Предыдущая серия - здесь.

http://www.spletnik.ru/blogs/govoryat_chto/157060_pod-znakom-n-marshal-ney-ch-12-vaterloo-gibel-i-bessmertie

Что же произойдет с Неем и Наполеоном после Ватерлоо?

Они больше не увидятся. Однако Нею, увы, выпадет жребий еще раз сыграть в судьбе Наполеона очень важную роль.

Итак, Наполеон поехал в Париж, где его первым встретил Коленкур. Об этом я писала в самом конце прошлой главы. Еще раз повторю "резюме" Наполеона после Ватерлоо: "Армия творила чудеса. Затем их охватила паника. И все пропало. Ней вел себя как сумасшедший, он подвёл под убой всю мою кавалерию... Мне нужно два часа отдыха, чтобы быть способным думать о делах. Я задыхаюсь. Ванну. Скорее ванну!"

Но ванна ванной, а надо же что-то делать.

Союзники (англичане и пруссаки) продвигались к Парижу, известие о поражении Наполеона уже летело и в Вену.

Надо было определиться и немедленно: бороться за власть дальше или отступить.

У первого варианта было довольно много сторонников. Начать надо с того, что даже братья Наполеона - Жозеф и Люсьен, предлагавшие ему еще до выступления в Бельгию отречься от престола в пользу сына и представить себя как бы защитником не своих прав, но прав законной династии Бонапартов - теперь были за то, чтобы не отрекаться.

Недолгое правление Бурбонов произвело столь негативное впечатление на многих представителей элиты (крупная буржуазия, администраторы, военные), что даже проигравший Наполеон казался им лучшим выходом, чем возвращение Бурбонов, да уже откровенно на штыках англичан. Все были не глупые люди, они уже поняли, как "старорежимники" относятся к тем, кто "поднялся" на революционной волне с низов, а то, что Веллингтон - не русский царь Александр и сильного великодушия от него ждать не стоит тоже было ясно.

Наконец, у Наполеона была наготове довольно значительная армейская группировка под командованием Даву.

Более того - в Париже постоянно проходили митинги в пользу Наполеона.

Толпа приветствует Наполеона, гуляющего в парке Елисейского дворца...

Однако были и сложности. Наполеон во время Ста дней дал Франции новую Конституцию, в которой существенно расширил роль парламента - верхней и нижней палаты (ну, что делать - нужны были уступки республиканцам для поддержки его возвращения).

И вот палаты... бунтовали. Там всем стало ясно, что для борьбы с союзниками и Бурбонами у Наполеона нет другого выхода, кроме как обращение к диктатуре. А значит парламент будет "помножен на "ноль". А это парламентариев не устраивало.

Кроме того - в слоях французской элиты (в том числе силовой) было много противников Наполеона и они, прикусившие язык на период Ста дней - не сидели сложа руки.

Особую активность проявил Жозеф Фуше.

О, это была интереснейшая личность...

Наполеон мало кому отдавал должное, у него все были "пигмеями, из которых я сделал гигантов". Но про Фуше он так не мог сказать. Фуше был человеком, который сделал себя задолго до встречи с Бонапартом - он был членом конвента в начале 1790-го года, где голосовал за казнь Людовика XVI (запомним этот факт!), затем он был якобинцем и сторонником Робеспьера, затем он стал противником Робеспьера (когда тот был у власти - а это говорит о решительности Фуше, не каждый бы в разгар террора пошел против Робеспьера... собственно, его и спасло лишь падение якобинцев), затем при Директории он стал министром полиции... И уже занимая этот пост он впервые встретился с Наполеоном. И министром полиции он будет практически весь период наполеоновского правления (сначала - консулата, а затем - империи). И даже когда Наполеон удалит Фуше из министерства полиции (это случится в 1802 году, после неудачного покушения на Наполеона, которое Фуше не сумеет предотвратить заранее) -  он не утратит милости Бонапарта. Более того, скоро станет ясно, что преемники Фуше - не способны его заменить, и в 1804 году Фуше вернут его портфель министра полиции.

