Прекрасный рисунок одного из лучших мировых художников, вдохновленный знаменитой и очень красивой русской поэтессой. Он красноречив сам по себе. Был ли он сделан непосредственно с обнаженной Ахматовой, как хочется думать многим, или, как утверджала сама Анна Андреевна: «Рисовал он меня не с натуры, а у себя дома...» (то есть по памяти) — не имеет особого значения. Этот единственный уцелевший рисунок обнаженной Ахматовой в исполнении великого Амадео Модильяни оказался неопровержимым свидетельством одной из самых красивых легенд прошлого столетия. Трудно с ходу рассказать историю, не растерявшись в пыльной полутьме прошедшего, где свалены в кучу домыслы, осколки воспоминаний и предположений. Трудно через сто лет не назвать имена, не вспомнить подробности того, как встретились и расстались две уникальных личности, что этому предшествовало и чем все закончилось. И была ли любовь?

Мне с тобою пьяным весело Смысла нет в твоих рассказах. Осень ранняя развесила Флаги желтые на вязах. Оба мы в страну обманную Забрели и долго каемся, Но зачем улыбкой странною И застывшей улыбаемся? Написано Ахматовой в 1911 году потом, уже в разлуке, по возвращении из Парижа. В ожидании: может быть позовет обратно? Не позвал.

Короткие встречи — короткие воспоминания. И были бы они, не стань просто Моди и просто Анна великими — Модильяни и Ахматовой? Нет, разумеется, в их отношениях не было и не могло быть никакого соперничества. Для людей советского поколения знакомство с Модильяни началось с Ахматовой. Первый раз его работу страна увидела на суперобложке ее знаменитого сборника «Бег времени». Это был рисунок — портрет, который, как выяснилось, висел до самой смерти над ее кроватью. Кто такой его создал? Почему из всех многочисленных и известных художественных изображений для прижизненного полного издания своих сочинений Ахматова выбрала именно легкий набросок?

В мемуарном эссе 1964 года «Амадео Модильяни» тайна рисунка была приоткрыта: стало понятно «почему». Возник глобальный интерес. Да, он был знаком с Ахматовой. Встречались в Париже. В воспоминаниях поэтессы не найти и намека на какую-то интимность встреч. Спокойные прогулки в Люксембургском саду. Тихий дождь, барабанящий по старому черному зонту. Два человека, тесно прижавшись, сидят на бесплатной лавке («я знала его нищим») и читают стихи. Чинные мемуары выглядят почти безлико. О благопристойных воспоминаниях поэтессы откровенней всего высказался Иосиф Бродский: «Ромео и Джульетта» в исполнении царственных особ». Но искусство не обмануть. И в его творчестве, а, тем более, в ее поэтическом становлении слышны и видимы «тени» их любви.

Модильяни рисовал Анну. Из 16 рисунков, подаренных ей, она бережно хранила лишь тот, что висел над кроватью. Пристойный. Ахматова говорила, что рисунки сгорели в царскосельском доме. Видимо вместе с письмами Моди. Осенью 1993 года на Венецианской биеннале современного искусства впервые состоялась выставка работ Модильяни из коллекции друга и первого собирателя произведений Александра Поля. Вдруг 12 рисунков были узнаны как изображения Ахматовой. Понятно, почему уже статусный классик, так трогательно скрыла свои истинные отношения с художником. Свидетельство чувств молодых людей — прекрасные рисунки — ню.

Анна Горенко приехала в Париж летом 1910 года, в свадебное путешествие с мужем Николаем Гумилевым. Амадео Модильяни жил в Париже четыре года: непонятый, непризнанный, неприкаянный, в полунищенском существовании. Не зря французы прозвали его Моди (maudit – проклятый). Встреча произошла, скорее всего, в знаменитой «Ротонде», что и по сей день красуется под этой вывеской на Монпарнасе, увенчанная былой славой и новой дороговизной. Тогда же место славилось арт-сбором всего богемного мира и недорогими ценами. Модильяни со своим неизменным блокнотом был среди завсегдатаев кафе. Он пристально вглядывался в лица и рисовал. В искусстве его не интересовало ничего, кроме человека.

