Не смогла пройти мимо данного шедевра.

СЛЕДОВАТЕЛЬ: Я понимаю, что это искусство, и против искусства ничего не имею. И государство наше против искусства ничего не имеет. Это не 80-е годы. И не Советский Союз. Но вы должны разграничивать искусство и совершение противоправных действий.

ПАВЛЕНСКИЙ: На самом деле нет границы, противоправные действия — это риторика, в которую пробуют облечь искусство.

СЛЕДОВАТЕЛЬ: Вдруг потом, не дай Бог, вы кого-нибудь убьете.

ПАВЛЕНСКИЙ: Я очень трепетно отношусь к чужим жизням, даже мясо не ем.

................

СЛЕДОВАТЕЛЬ: Вот убили человека каким-то эстетическим красивым способом, как Ганнибал Лектор. Это был акт искусства, а то, что кишки у него вывалились, — это что-то побочное, это мы давайте не будем рассматривать. А вот смотрите, как красиво получилось.

ПАВЛЕНСКИЙ: Это этический вопрос по отношению к тому, кто это сделал. Есть мертвое тело, человек лишен жизни, это является фактом. Мертвый человек — это уже объект. Меня этому в художественном институте учили.

СЛЕДОВАТЕЛЬ: Пришли на могилу к афроамериканцу, сломали надгробие, разворотили, но сделали и обыграли это все театрально, будет это преступлением?

ПАВЛЕНСКИЙ: Вопрос этики и смысла такого действия. Может быть, это пришли друзья этого афроамериканца, потому что, например, ритуал их страны требует какого-то особого погребения, как в Тибете, например. 

...............

ПАВЛЕНСКИЙ: Был такой акционист Александр Бренер. У него работа была, где он нарисовал зеленой краской на белом квадрате Малевича знак доллара. Бренер делал это из очень большого уважения к Малевичу, это одна из вершин русского искусства.

СЛЕДОВАТЕЛЬ: Например, я прихожу через пять лет куда угодно, где у нас «Троица» Рублева есть. Беру нож и режу, и говорю, что это искусство.

ПАВЛЕНСКИЙ: Вы постоянно приводите пример конкретного физического разрушения. А я говорю о работе в символическом поле. Белый квадрат, белое в белом.

СЛЕДОВАТЕЛЬ: Например, я пью очень много воды, иду в Третьяковку, достаю прибор и как из брандспойта. Это акция?

ПАВЛЕНСКИЙ: Тот же Бренер обосрался перед картиной Ван Гога, это реально было. Это акция. Он выразил уважение, он буквализировал понятие «обосраться». Но это уже история. Всегда стоит вопрос намерения. Он зачем это сделал?

СЛЕДОВАТЕЛЬ: Я говорю, что я в восхищении от «Троицы» Рублева, и я хочу, чтобы на этой картине часть меня осталась, я достаю и на картину ссу.

ПАВЛЕНСКИЙ: Тут нужно понимать контекст происходящего. Потому что если это был бы акт политического искусства, тогда он должен исходить из политического контекста.

СЛЕДОВАТЕЛЬ: У нас есть законодательное право. Где расписаны конкретные действия, за которые человек либо несет ответственность, либо не несет. Я бы за такие действия нес ответственность?

ПАВЛЕНСКИЙ: Думаю, какой-то орган власти мог бы наложить ответственность. Но неизвестно, правильно ли поступает этот орган власти, рассматривая подобный случай фрагментарно, в отрыве от контекста происходящего.

СЛЕДОВАТЕЛЬ: Есть последствия: картина обоссана, она испорчена.

ПАВЛЕНСКИЙ: Ну, а доллар зеленкой на картине Малевича, который был в авангарде и всю жизнь свою он боролся с любой коммерциализацией искусства, и с теми, кто расписывал харчевни в то время? Бренер показал, что Малевич превратился в то, против чего он боролся, его система пожрала просто и превратила в товар. Мы не живем в плоскости Уголовного кодекса. Он просто является частью этого мира, так же как он является частью этого контекста.