Фуше был самостоятельной фигурой, как и Талейран. Они оба, ненавидя друг-друга, придут к 1809-му году к единому мнению (но с разных сторон): Наполеон, затеявший в 1807 году авантюру с завоеванием Португалии, а в 1808 году - еще большую авантюру с захватом власти в Испании - "зарвался" и утратил связь с реальностью. Как следствие - и Талейран, и Фуше начнут работать против Наполеона. Наполеон - чай, не дурак - это почувствует и, разгромив в 1809 году Австрию, даст обоим по шапке: и Талейран, и Фуше потеряют свои должности (Талейран был министром иностранных дел).

Еще до отстранения "отца Жозефа" от министерства полиции - Наполеон создаст ему в противовес "министерство тайной полиции" под руководством генерала Савари (он, кстати, был другом Нея и свидетелем у него на свадьбе). Савари приглядывал за Фуше и собирал на него компромат.

Генерал Савари. Тоже крайне интересная и противоречивая личность. Министр тайной полиции, который пользовался репутацией "человека чести"... и главный исполнитель операции по похищению герцога Энгийенского...

После отстранения Фуше - Савари начал расследование и выяснил, что Фуше, покидая пост, уничтожил или спрятал огромное количество документов о своей деятельности. В итоге Фуше даже сбежит из Франции на время. Но так как кроме исчезновения бумаг ему предъявить было особо нечего, а Наполеон явно признавал таланты Фуше , вскоре его простят и даже дадут пост посла в Неаполе  - приглядывать за Мюратом и Каролиной. И - ясно и ежу - что когда под императором зашатался трон - именно Фуше быстрее даже Мюрата и Каролины стал сторонником Бурбонов... Как пелось в одной песенке: "Усатого противник поражает - а я всегда за тех, кто побеждает". Словом, Фуше пригнал в Париж к Бурбонам и обнаружил... что он явился к шапочному разбору: никаких заслуг перед Бурбонами (в отличие от того же Талейрана, который буквально за ручку привел Александра I и союзников к идее их возвращения) у него нет, да и голосования за смерть Людовика XVI ему не забыли. И хотя был принят акт "о забвении" (т.е. новое правительство обязывалось не преследовать тех, кто вотировал казнь короля) - ловить при Бурбонах Фуше особо было нечего.

Поэтому Фуше, который не выносил бездействия и незначительности, самым естественным образом снова примкнул к Наполеону во время Ста дней. А Наполеон назначил его министром полиции в третий раз.

Фуше, что называется, не клал яйца в одну корзину и, видя, что ситуация у Наполеона даже после возвращения в Париж на волне всенародной поддержки вовсе не сахарная - тут же начал тайные переговоры с Людовиком XVIII и Меттернихом. Мол, сижу тут, при должности, снова дергаю за веревочки, если что - можем договориться.

После поражения при Ватерлоо Фуше понял: вот он - его час.

Если в 1814-м году все решал старый "друг" Фуше - Талейран, то в 1815-м году Талейран из Парижа уехал вместе с Людовиком и "все" мог решить именно Фуше.

И Фуше понял, что ставку надо делать не на Наполеона (тем более, что Наполеон прекрасно знал "ху из мистер Фуше" и - удержи он власть - точно стал бы опираться только на 100% лояльных... а про то, какой "лояльный" Фуше - Наполеону рассказывать было не надо).

Так что именно Фуше разворачивает бурную деятельность по науськиванию Парламента...

А Наполеон... Знаете, его (судя по воспоминаниям) было не узнать: ни энергии, ни решимости...

Дело в руки берут Люсьен Бонапарт, Коленкур, Карно, Сийес и маршал Даву.

