Более семи десятилетий ее продукция - тюбики, баночки и флакончики с их восхитительным содержимым - украшала дамские туалетные столики на всех континентах земли или таилась в кармашках женских сумочек, одновременно уменьшая их денежное содержимое и увеличивая многомиллионное состояние Елены Рубинштейн, одной из богатейших женщин мира.

Перенесемся в польский Краков последней трети 19-ого века. Евреи этого города избежали участи своих собратьев в тех частях Польши, которые после многочисленных территориальных разделов отошли к России. Австрийская Галиция с древним Краковым в центре обошлась без гетто, черты оседлости и погромов. Семья Горация и Августы Рубинштейн жила в небольшом двухэтажном доме рядом с городским рынком, что было немаловажно для главы семейства, перепродававшего там яйца, скупленные в «глубинке» у крестьян-венгров.

Елена, родившаяся в 1870 году, была старшей из восьми дочерей. Ситуация, близкая к сюжету «Тевье- молочника», только шолом-алейхемский герой был беднее на одну дочь и история с иноверцем-женихом завершилась хуже, чем в повести. Маленькая ростом, худенькая и сообразительная старшая сестра рано стала отцовской помощницей и домашней няней. Противоречие между миром строгого семейного иудаизма и раскованностью гимназического ученичества она решала в пользу последнего. Еще одно противоречие было рано замечено ею: между ханжеским пуританизмом общества и извечной заботой женщин о своей телесной привлекательности. В те времена, непример, румянами и губной помадой дозволялось пользоваться лишь актрисам и проституткам. «Порядочным» же дамам надлежало сохранять бледность лица и бесцветность поведения.

Но как ни давил на Августу Рубинштейн пресс домашнего хозяйства, она находила время для ухода за внешностью своего девичьего выводка, помятуя, что будущее замужество дочерей следует готовить исподволь. Через приятельницу- актрису, в дом попал крем для лица, создателем которого был химик Яков Ликуский. С тех пор ежевечерний отход детей ко сну обязательно сопровождался «кремовым» ритуалом. Отец желал видеть Елену врачом, и послушная дочь становится студенткой медицинского факультета краковского университета, одного из самых старинных в Европе. Двух курсов было достаточно, чтобы анатомичка и больничные палаты с их тяжелыми запахами и картинами человеческих несчастий стали непереносимыми для нее. Ну почему в этом мире прекрасное должно соседствовать с болезнями, слабостями и смертью?! «Ах, ты отказываешься учиться, - воскликнул отец, не привыкший к возражениям кого-либо из домашних. - Тогда выйдешь замуж».

И как в классической мелодраме, через несколько дней на пороге дома скромного торговца яйцами стоял толстоватый и лысоватый жених, воплощение надменности и состоятельности. Помимо категорического «нет", отец услышал от разгневанной дочери кое-что посерьезнее: оказывается у нее имелся претендент на руку по ее собственному выбору - соученик по университеу, поляк Станислав. Зашатались устои веры. Елена поняла, что обрушиться им отец не позволит никогда.

И тогда она решает уехать. Не в соседний город, не в соседнюю страну - на другой континент. Традиционный еврейский путь в Америку был ею отвергнут. Она бежала не от гонений, а от отцовского деспотизма. На сцене ее бурной жизни возникает далекая и романтическая Австралия, где уже много лет жил-поживал родной брат матери дядя Луис. Его быстрый отклик на взволнованное письмо племянницы содержал теплое приглашение. Отец на сей раз не возражал, справедливо полагая, что разлука - надежное средство от любви. Летом 1890-ого года Елена стояла на борту парохода, отправлявшегося из Гамбурга в дальний трехмесячный путь в Мельбурн через Суэцкий канал и Индийский океан. В маленьком сундучке уместился весь ее скарб: белое плиссированное платье, шляпа с белыми перьями.материнское жемчужное ожерелье (первая драгоценность из несметной будущей коллекции) и двенадцать баночек с ночным кремом доктора Ликуского - весь домашний запас.