Она много лет позже рассказывала об этой встрече, наполняя каждый раз новым содержанием. Сама творила миф, как вспоминали слушатели. Заметила его сразу, по пристальному взгляду... и подошла первая. Заговорили. Вмешался Гумилев и предложил, по-русски, уйти из этого «сарая», чем вызвал у ничего не понявшего Моди раздражение. Гумилев словно почувствовал соперника: увидел в этой встрече знак судьбы. Не зря позднее он плохо отзывался о Модильяни. Кто-то даже рассказывал об открытой ссоре, произошедшей между двумя мужчинами. Но Анна еще раз пришла в «Ротонду» одна. А всего в 1910 было несколько мимолетных встреч. Моди писал ей «всю зиму» безумные письма, из которых она «запомнила несколько фраз». Верится с трудом. Год летел. Она грустила, мечтала, писала (теперь самые знаменитые) стихи о любви, в которых «легким облачком» поселился он, буквально ставший ее «музой»: В пушистой муфте руки холодели. Мне стало страшно, стало как-то смутно. О, как вернуть вас, быстрые недели Его любви, воздушной и минутной... Все, кто общался с Ахматовой в то время, отмечали ее загадочно-печальный вид, а первые напечатанные стихи связывали с именем Гумилева. О, как они ошибались! Гумилев вернулся из поездки в Африку. Она вскоре уехала в Париж. Одна. К своему Амадео.

Париж таял и сиял восходящим солнцем. Мужчина и женщина, два художника кисти и слова, чувствовали невероятную магическую силу притягательности друг к другу. Царственная красота юной поэтессы приводила в восторг его утонченный вкус. Тогда и появились ню, не оставившие тени сомнения в характере их отношений. Это, конечно, рисунки влюбленного, в каждой линии которых видно, какой все-таки прекрасной была эта женщина. Позже, найденные «боттичеллевские» линии будут «путешествовать» по всем его живописным ню. Но он уже был другой: «...я сама заметила в нем большую перемену, когда мы встретились в 1911 году. Он весь как-то потемнел и осунулся». Между тем, это были два счастливых месяца: пережили они знакомое многим хмельное, безудержное веселье безумного парижского праздника. Иногда у него появлялись деньги, и тогда он был особенно щедр на «праздник»: дальние прогулки-поездки в Булонский лес и парк Бют-Шамон, кафе... Бродить по ночному Парижу — его любимое занятие. «Модильяни любил ночами бродить по Парижу, и часто, заслышав его шаги в сонной тишине улицы, я подходила к окну и сквозь жалюзи следила за его тенью, медлившей под моими окнами». Ахматова в 1964 году оборвала фразу. Не могла проговориться всему миру, что не всегда он просто проходил мимо ее окон. Еще раньше проговорилась муза. Знаю: гадая, не мне обрывать Нежный цветок маргаритку, Должен на этой земле испытать Каждый любовную пытку. Жгу от зари на окошке свечу И ни о ком не тоскую, Но не хочу, не хочу, не хочу Знать, как целуют другую. Однако, пора было вернуться в Россию. Она жила ожиданием писем, спрятавшись в глуши деревни, но их больше не было. Под напором «глубоко пережитого чувства» у Ахматовой рождались строки, которые нынче — бесценное сокровище русской любовной лирики. Через пару лет издан самый знаменитый сборник стихов — «Четки» — словно загадочный «памятник» ушедшей любви, весь пронизанный Парижем и воспоминаниями о Модильяни. Но имя названо не было. И кому только потом не приписывали посвящение поэтессы!

Жизнь Амадео заполнили другие женщины. А еще он все больше погружался в алкогольный угар. И ни одна женщина не могла ему помочь. Они любили его таким, каким он был: нежным и ласковым, когда был трезв; буйным и жестоким в пьяном угаре. Но долго рядом с ним никто не выдерживал. Потому что кроме алкогольной зависимости, у него была другая и самая главная для него – творческая. Модильяни был художником от Бога. Слава уже «наступала ему на пятки».

Появились покровители и меценаты. В 1917 году состоялось открытие выставки. Да. Она была скандальной, так как его живописные ню для того времени казались радикальными изображениями. И дело не в обнажении, а в том эротизме, которым они пылали, глядя прямо в глаза зрителям. Выставку запретили, но за картинами Модильяни начинали охотиться коллекционеры. К 1920-му году за портрет, принадлежащий кисти Амадео, давали 400-600 франков – огромные по тем временам деньги. Однако, смерть опять опередила славу. В январе 1920-го туберкулез, алкоголь и наркотики, окончательно подточили его силы. В день смерти другу Модильяни Збровскому предложили 400 тысяч франков — за собрание из 50 полотен художника. Анна Ахматова узнала о его славе и смерти случайно через несколько лет.