СЛЕДОВАТЕЛЬ: Но вы поймите, что некоторые вещи запрещены законом, неважно там, искусство это или не искусство. Нельзя подойти и обоссать картину Рублева, просто нельзя, понимаете. Нельзя разгрузить покрышки на Малом Конюшенном мосту, куда приходят очень много тысяч людей сфотографироваться и замок повесить, нельзя разбросать покрышки и поджечь их. Преследуя или не преследуя какие-то свои цели. Этого делать нельзя.

ПАВЛЕНСКИЙ: Вот можно сказать: нельзя бить ребенка. А если ребенок хочет из окна выпрыгнуть или палец в розетку запихнуть? Вот такой банальный пример, ударить его в тот момент, когда он пихает пальцы в розетку, где его просто пришибет, убьет. И ты его бьешь по руке, ты делаешь то, что нельзя, но контекст происходящего подразумевает, что это необходимо сделать. Или его убивает током, он лежит весь обугленный. Отлично. Нельзя так мыслить, я вот об этом. О контексте.

..................

ПАВЛЕНСКИЙ: Малевич говорил: «В искусстве важна истина, но не искренность».

СЛЕДОВАТЕЛЬ: Петр Андреевич, дорогой, мне с вами очень приятно разговаривать. Но мы сегодня надолго или нет? Я просто каждый день сюда к семи утра прихожу…

ПАВЛЕНСКИЙ: Я хочу, чтобы мы нашли какие-то точки соприкосновения, хочу понять, как мыслит и та, и другая сторона. Уместить что-то из символического поля в Уголовно-процессуальный кодекс — задача сложная.

СЛЕДОВАТЕЛЬ: Как вы сказали? Я ни хрена не понял. Ровно так же, как когда изучал ваше ходатайство.

ПАВЛЕНСКИЙ: Я его долго писал.

СЛЕДОВАТЕЛЬ: Давайте только по-русски.

ПАВЛЕНСКИЙ: По-русски. Есть поле символическое. Символы, знаки. Означающее и означаемое. Искусство работает в этом поле. И в то же время, конечно, в реальности. Для нас, как и для Малевича, истина должна быть прежде искренности. То есть мы должны начать смотреть на акцию, на акт искусства с разных сторон, тогда мы придем к какой-то истине. На что было направлено это действие — на унижение общественной нравственности или, наоборот, на укрепление общественных отношений?

СЛЕДОВАТЕЛЬ: Никто никого не преследует за какую-то там акцию, преследование осуществляется в отношении неустановленной группы лиц за поджог покрышек.

ПАВЛЕНСКИЙ: За огонь?

СЛЕДОВАТЕЛЬ: За поджог покрышек!

ПАВЛЕНСКИЙ: Поджог покрышек — то, следствием чего стал огонь, а огонь — это символ определенный, в данном случае символ освобождения. И огонь нельзя сравнивать с нечистотами. Вот если бы на этом мосту проезжала машина… Ассенизаторская.

СЛЕДОВАТЕЛЬ: Говновозка…

ПАВЛЕНСКИЙ: Говновозка. Проезжала бы, и из нее залили бы весь мост тонной дерьма, и еще при этом перегородили пешеходам дорогу, тогда, наверное, можно было рассматривать это как осквернение. Тогда можно проводить параллели между олимпийским факелом, который является устройством для того, чтобы нести огонь, — был бы знак равно с этой машиной для перевозки дерьма. Она бы ездила по городам и приехала бы в Сочи. Не факел бы несли… А машина бы ехала, и из нее бы лилось… Есть разница?

.................

СЛЕДОВАТЕЛЬ: Петр Андреевич, вы себя с Малевичем не сравнивайте.

ПАВЛЕНСКИЙ: Никоим разом. Это время покажет и объем сделанной работы. Малевич, кстати, очень много работал.