Дядюшка Луис оказался хорошим родственником, но никудышным советником. Собственно, ничего кроме призывов к замужеству он ей так и не предложил. Ну, не для этого,в самом деле, пересекла Елена моря и океаны. Она бесстрашно окунулась в незнакомую жизнь, не чуралась никакой работы: помощница фармацевта, гувернантка в богатых домах, преподающая барчукам французский и немецкий, вынесенные из краковской гимназии. А вот английский так и не стал ее сильной стороной, до конца жизни она сохранила заметный польский акцент.

С самого начала она обратила внимание на внешость австралийских женщин: постоянные ветры и обжигающее солнце основательно поработали над кожей их лиц, сделав ее не только густо-веснушчатой, но и достаточно темной. Вот где поможет ее удивительный крем! Началось с родственниц и приятельниц. Весьма скоро в Краков полетели (точнее, поплыли) письма о срочных посылках. Круг осчастливленных клиенток расширялся со скоростью звука - имеется в виду звук речей дамского общения. Елена продавала каждую баночку за двадцать два шиллинга, имея собственный доход двенадцать пенсов - вовсе не мелочь по тем временам, если учесть, например, что ее недельный заработок официантки в центральном кафе составлял двадцать шиллингов.

Это же кафе было выбрано судьбой для решительной перемены ее участи. Сюда заглядывали не только барышни из офисов по-соседству, но и респектабельные дамы, которых их состоятельность, замечала Елена, не избавила от скверной кожи лица. И она помогала им всем без устали.

Одна из городских знаменитостей была так покорена чудодейственностью крема, что не отказала Елене в просьбе ссудить денег для открытия собственного парфюмерного магазина. Половина из полутора тысяч долларов была отправлена в Краков для оптовой закупки «баночек», а остальная пошла на оплату целого этажа в центре Мельбурна, на фронтоне которого появилась сделанная от руки надпись: «ЕЛЕНА РУБИНШТЕЙН. КОСМЕТИЧЕСКИЙ САЛОН».

Не заурядные «магазины», а романтические «салоны» станут ее фирменным знаком, который вскоре украсит столицы многих стран мира. А пока мельбурнские женщины потянулись к ее дверями, за которыми обнаруживали чудеса: большое помещение было разделено на несколько уютных, сверкавших белизной стен и мебели кабинок; в каждой из них посетительницу ждали внимательный осмотр, индивидуальный массаж и, конечно, крем «на вынос».

Посылочный ручеек перестал отвечать спросу. Доктор Ликуский получает письмо от Елены-путешественницы с приглашением приехать. И он принимает его. В Австралии начался подлинный парфюмерный бум. Теперь в кухне при салоне, превращенной в лабораторию, в четыре руки готовился не только «классический» крем, названный «Утренняя прохлада", но и десятки других мазей и лосьонов.

Их ингредиенты от природных масел до огуречных, лимонных и виноградных соков, учитывали тончайшие особенности кожи женских лиц:сухой или жирной, гладкой или морщинистой, с двойным подбородком или без оного... Ни одна из покупательниц, простолюдинка или буржуа, актриса или светская львица, не уходила без личного рецепта и совета. А уж когда о салоне появилась статья в самом популярном женском журнале страны, возник шквал почтовых заказов.

Елена давно рассчиталась с долгом, наняла штат профессиональных гигиенистов и решила открыть второй салон - в Сиднее. Поскольку ничего более надежного, чем родственное крыло еще не придумано, она выписала из Кракова двух сестер и оставив на них свои элегантные детища, отбыла в Европу.

На борту парохода, который на сей раз плыл вслед за солнцем, стояла не хрупкая девица с сундучком, а тридцатилетняя владелица налаженного бизнеса, уже принесшего ей сто тысяч долларов.