Сийес отправляется к парламентариям: «Император проиграл сражение. Давайте поможем ему прогнать врага из Франции, поскольку эта задача по плечу только ему. Если и после этого он (Наполеон) захочет стать диктатором, мы сможем убрать его. Но сегодня мы должны подставить ему свое плечо». 

Тем временем, Наполеон поднимает голову (это была чуть ли не единственный всплеск его былой энергии), созывает совет министров и излагает им новый план кампании против неприятеля. Фуше, присутствовавший при этом, был впечатлён:  «Это черт, но не человек. Он меня сегодня напугал: когда я слушал его, мне казалось, что он все начнет сызнова. К счастью, сызнова не начинают!». 

Карно и Даву предлагают мобилизовать Национальную гвардию, временно прекратить заседания палат Парламента до более благоприятных обстоятельств, выступают за наделение императора диктаторскими полномочиями.

Но Наполеон медлил, а Фуше - нет.

Именно он донес до парламентариев информацию о планах Люсьена, Даву и Карно передать Наполеону полномочия диктатора...

21 июня 1815 года взбудораженные члены обеих палат собрались на заседание.

Зал Палаты Пэров - верхняя палата Парламента.

Перед ними выступил маркиз де Лафайет - тот самый: герой Войны за независимость США, герой Французской революции, убежденный сторонник конституционной монархии, последовательный оппозиционер имперского режима.

 Так он выглядел за 20 лет до... Герой Революции.

А так - примерно в описываемый период (1810-е годы).

Вот что он сказал: 
«Господа, если после стольких лет здесь вновь звучит мой голос, который, я полагаю, здесь узнают все старые друзья свободы, то это лишь потому, что я считаю своим долгом привлечь ваше внимание к опасности, угрожающей нашей стране, спасти которую можете только вы. Ходили зловещие слухи, и теперь они, к несчастью, подтверждаются. Настало время сплотиться вокруг старого трехцветного знамени, знамени 89-го года, свободы, равенства и общественного порядка. Только это правое дело мы должны защищать как от внешних претензий, так и от внутренней угрозы. Господа, может ли ветеран этого святого дела, который никогда не был вовлечен ни в какие фракции, предложить некоторые предварительные решения, необходимость которых, надеюсь, вы сами увидите?»

В итоге была принята резолюция:

«Палата представителей заявляет, что независимость страны под угрозой. Палата представителей объявляет себя нераспускаемой. Любую попытку распустить ее - считать государственной изменой. Кто бы ни предпринял такую попытку, он будет объявлен предателем родины и осужден как таковой». 

Теперь Наполеон не мог больше закрыть парламент - это было возможно лишь посредством грубого военного вмешательства... а военное вмешательство означало гражданскую войну.

Наполеон сидел в Елисейском дворце и ждал развязки - ему доносили о каждом выступлении.

Лазар Карно попытался воодушевить парламентариев на войну. Он начал зачитывать перед Палатой пэров отчет Даву (сам Даву выступал в это время с отчетом в Палате представителей) о больших потерях противника, состоянии французских ресурсов, наличии более 50 000 человек под командованием самого Даву и Сульта...

И в этот момент на трибуне Палаты появляется пэр Франции Мишель Ней, герцог Эльхингенский, князь Москворецкий.

...Он приехал в Париж 19 июня 1815 года и провел 3 дня, безвылазно сидя в своем особняке на улице Лилль, где почти никого не принимал - за исключением нескольких близких друзей и того же Фуше.

Ней очень тяжело переживал поражение. Ватерлоо было шансом для него всё исправить, покончив одним ударом с тяжелыми воспоминаниями о его роли в первом отречении Наполеона, с упреками в его заискивании перед Бурбонами, с его неоднозначным переходом к Наполеону в Лон-ле-Сонье и с недоверчивым отношением Наполеона к Нею во время Ста дней...

Всё рухнуло. Ему уже стали известны попытки Наполеона сделать его одним из козлов отпущения.

