрясающая женщина. Не знаю, как о ней говорить.

Psychologies:Это она учила вас женственности, обаянию? Эмманюэль Беар: (Cмеется.) Она говорит, что я мужеподобна и совершенно забываю держать себя по-женски. Сама-то она женщина до кончиков ногтей. До сих пор натирает локти специальным кремом – для гладкости кожи. Все прошлое лето я возилась тут с ремонтом: краска, плитка, полы. А она кричала мне сверху: «Чем ты занимаешься, ты губишь свой потенциал!» А я думала: «Да плевать мне на этот потенциал, какая я есть, такая и есть, ну и что, если кому-то не нравится!» Но вообще все эти дамские штучки действительно помогают восстановиться. Сделаешь маникюр-педикюр, чистку лица – и можно снова в бой.

Psychologies:Мне кажется, чем больше вам лет… Эмманюэль Беар: (Она смеется.) Вам трудно сказать: «Чем старее вы становитесь», правда? С определенного возраста мы уже не решаемся произнести слово «стареть». Мне тоже трудно его выговорить. Хотя это естественный процесс... Psychologies:Итак, мне кажется, чем… более зрелой (мы смеемся вдвоем. – Э. М.) вы становитесь, тем больше в вас уверенности в силе вашего женского обаяния. Эмманюэль Беар: Нет-нет, это не про меня. Есть вещи, в которых я уверена. Например, в том, что стою на ногах, что у меня есть руки, что на меня можно рассчитывать. Но только не в силе своего женского обаяния. Я была старшей из нас, пятерых, а у моего младшего брата были длинные светлые кудри и огромные голубые глаза... Прохожие на улице говорили: «Какие милые девочки!» Потом о брате: «Какая красавица!» И обо мне: «Какая смешная!» По-моему, брату это нанесло травму, ну а мне – тем более. Ни одно зеркало не способно переубедить меня в том, что я слышала в свой адрес на протяжении всего детства. Бабушка однажды рассказала чудесную историю: как однажды в магазине продавщица сказала про меня: «Какая красивая девочка!» Бабушка, зная о моих страданиях, решила меня подбодрить: «Видишь, Эмманюэль, тетя сказала, что ты красивая. А другие просто не решаются, потому что ты уже большая». А я ей ответила: «Ба, ну пусть, пусть они решаются!» Что-то осталось во мне с тех времен, и у меня не получается от этого избавиться. Я не могу забыть эту девочку с веснушками, которой я была. Не могу забыть, как директриса школы взяла фото нашего класса и, разглядев меня, расхохоталась. Эта девочка до сих пор со мной, я держу ее за руку.

Psychologies:Но, глядя на себя на обложке Elle, вы не могли не видеть, что вы прекрасны! Эмманюэль Беар: Да нет же, нет. Я-то знаю, как делаются эти снимки: свет, ретушь. На этой обложке я увидела свои греко-итальянские стати – бедра, ягодицы, грудь… и поняла: надо что-то делать, нельзя жить с такой задницей. Из-за этой фотографии я похудела на 10 килограммов! Ни одна обложка не может утешить, ни одна. Утешить может только жизнь. И любовь. Я привыкла не слишком хорошо чувствовать себя в своем теле. Как и к тому, что плохо сплю. Привыкаешь ко всему.

Psychologies:Ваша главная цель в жизни? Эмманюэль Беар: Счастье. Psychologies:Чем вы больше всего гордитесь? Эмманюэль Беар: Своими детьми. Psychologies:Ваше самое большое разочарование? Эмманюэль Беар: Что Деда Мороза не существует. Psychologies:Каким талантом, кроме своих, вы хотели бы обладать? Эмманюэль Беар: Проницательностью. Psychologies:Что бы вам хотелось в себе изменить? Эмманюэль Беар: Я просто стремлюсь развиваться.

Psychologies:Существует ли некто, кем вы хотели бы быть? Эмманюэль Беар: Нет. Psychologies:Есть ли у вас фобии? Эмманюэль Беар: Клаустрофобия. Psychologies:Какие черты в человеке вас особенно привлекают? Эмманюэль Беар: Ум и доброта. Лучше – сочетание того и другого! Psychologies:Какие отталкивают? Эмманюэль Беар: Трусость. Моя – тоже. Psychologies:Мысль, которая вас особенно трогает? Эмманюэль Беар: «Осень и зима все равно наступят, но это не повод отменять весну». Так говорит мой отец. Psychologies:Вы боитесь стареть? Эмманюэль Беар: Это не только страх. Это смесь желания и страха. Psychologies:Вы боитесь смерти? Эмманюэль Беар: Пока еще нет. Psychologies:В каком образе вы хотели бы заново воплотиться? Эмманюэль Беар: В том же. Я все стремлюсь доводить до совершенства. Вернуться, все повторить, но – лучше! Psychologies:Вы чувствуете себя сильной? Эмманюэль Беар: Сила – это независимость от того, как на тебя смотрят другие, смелость быть собой. Мне это не всегда удается...