Начало нового столетия она встретила в лучших школах и клиниках дерматологии Берлина и Дрездена, а затем Вены и Парижа. Таинства прелестей женского лица перестали быть для нее загадками. Она, кажется, изучила все вплоть до пластических операций и электролизного удаления волосков. И еще, и еще: сохранность рук, пышность волос, белизна зубов, диета и ожирение, гимнастика.

Ее возвращение в Австралию стало триумфальным. Сама-то она уже подумывала о косметической экспансии на Запад. Однажды в салоне появился изящный , изысканно одетый господин, представившийся Эдуардом Титусом. Он был американским журналистом с польскими корнями, объехавшим мир и привезшим Елене поклон из родительского дома. Его визиты стали частыми, а вскоре он предложил ей свою помощь и свою руку. Помощь она приняла, причем яркая реклама бизнеса под пером поклонника сразу принесла плоды. А вот с «рукой» повременила, решив дать времени разобраться с мотивами: очарован журналист ею самой или ее финансовым успехом?

В 1907 году Елена прибывает в Лондон в надежде покорить этот чопорный и холодный город, в ресторанах которого можно было встретить тогда Бернарда Шоу и Сомерсета Моэма, а на сцене - Айседору Дункан. Долгие поиски подходящего здания привели к покупке четырехэтажного аристократического особняка в самом центре. С тех пор всегда ее личные апартаменты будут располагаться над салоном, позволяя руководить «без отрыва от дома». Она сама продумала каждую деталь декоративного убранства и, поставив мастеров выполнять замысел, упорхнула в Париж, столицу красоты, моды и женственности. Здесь она наняла самых квалифицированных дерматологов, не упустила ни одного из парфюмерных новшеств, включая набиравшее силу явление, позднее названное макияжем: цветные пудры, туши, румяна, помады всех цветов радуги. А когда вернулась в Лондон, первым, кого встретила в своем пустом и парадном офисе был Эдуард Титус. «Все замечательно, - заметил он,- кроме этой стерильной белоснежности. Пойдем сегодня в театр и ты увидишь что такое цвет!»

В Лондоне гастролировала антреприза Дягилева «Русские балеты» с оформлением знаменитых художников Леона Бакста и Александра Бенуа. На сцене царствовал волшебный мир изящества и вкуса, погруженный в сине- голубые тона. Их оттенки навсегда станут для нее излюбленными. Салон Елены Рубинштейн превратился в лондонскую достопримечательность. Хозяйка трудилась в нем по восемнадцать часов в сутки, и Эдвард старался не отставать от нее. Их сплоченный труд увенчался скромной свадьбой и прелестным путешествием на юг Франции.

В 1909 году родился первенец Рой, через два года - Гораций, названный в честь ее отца. Однако меньше всего она собиралась погрузиться в материнство. Париж! Именно там она откроет свой следующий салон. Эдвард был счастлив: наконец он снова будет внутри литературной богемы, с которой внутренне никогда не порывал. Очередная сестра остается лондонской наместницей, семейство обосновывается в квартале художников Монпарнаса.

Парижские женщины с их легендарным шармом и изыском требовали корректировки лондонского опыта. Елена была готова к этому профессиональному вызову. Химическая фабрика по ее заказу стала выпускать натуральные пигменты, добавлявшиеся к нежным «орудиям» красоты. Дизайнеры бились над броской упаковкой, этикетками и запоминающимися названиями. Елена Рубинштейн стала частью столичной моды. Она могла похвастать, что в списке ее клиенток были герцогини и графини (например, великая княгиня Мария Павловна), гордость Франции актриса Сарра Бернар, балерина Ида Рубинштейн (однофамилица и соплеменница). На элитных вечеринках и приемах она познакомилась с кумирами художественного Парижа, ее друзьями стали «старики» Ренуар и Дега, «молодежь» Жорж Брак и Пикассо. Тогда же она начала покупать живописный авангард. Скульптор-эмигрант Яков Эпштейн, приятель Эдварда, посоветовал ей собирать экзотические африканские маски. Со временем ее собрание примитивного искусства стало всемирно известным. И еще одна страсть зародилась здесь - ювелирные украшения. Ее баснословная коллекция драгоценностей в конце жизни станет «героиней» криминальной хроники.