СЛЕДОВАТЕЛЬ: Вы, кстати, покажете какие-нибудь картины?

ПАВЛЕНСКИЙ: Подождите. Я как художник работаю в достаточно узкой специализации.

СЛЕДОВАТЕЛЬ: Какой?

ПАВЛЕНСКИЙ: Акционизм.

СЛЕДОВАТЕЛЬ: Тогда я тоже художник!

ПАВЛЕНСКИЙ: Только вам надо осуществить акцию.

СЛЕДОВАТЕЛЬ: Я уже сегодня пару акций осуществил.

ПАВЛЕНСКИЙ: Тогда вам нужно это еще отрефлексировать.

СЛЕДОВАТЕЛЬ: Отрефлексировал.

ПАВЛЕНСКИЙ: Тогда вы можете себя заявить как художник. И…

СЛЕДОВАТЕЛЬ: Я художник!

ПАВЛЕНСКИЙ: Отлично!

СЛЕДОВАТЕЛЬ: Художник-следователь следственного отдела по центральному району. Художник юстиции.

ПАВЛЕНСКИЙ: Хорошо, а вы можете еще подписываться…. Художник.

СЛЕДОВАТЕЛЬ: Не знаю, подумаю, просто я себя не считал художником, теперь буду считать художником, может, и подпишусь где-нибудь.

ПАВЛЕНСКИЙ: И вы можете быть художником… Вы должны мыслить в категориях, и каждое свое действие сопоставлять с историей искусства.

СЛЕДОВАТЕЛЬ: Я бы сопоставлял, только не немножко. Я вот сделал пару действий, и результат моего искусства лежит теперь на третьем этаже в прокуратуре. Они скажут, искусство это или не искусство. Посмотрим. Если произведение искусства — в суд пойдет, если нет… Вон еще один художник сидит (показывает на другого следователя в помещении).

ПАВЛЕНСКИЙ: Только есть один момент, если вы будете действовать как художник, и эти материалы не просто уйдут в суд… Тогда вся эта работа просто накрывается бюрократической системой. Она должна иметь какую-то ценность для символического поля.

СЛЕДОВАТЕЛЬ: Я вам скажу, более широкий контекст моего искусства — одна палка в отчете формы 1ДМ. Во-первых, я результатом своей деятельности как художника добился социальной справедливости, во-вторых, внес неоценимый вклад в формирование статистической отчетности.

ПАВЛЕНСКИЙ: Может, вы тогда выступили скорее как статист?

СЛЕДОВАТЕЛЬ: Я же сказал, я художник юстиции.

ПАВЛЕНСКИЙ: Хорошо. Тогда вам нужно обозначить это как форму искусства.

СЛЕДОВАТЕЛЬ: Я ее обозначил, сшил, пронумеровал.

ПАВЛЕНСКИЙ: Обозначить — это убедить весь мир.

СЛЕДОВАТЕЛЬ: Я убеждаю весь мир в лице отдельно взятого человека на третьем этаже…. Прокурора!

ПАВЛЕНСКИЙ: Одного мнения недостаточно.

СЛЕДОВАТЕЛЬ: Судью еще потом буду убеждать.

ПАВЛЕНСКИЙ: Вы должны внести вклад в культуру, это должно быть формой взаимодействия.

СЛЕДОВАТЕЛЬ: Когда судом будет принято определенное решение, установлен приговор, ну там дело на прекращение, это будет результат моего искусства.

ПАВЛЕНСКИЙ: Тогда такой вопрос, а в чем вы преодолели себя при этом? Искусство — это преодоление условных границ. И какие условные границы?

СЛЕДОВАТЕЛЬ: Я преодолел себя в том, что не высыпался, вставал пораньше, уголовное дело закончил за трое суток. Преодолел? Преодолел!

ПАВЛЕНСКИЙ: В этом вы показали, что вы работоспособный человек.

СЛЕДОВАТЕЛЬ: Я преодолел себя!

ПАВЛЕНСКИЙ: Вы преодолели лень.