Магия цифр преследует нас повсюду, хотим мы этого или нет. Преодолейте страх, откройте глаза и присмотритесь внимательно к окружающей действительности. Повсюду, как масонские знаки, натыканы цифры в совершенно возмутительных количествах.

Вот, к примеру, 6. Шесть. Выглядит рагульно и звучит отвратительно, будто пенсионерка забыла вставить челюсть, так спешила в метро с авоськой. А ведь сегодня именно под сенью [ясеня] *зачеркнуто* шестерки проходит наш день на Сплетнике.

Представьте себя на месте этого самого Сплетника. Сидишь посреди интернетика, никого не трогаешь, почесываешь пузико. По тебе женщины толпами ходють, каблучками цокают, время от времени в тебя пихают фотки голых дядек, что само по себе, конечно, приятно, но несколько суетливо. Иногда по тебе проносятся косяки политтем, пытаются воткнуть в тебя флаг, как Армстронг на луне, кто-то этот флаг выдергивает, кто-то опять пытается воткнуть, но уже другой. И тут только ты успокаиваешься, садишься в кресло-качалку, достаешь клубок ниток, садишься вязать шапку… и тут ШЕСТЬ.

Философский вопрос: шесть – это много или мало?

Давайте подумаем.

Вот Валентин Петрович считал, что пить нужно в меру. Шесть бутылок водки с салатиком, а потом тортик, и еще поллитру на коня – это где-то в рамках меры, но еще до нее не дотягивает. Валентин Петрович был скромного мнения о здоровье своих гостей. Его овчарка Ксена относилась к алкоголю философски, пить, она считала, нужно когда хочется, а когда не хочется – пить не нужно. Последний пункт был яблоком раздора между венцом эволюции Валентин Петровичем и жалкой тварью – немецкой овчаркой Ксеной, для которой слово «пить» означало только воду из тарелки, в крайнем случае, в приступе бунтарства – воду из лужи.

Запасшись на случай завтрашнего скучного праздника и отсутствия тем для разговора огненной водой, Валентин Петрович отошел ко сну. Ксена же была рождена под знаком Луны и прожигать столь чудную ночь в пошлом храпении не желала. Обнюхав весь дом и все закоулки двора, изгрызя все неосторожно покинувшие расположение шкафа туфли, пометив все наименее подходящие для стирки вещи, собака отправилась на поиски Нарнии. Так случай свел мохнатую Ксену с абсолютно гладкими, и от того столь привлекательными, бутылками в количестве шести штук.

К утру сон Валентин Петровича был безнадежно испорчен. Дрема его всю ночь прерывалася тревожными репортажами из реального мира. В репортажах слышался душераздирающий звук бьющихся бутылок, холодящее кровь хлюпанье жидкости о кафельный пол и развязный метр-дваццать-в-холке шум из кухни. Чувства были напряжены. Все естество Валентин Петровича пребывало в страшном ожидании. Психика, пытаясь закрыться от страшных новостей, прикладывала массу усилий для того, чтобы ее хозяин остался в постели.

В конце концов, лучше ужасный конец, чем ужас без конца, подумал Валентин Петрович и выпрыгнул в реальность. Спиртовый запах неминуемого инфаркта нежной дымкой висел в воздухе, усиливаясь в направлении кухни, и неприятно щекотал нос. Войдя в зону предполагаемых боевых действий, Валентин Петрович застыл как вкопанный, взору его предстало кошмарное поле брани. Такое же поле разбудило всех домочадцев. Валентин Петровичу захотелось лечь наземь ногами в сторону кухни – эпицентра ужаса, накрыть голову руками и прикрыться от осколков телом мохнатого фашиста.

Услышав волчий вой с первого этажа, жена и дети Валентин Петровича приняли решение подтянуть резервные части и ворвались на кухню в полной амуниции. И только теща, Виолетта Марковна, живое воплощение танковой дивизии, пришла незачехлена – с голыми руками, и, к сожалению, другими неодетыми частями тела.

Кухонный Перл Харбор тихо остывал после битвы. Ксена, потеряв собачий облик, походила на Наполеона после Ватерлоо, но усиленно делала вид, будто белый потолок ей как небо Аустерлица. Испив до дна всю радость Валентин Петровича, собака затуманенным взором осматривала побежденного врага, усиленно рисуя юзерсфрендли интерфейс на клыкастом лице. Валентин Петрович, компактной батареей расквартировался под столом, поджав ноги и сливаясь с батареей чугунной, подсчитывал потери среди мирного населения бара.

В чистом виде выходило, что выжила лишь малая часть бара, ударные алкосилы понесли невосполнимые потери. В живых остались или трусливые слабоалкогольные напитки, которых в праздничный бой поведешь – только опозоришься перед союзниками; или мощное самогонное оружие массового поражение, запрещенное тещиной конвенцией где-то на втором году после образования брачного военного блока.

Не успел Валентин Петрович осознать всю тяжесть послевоенного восстановления праздничного стола, как попал под дружеский огонь Виолетты Марковны. Теща вела себя как последний Черчилль. Вещала с трибуны о необходимости восстановления железного занавеса между Валентин Петровичем и цивилизованным миром, со спецкарточками на вещества, крепче кефира, и комендантским часом, после которого просмотр хоккея лицами, не достигшими должного уровня уважения Виолетты Марковны, будет объявлено нелегальным, с наказанием по законам военного времени.

Выдержав артобстрел упреками, и заявив, что никаких контрибуций в виде стакана воды умирающим экс-союзникам Валентин Петрович в жизни платить не будет, а ежели кто не согласен, то бескрайние заснеженные просторы неотапливаемого подвала ждут своих первых жителей, хозяин столь беспокойного дома ушел в магазин восстанавливать спиртовую мощь своего стола.

А что было когда пришли гости и начался парад победы алкоголя над здравым смыслом – это уже другая история.

Все, конец =)

Как всегда в нашей школе, критика, граммар-нацизм, разжигание межнациональной розни и призывы к сепаратизму приветствуются.

Все фотографии принадлежат своим авторам и возбужденной общественности.

Сегодня нам предстоит наблюдать главного фашиста европейского кино - Томаса *мой фюрер* Кречманна.