Мировая война спутала все планы - Эдвард, будучи американским гражданином, настаивал на немедленном отъезде в США. Елена сопротивлялась до последнего. В Европе она познала деловой успех, здесь были ее салоны и друзья. И лишь когда немцы, пройдя Бельгию и Эльзас- Лотарингию, подошли к Марне, она решилась. В январе 1915 года Елена Рубинштейн с семьей, через кишевшую немецкими подлодками Атлантику, направилась к третьему в своей жизни континенту. От ее острого взгляда не укрылась бледность лиц американских женщин без следов косметики, скованность, невыразительность их одежды.

Чему было удивляться, ведь за ними тянулся шлейф социальной второсортности: в то время в США женщины не обладали легальными правами, даже правом голосовать. Перед Еленой открылся безбрежный американский рынок, и она им умело воспользовалась. Первый же салон в Нью-Йрке он нарекла «Дворцом косметики» и сделала все возможное, чтобы название не было просто банальной метафорой-

Посетительница приобретала билет (за 1OO-15O долларов! - огромные деньги по тем временам - примерно около 2000 нынешних), на восьмичасовое пребывание в чертогах красоты, изменив уличную одежду на спортивный костюм, попадала на целый день в нежные руки врачей, медсестер, массажистов.

Самые современные диагностические приборы регистрировали уровень обмена веществ, склонность к прибавке веса. Гимнастические упражнения, души и ванны, сеансы ультрафиолетовых лучей сменялись отдыхом и овощными блюдами с соком.

Парикмахеры создавали из волос чудо по последним европейским модам, бригады девушек трудились над маникюром-педикюром. Апофеозом дня становилось пребывание перед туалетным столиком с особым трехстворчатым зеркалом, поворот выключателя на котором создавал иллюзию дневного или вечернего света. Здесь косметолог преподавал подробные уроки «научного» макияжа. В конце концов преображенная женщина с немного кружащейся головой и с сумочкой, освобожденной от долларов, но взамен заполненной помадами, пудрами и тенями, покидала этот волшебный мир с твердым намерением вернуться.

Вскоре цепь салонов мадам Рубинштейн охватила всю страну: Бостон, Филадельфия, Чикаго, Сан-Франциско, Вашингтон... К ней начали обращаться крупные универмаги, предлагая организовать продажу косметики у них. Поначалу Елена решительно отказывалась, полагая, что ее «товар» слишком деликатен и индивидуален и не может «молча» лежать на полках, как обувь или какая-нибудь посуда. Но зарождающиеся супермаркеты было невозможно игнорировать.

В кратчайшие сроки она приобрела цветочные и травяные плантации, построила несколько перерабатывающих фабрик, первой в мире поставив производство парфюмерии на поток. Сотни молодых продавщиц прошли обучение премудростям сохранения женской телесной молодости.

Лекции для них читала сама владелица, без устали перемещавшаяся из города в город. Лишь после этого были подписаны контракты с оптовыми покупателями. Постепенно косметическая индустрия в США вышла на одно из первых мест.

В двадцатые годы она не забывает свой любимый Париж, где после войны не только снова процветает ее салон, но и оживает художественное сообщество ее друзей. В купленном роскошном загородном доме гостят Шагал и Модильяни, Сальвадор Дали и старый приятель Пикассо. Эдвард наслаждается литературным кружком, где царят его американские друзья Хемингуэй и Фолкнер. Семейная легенда утверждает, что здесь, в ауре Парижа родилось имя, которым затем называли Елену коллеги, подчиненные и многочисленная челядь, а также журналисты и авторы книг о ней: Мадам (Madame) - именно так, с большой буквы и зачастую без фамилии. Однажды она спросила свою приятельницу, известного модельера женской одежды и парфюмера Габриэллу Шанель: «Говорят, вы отклонили предложение английского герцога о замужестве. Почему?». «Что?,- вспыхнула создательница самых известных в мире духов «Шанель N 5», - Быть какой-то третьей герцогиней Вестминстер? Никогда ! Я была и останусь Мадмуазель Шанель, также как вы навсегда - Мадам Рубинштейн. Это наши фирменные имена».

