Наша жизнь наполнена традициями. Прогуливаясь по магазинам или занимаясь домашними делами, на встрече с подругами или свидание с парнем сами того не замечая мы следуем принятым в обществе ритуалам. За оригинальностью наших вкусов и свободой привычек всегда скрывается целая история. Играем ли мы любимые роли или пробуемся в новых амплуа наше поведение зачастую результат воспитания, усвоенных норм и взглядов. Чьих то мыслей. А задумываемся ли мы что наши чувства и страсти, все что мы воспринимаем как данность часто оказываются результатом длительной эволюции, в которой образцы нашего поведения подвергались давлению в борьбе культур и цивилизаций. Начну с поцелуя. Обязательная кульминация каждой уважающей себя сказки про принцессу – «Белоснежка», «Золушка», «Царевна-лягушка» и так далее.

Выражение страсти, без которого наша жизнь многое бы утратила, а страницы журналов и экраны телевизоров изрядно опустели. Биология вообще утверждает, что поцелуй, самый естественный способ оценить привлекательность сексуального партнера. Природа природой, но отнюдь не биология вписала поцелуй в историю. По одной из версий обычай целоваться распространился в Древнем Риме. Римский писатель и политик Катон считал, что женщины могут совершить всего два греха – изменить или напиться молодого вина. С помощью поцелуя мужчина проверял, не пила ли женщина (подчеркну – «мужчиной», мог выступать не только муж, но и брат, дядюшка и др.).

Повседневное женское винопитие в Риме строго запрещалось по одной простой причине: грозные завоеватели боялись Диониса. Боялись небезосновательно, ведь окунувшиеся в алкогольном делириуме – читай: «безумии» – римлянки иногда вытворяли такое, что нервы сдавали даже у видавших виды легионеров. За подробностями рекомендую обратиться к Софоклу и Эсхилу.

Так, что если верить классику обычай целоваться изначально предназначался, чтобы контролировать женщину. Ну а уже потом, довольно скоро превратился в символ любви, собирающий оды поэтов. Как писал пра-пра-прадедушка пикаперов Овидий: «Кому удавалось получить поцелуй, заслуживает потерять и то, что ему дали, — если не добудет остального. Много ли оставалось сделать после поцелуя для исполнения всех своих желаний?»

Вообще с чувственностью женщины в истории дело обстоит непросто. Древние общества, со своим натурализмом (зачастую чрезмерным) чувственность поощряли и даже порой превращали в предмет культа. Скажем в Шумере или Вавилоне, она обрела форму ритуальной проституции, когда женщины «возлежали» с приходившими в храм Богини паломниками, была естественной. В Вавилоне, «возлежание», относилось к почетной обязанности, которую хотя бы раз в жизни обязана была выполнить каждая честная женщина (скорее всего устрашающий образ «Вавилонской блудницы на звере багряном», описанный в Библейском Откровении обязан своему появлению сей традиции).

И это не углубляясь в религии, основой которых выступал культ плодородия – там массовые оргии во время праздников, вообще считались такой же нормой как сегодня поход на дискотеку. Кстати о дискотеках. Одно дело веления Божества и совсем другое, следовать собственным желаниям – прообразы современных ночных клубов, впервые возникли в Римских Помпеях. Патриции собирались на закрытых для плебса виллах, веселились и предавались похоти со всевозможными извращениями. Собственно отчасти за это в остальной части пропитанного суровой мужественностью Рима Помпеи и недолюбливали.

В более диких краях, вопрос тоже не обходился стороной. Например, в североамериканском племени яамео индейцы выбирали себе жен только после многодневной оргии с употреблением алкоголя (ах как это похоже на некоторые современные свадьбы!). К слову американские индейцы практиковали весьма разнообразные игры – позу, в которой женщина занималась сексом стоя, подняв одну ногу, много где в Европе иначе как «индейской» не называли. Бдительные модераторы иллюстрацию скорее всего удалят, но пока так) Всему этому пришел конец с распространением христианства. Духовники выкорчевывали варварские обычаи (вроде каннибализма), а любые отклонения от «миссионерской позы», объявили бесовскими наущениями.

