Эту открытку прислали мне бабушка с дедушкой 1 сентября 1998 года. Кто же знал тогда, что мое путешествие по стране знаний растянется на 10 школьных лет и на 10 университетских. Школу я любила больше детского сада. Отстрелялся до часу дня, а дальше делай все, что душе угодно. Но при этом ненавидела школу как Систему. Вечная обязаловка, а круг общения определен одной территорий проживания. В универе, если ты попадаешь туда, куда стремился, все иначе. Рядом с тобой близкие по духу люди. Ничего толкового за 10 лет учебы в школе вспомнить не могу кроме одной истории, написанной ниже. Произошла она на излете школьных лет и запала в душу. 

Мое 1 дождливое сентября   

Эта история произошла в ту пору, когда я была ученицей 11 класса.

На дворе стоял солнечный майский день. Погода больше располагала к прогулкам, но уж точно не к подготовке к экзаменам. А тут еще нам поставили классный час после уроков. Обычно он был посвящен неуспеваемости некоторых учеников, но в этот раз мы собрались по другому поводу. Ведь впереди – 9 Мая. После обсуждения организационных вопросов, каждому из нас дали задание. В частности мне с подругой было поручено сходить и поздравить ветеранов, которые не смогут прийти на праздник. Мы с радостью согласились. Классная руководительница выдала нам пачку конвертов с открытками. На всех конвертах был указан один и тот же адрес. В смутных предчувствиях мы отправились искать нужный нам дом.

Когда мы пришли по указанному на конверте адресу, все сразу же встало на свои места. Это был дом престарелых. Только в этот момент до нас с подругой дошло, почему на конвертах не были указаны квартиры и почему все ветераны по «счастливому» стечению обстоятельств жили в одном доме.

В фойе нас встретила бабуля-вахтерша. Мы сообщили о том, что пришли поздравить ветеранов и попросили ее помочь их найти. Пускать она нас категорически отказывалась, мотивируя тем, что тихий час (в 17.00), и что она сама передаст поздравления. Отступать мы не хотели, потому что нам очень хотелось встретиться с ветеранами. А задание звучало как «вручить открытки ЛИЧНО В РУКИ». Вахтерша достала журнал и по списку стала искать номера комнат, где живут нужные нам ветераны. Из тринадцати она нашла только семерых. Куда исчезли остальные – непонятно, какие-то «мертвые души». Указав на конверте номера комнат, она все-таки нас пропустила.

Блуждая по запутанным коридорам (дом престарелых, мягко говоря, напоминает лабиринт Минотавра), домик плантатора стал больше походить на убитую и богом забытую коммуналку: обшарпанные стены, прорванный линолеум, покосившиеся окна и двери.

В первой комнате, в которую мы зашли с поздравлением, лежала бабушка, которая во время войны потеряла ногу. В комнате помимо нее еще жили два человека. Три панцерных кровати и маленький стол, вот и весь уют для ветеранов Великой отечественной войны. Такой «быт» был в каждой комнате, которую мы потом посещали. Когда мы читали поздравление, на миг ее глаза просветлели. Бабушка сказала: «Спасибо, миленькие». Подняться, чтобы нас обнять она, конечно, не могла. Немного смущаясь, мы вышли, потому что было видно, что бабушка просто не ожидала появления нежданных гостей. В последующем ветераны со светящимися глазами говорили нам: «Спасибо, миленькие». Хотели нас угостить, да нечем было. Многие пытались с нами хоть чуть-чуть поговорить, но мы стояли в исступлении красные от стыда и не могли вымолвить и слово.

В ужасе мы шли от комнаты к комнате этого гетто на окраине леса.
Где богом, страной и родными детьми жили старики, которых в прямом и переносном смысле выбросили на окраину жизни. В руках остался последний конверт.

Еще в самом начале, мы с подругой договорились, что она будет поздравлять бабушек, а я дедушек, чтобы невпопад, а внятно сказать праздничную речь. Последняя открытка предназначалась дедушке, значит, говорить нужно будет мне. В комнате мы его не нашли. Его сосед, который лежал на голой (!) панцерной кровати, сказал, что он, скорее всего в холле на этаже. Когда мы туда пришли, перед нами развернулась просто жуткая картина. Старички сидели на диване и о чем-то неспешно разговаривали.

В это же время уборщица мыла пол. ПТУшница с грязными волосами и процессами деградации на лице неожиданно начала орать матом на этих дедушек и бабушек, которые в три раза старше ее. Она орала не только за то, что они тут «расселись» и своими «… ногами мешают ей мыть пол», а просто за то, что они еще живы. И ее не смутило, что рядом стоят посторонние люди. Я человек по натуре сдержанный, а от хамства вообще впадаю в ступор. Но тут мне просто хотелось подойти и одеть ей ведро на голову.

Без сил моральных и физических мы подошли к старичкам, которые сидели на этом диване, и спросили нужного нам дедушку. И вдруг самый понурый, старенький дедушка, который казалось, вообще вздремнул, резко подскочил с дивана. Откуда у него взялось столько силы – непонятно.

Я начала говорить поздравительную речь, а ком так и стоит в горле, и слезы начинают душить. Дедушка с красивыми голубыми и светлыми глазами, недослушав, стал меня благодарить и обнимать. А я стою и плачу уже навзрыд и только говорю ему: «Простите нас, пожалуйста, простите нас, пожалуйста». Дедушка меня успокаивает, спрашивает, почему я плачу. А я не могу объяснить и только говорю: «Простите нас, пожалуйста».

Не помню, как дошла до дома. Волны ненависти к себе, к людям, которые отдали беззащитных стариков в этот «дом», обуревали меня все сильнее. От одной мысли, что родного человека вот так взять и сдать становилось дурно. Они там не умирают, они там просто дохнут, никому не нужные, забытые люди, которых просто сдали, как ненужную вещь. Мне было настолько стыдно за себя, за нас, что эти бедные старики, ветераны войны, которые защищали нашу страну, лежали на этих голых сетках и ждали, когда настанет их последний час.