Казалось, поводов для тревог не было никаких. Ее империя по обе стороны океана процветала, сыновья заканчивали престижные университеты, готовясь стать материнскими помощниками. Но... Это «но» коснулось как бизнеса, так и семьи. В Америке наступили годы Великой депрессии, и Мадам пришлось ринуться в рукопашную за сохранение доходов, ослабив внимание семейному фронту. А где тонко, утверждает не только русская поговорка, там и рвется - Эдвард Титус оставил ее после почти тридцатилетней совместной жизни (невзирая на всю чудодейственность кремов), увлекшись некоей юной дамой. Последнее обстоятельство более всего задело шестидесятилетнюю Мадам, считавшую, что годы не властны над ней. Лечение в швейцарской клинике прибавило ей сил и рана затянулась, тем более, что у нее не было времени исследовать собственные раны. Через два года она вышла замуж вторично.

Его представили ей в Париже в 1938 году на одном из званых вечеров: «Князь Арчил Гоурелли-Чокония». Звучало таинственно и экзотично. Обаятельный господин оказался эмигрантом из России, успевшим сменить немало профессий, в том числе таксиста. Известен он был в кругах богемы как блистательный карточный игрок, а любимым занятием Елены, помимо коммерции, был бридж.

Их «карточные» встречи постепенно переросли в нечто большее, чем взаимная симпатия, но когда князь Арчил предложил соединить судьбы, осторожная Мадам задумалась. С одной стороны, двадцатилетняя разница в возрасте не в ее пользу. С другой: как очаровательно будет звучать ее новый титул «княжна Елена», особенно на английском - Princess...

Прежде, чем произнести «да», она наняла бригаду юристов, тщательно проверившую подлинность родословной князя и подготовившую брачный контракт, в котором содержался странный на первый взгляд (с учетом соотношения возрастов) пункт: все деньги молодого мужа в случае его смерти возвращаются к пожилой вдове. Жизнь подтвердила, что Елена оказалась провидицей.

С удвоенной энергией «княжеская чета» принялась за дело. Почти за двадцать лет супружества их косметическая держава выросла и окрепла, сокрушая конкурентов. Еще перед войной были открыты салоны в Буэнос-Айресе, Риме и Торонто.

Сразу после освобождения Европы от нацизма в еще непривычно тихом Париже и разрушенном бомбардировками Лондоне возродились - чудо - офисы Елены Рубинштейн. По инициативе Арчила в Нью-Йорке на 5-й авеню заявил о себе «Дом Гоурелли », царство мужской элегантности. Все, от белья, костюмов и галстуков до тончайшей парфюмерии, доказывало, что и сильная часть человечества тоже имеет право на милые «слабости », если о них заботятся профессионалы. Продукция фирмы Рубинштейн продавалась уже в ста странах мира.

Два несчастья настигли ее одно за другим. В 1956 году от сердечного приступа скончался верный Арчил, а через два года не выжил после автомобильной аварии сын Гораций, ее любовь и деловая надежда. Горе было оглушительным, но не разрушило ее. Спасение она нашла в работе и в давней страсти - путешествиях. В сопровождении секретаря, какой-либо из многочисленных племянниц и медсестры ( Мадам приближалась к девяностолетию!) она прокладывала все новые маршруты: Гонконг, Новая Зеландия, Япония. Дважды она посетила Израиль, где работала ее парфюмерная фабрика; была принята Бен-Гурионом и Голдой Меир. Ее гордостью был построенный в Тель-Авиве в качестве дара павильон современного искусства с коллекцией картин и уникальным собранием полутора десятков миниатюрных комнат-макетов, представяюших быт и утварь разных эпох.