Это, однако, не означает, что до христианства всё было замечательно. Последовательница Фрейда и просто умничка Карен Хорни, занимаясь проблемой женских неврозов, указывала на тему табуирования женщины, повсеместно встречающуюся еще в первобытных обществах мира. Страх перед иррациональной стороной бытия, с которой соприкасается женское естество, выражался в опасениях членов общины за свою жизнь. Например, – писала Хорни, – в племени Арунта существует поверье, что женщине достаточно произнести заклинание над травинкой, и умышляемый ею мужчина заболеет. Или и того хуже – утратит гениталии. Хотя, чего там травинки! Кому из нас не приходилось видеть, растерянность, подозрительно напоминающую отголоски суеверного ужаса в глазах мужчины, всякий раз, когда он забирался на нашу территорию и сталкивался, допустим, с тайнами сумочки?).

Что касается отношения самих девушек, к «запретному» в своей природе, то лучшим резюме, на мой взгляд, служит цитата Симоны де Бовуар: «Поскольку девушка обречена на пассивность и в то же время жаждет власти, она неизбежно приходит к вере в магические чары. Она наделяет ими свое тело, которое с их помощью подчинит себе мужчину, они видятся ей и во всей ее судьбе, которая со временем вознесет ее без всяких усилий с ее стороны».

Однако вернусь к христианству. Женщина предстала в виде «греховного сосуда», за которым каноники присматривали, с энтузиазмом участкового поглядывающего на балкон наркомана. Попытается выкинуть что-нибудь эдакое? Со временем «греховный сосуд» эволюционировал в изящное украшение, под влиянием Культа Прекрасной Дамы (распространявшегося исключительно на аристократок – свои чувства к простолюдинкам любой рыцарь обычно реализовывал, не отходя от коровника у которого застал приглянувшуюся селянку).

В эпоху, когда Церковная власть достигла своего пика, страх перед женской природой привел к распространению такого явления как «право первой ночи» о котором мы много знаем из фильмов и книг. Лишить девушку невинности? А ну как злой дух, привлеченный запахом крови, за что-нибудь да ухватит. Нет – для этого нужен особо отважный мужчина, наделенный Божественным благословением и здоровенным мечом. Тем более, чего уж греха таить, зачастую и сама пейзанка была не против квалифицированной помощи. Впрочем, если жених был уверен в своих силах, он мог откупиться от господина. Или же сбежать с невестой (а то и набить лицо особо наглому сюзерену – подробнее см. «Храброе сердце»). Правом первой ночи обереговые ритуалы не исчерпывались – встречались и более любопытные практики. Такие как перекочевавшие из Ветхого Завета «Тобиасовы ночи». Суть обряда заключалась в том, что в брачную ночь, между парнем и девушкой не должно было быть никаких ласк. Необходимость воздержания объяснялась страхом перед древними демонами. Так же это был отличный способ привыкнуть к спутнику жизни и узнать его получше.

Плотские желания женщины в расчет никто не брал – ее и саму научили их игнорировать, воспринимая как «искушение» (хотя, глядя на выходки некоторых непуганых современных дам, порой начинаешь ловить себя на мысли, что в чем-то понимаешь святых отцов). Но это, что касается традиционно настроенного народа. В прогрессивных кругах ситуация разительно отличалась. Европейские монархи с удовольствием пользовались расположением придворных дам, взамен даря покровительство их мужьям. На фоне неприступности простолюдинок (еще бы – столетия Инквизиции хорошее учебное пособие), дворянки зачастую обладали очень свободной сексуальной моралью. Чезаре Ломброзо описывал, как Екатерина Медичи организовала пир для короля, на котором все самые красивые придворные дамы, обязаны были прислуживать за столом монарху и его приближенным. Полураздетые, с распущенными волосами и всем полагающимся «продолжением банкета».

Замечу так же, что в периоды послабления церковных штудий, Европа впадала в блуд, лихорадочно набирая очки за все годы целомудрия. В основном благодаря дуреющим от долгой аскезы мужчинам. Отсутствие гигиены и как следствие повальные эпидемии сифилиса, только укрепляли образ женщины, как существа опасного. А так как сифилис первое время (первые лет 300) лечили ртутью, по Европе то и дело разносился клич о том, что Бог истребляет грешников за распущенность.

В итоге, темпераментная женщина как литературный образ, слегка потеснивший привычную «ведьму» и «блудницу» родился только в эпоху Ренессанса, сладкоречивых поэтов и сластолюбивых художников. Судьба же деловой женщины это отдельная интересная история.)