В продолжение темы из этого поста.

Летом 2012 года журнал «Афиша» опубликовал рецензию Земфиры на работы десяти молодых российских исполнителей. Бетонным катком пройдясь по молодым музыкантам, певица неожиданно похвалила московский коллектив Moremoney. Так и сказала: «Отлично. Скачаю альбом».

Группа образовалась в 2007 году, спустя год после знакомства основных участников Ивана Калашникова (ударные) и Нади Грицкевич (вокал) на факультете журналистики московского Университета Дружбы Народов. Первые треки были записаны в университетской радиорубке без использования каких бы то ни было инструментов, впоследствии группа стала сочетать электронику, вокал и звук живых инструментов. Музыканты заметно выделялись на фоне других независимых российских инди-групп своим оригинальным подходом к музыкальному звучанию.

Зимой 2010 года Moremoney презентовали дебютный альбом «Tricky», выпущенный лейблом СОЮЗ в рамках серии «Среда Горбачева».

В июне 2010 года за эту работу вокалистка Moremoney Надежда Грицкевич была номинирована на премию «Степной Волк» в номинации «Голос», а Moremoney победили в номинации «Музыка».

Проект просуществовал до 2013 года, в дальнейшем Надя решила заняться сольной карьерой в составе группы «Наадя». В 2019 году произошло воссоединение группыдля концерта в Москве.

Из интервью Нади для Афиша Daily:

— Несколько лет назад вы сказали, что перестали понимать, зачем люди поют на английском языке…

— Я все еще не понимаю. Мы даже обсуждали это с [участником группы «Наадя»] Серегой Бурухиным. Он приходил на концерт Moremoney в Powerhouse и потом сказал: «Удивительно слышать, как ты поешь новым голосом эти старые песни». Я много пою, и у меня есть какие‑то приемы, вокальные штучки, и забавно слышать их переложенными на английский текст. Мне это немножечко странно. Я стараюсь воспринимать все это в целом как музыку, а не как песни.

— Английская лирика вообще сделана, прежде всего, ради попадания в мелодию. У вас так же с Moremoney было?

— Да! Некоторые из этих текстов просто даже непереводимы. «Weʼre Going» — это просто набор фраз. То есть потом я пыталась делать какие‑то сюжеты с героями, рассказывать истории — и в этом есть свой кайф. Когда ты поешь на чужом языке, ты можешь абстрагироваться от себя и от того, каким человеком ты являешься. Это отстранение работает хорошо на момент написания, но не на момент исполнения, потому что я не чувствую себя приближенной к этим текстам. Я далеко от этого героя нахожусь. Поэтому я до сих пор не понимаю, как можно петь на английском. Я уже избалована этой близостью к лирическому герою.

— Решение сменить язык, все поменять было одномоментным — или это был длительный процесс?

— Мы в какой‑то момент зашли, как мне показалось, в творческий тупик. Было нужно принимать какие‑то радикальные решения. Но из‑за того, что мы с Ваней оба были лидерами в этой группе, мы не могли найти общий язык по поводу того, что делать дальше. То есть что‑то надо было делать точно, но ответственность за конкретное решение никто на себя брать не хотел. И я в этот момент поняла, что мне не то чтобы хочется больше ответственности, но хочется больше творческой свободы. И я решила делать свою музыку.