Летом 1959 года госдепартамент предложил Елене Рубинштейн представлять косметическую промышленность на американской национальной выставке в Москве. Она догадывалась, что постоянный коммерческий успех в этой все еще полузакрытой для Запада, стране сомнителен, но приглашение без раздумий приняла: престижно, да и далекая Россия оставалась на пестрой карте ее путешествий белым пятном. Во главе группы из восьми человек, включавшей русскоговорящих девушек- косметологов Мадам отправилась в путь.

Первая осечка произошла на советской таможне, когда их паспорта и авиабилеты были отобраны, словно у подозрительных проходимцев. Вторая случилась через час: выяснилось, что ее команду разъединили, поселив в разных гостиницах. Неудобство осложнялось еще тем, что допотопная телефонная связь через оператора требовала присутствия переводчика, который как назло отсутствовал в нужный момент. Но Мадам решила не обращать внимания на эти «мелочи. Отказавшись от участия в официальных приемах, она целые дни проводила на выставке, общаясь с толпами зачарованных москвичек, запрудивших ее павильон. Как-то к ней приблизилась миловидная женщина средних лет и взволнованно прошептала, оглядываясь по сторонам: "Я кузина Арчила Гоурелли! Пришла, чтобы увидеть вас и пожелать успеха» . И тут же исчезла в толпе. Может быть ради этого мгновения и стоило пересечь тысячи миль.

Постепенно ее обступали болезни, в сражениях с которыми она не всегда одерживала победы. Но ни на час не упускала нити управления своей империей, насчитывающей более тридцати тысяч подданных и принесшей ей состояние более ста пятидесяти миллионов долларов. Часто совещания ее администрации происходили прямо в роскошной спальне, где на огромной кровати, принадлежавшей когда-то французской императрице, в скромном пенюаре возлежала княжна Елена. Только самые приближенные знали, что под этой знаменитой кроватью покоится стальной сейф со всеми драгоценностями.

За год до ее кончины (1965) на первых полосах газет появилось сообщение о попытке ограбления дома Мадам Рубинштейн. Утром, незадолго до начала традиционного совещания, три грабителя под видом разносчиков цветов вошли в дом, связали дворецкого и двух растерявшихся слуг и ворвались в спальню, где застали хозяйку, лежащей в постели и просматривавшей «Нью-Йорк Таймс». «Ключи от сейфа!»- грубо потребовал один из них, приставив к ее виску револьвер. «Я старая женщина,- было спокойным ответом,- Вы можете меня убить, но ограбить себя я не позволю».

Пока троица переворачивала спальню вверх дном. Мадам незаметно открыла сумочку, прикрытую газетой и, вынув из нее ключи, спрятала их под пенюаром на груди. Воры подняли хрупкое тело, перенесли в кресло и связали простынями. Обнаружив сумочку, они высыпали ее содержимое на одеяло, но ничего кроме ста долларов не обнаружили. В эту минуту Мадам подняла такой крик, что им не оставалось ничего иного, как бежать со скудным уловом. Прибывшим полисменам и репортерам стойкая леди, переодевшаяся в строгое платье, без тени переживаний на лице, с аккуратным, известным всей стране черным шиньоном,- игриво показывала на то место на груди, где ей удалось спрятать ключи.

В мемурах ее личного секретаря приводится такой диалог. «Боитесь ли вы смерти, Мадам?» - спросил он ее. «Теперь - ни в малейшей степени. Раньше я боялась. Но я слишком долго ждала. Это должно быть. . . интересный опыт».

Назавтра она скончалась. Мимо гроба Елены Рубинштейн прошли шесть тысяч человек. Кто знает, сколько среди них было женщин, которых она сделала хоть чуточку прекраснее и счастливее?