Именно в этот момент перед Неем предстал Фуше и убедил его, что он, очевидец и участник сражения при Ватерлоо, должен выступить в Парламенте - в Палате пэров, чтобы предотвратить будущую войну. Отечество в опасности, маршал, вы должны его спасти!

Именно поэтому Ней, державшийся в тени и зализывавший раны в одиночестве, 22 июня 1813 года все-таки появился в Палате пэров и прервал Карно.

«Новости, которые огласил министр внутренних дел – это ложь, каждое слово – ложь. Враг одержал победу на всех пунктах. С того времени, как я был под командованием императора, я видел лишь сплошной хаос. И после тех гибельных дней – шестнадцатого и восемнадцатого, - они смеют говорить нам, что воесмнадцатого враг повержен... Я говорю вам, господа, что это – ложь! Маршал Груши имеет не больше 25 тысяч человек, и когда нам говорят, что прусская армия разбита – это не верно. Большая часть прусской армии не была в действии. Через шесть или семь дней враг будет в сердце столицы, и нет никакого другого средства спасти страну, кроме как немедленно начать переговоры».

Знаете, что удивительно? Он поступил правильно. Он. Опять. Поступил. Правильно. Речь Нея произвела огромное впечатление на слушателей и в общем-то побудила принять решение о начале переговоров с союзниками, а не о продолжении войны...

Но как и в Лон-ле-Сонье Ней, сделав правильно для Франции, для себя сделал плохо.

Во-первых, отказ от военного сопротивления - это практически 100% возвращение Бурбонов (так и будет), а значит сам Ней, нарушивший присягу Людовику, подвергает себя риску расправы (так и будет).

Не даром свое выступление Ней закончил так: «Я выступил в интересах страны, господа. Это, конечно, не дает мне никакого преимущества. Я прекрасно знаю, что если Людовик возвратится, я буду расстрелян».

Во-вторых, это была другая эпоха, в которой призыв не плодить новые горы трупов многими воспринимается скорее как трусость и "третье предательство Нея", а не как политическая дальновидность.

И мне надо признать, Ней был далеко не дальновиден в плане политическом... Так чем же он руководствовался? Я не знаю. То, что им грубо манипулировали - это факт. Ах, если бы Наполеон проявил дальновидность и вместо того, чтобы объявлять влиятельного военачальника "виновником" своего собственного поражения - призвал бы его к себе... Глядишь, дело обернулось совсем по-другому.

Да, можно привести в пример Даву - он был за Наполеона до конца. Но Даву не испытывал того, что испытал Ней: он участвовал в битве - которой не было равной, искал в ней смерти, под ним пало 5 лошадей, но он уцелел, чтобы узнать, что он, оказывается, во всем и виноват... Знаете, Даву тоже падал духом - во время отступления из России. И,  простите, тогда пред Даву была лишь вражеская армия и чужая страна, в которой он мог не церемониться. А перед Неем весь 1815-й год была ЕГО страна, его армия, его сограждане... и человек, который сумел вызвать в Нее все возможные чувства: от восхищения, до презрения и ненависти (это я про Наполеона). Не дай бог никому таких испытаний в жизни, которые были у маршала Нея в 1815 году.

В среде военных Нея не осудил тогда только ленивый. Генерал де Лобердьер в своем письме Даву написал: «Его немыслимое заявление принесло больше вреда, чем проигранное сражение. После его речи многие молодые люди дезертировали, дух Национальной гвардии подорван».

Тем временем в Палате представителей появился Люсьен Бонапарт. Он попытался призвать парламентариев встать на сторону его брата: "Атаке подвергся не Наполеон, а весь французский народ.

У Люсьенна, кстати, с Наполеоном были жесткие противоречия всю жизнь. Например, Люсьенн отказывался разводиться с женщиной, которую его старший брат считал "не подходящей" ему женой. Дошло до того - что Люсьенн тупо выехал в США на "пээмжэ" (правда был захвачен англичанами и оказался в плену). Однако, когда в критический момент именно Люсьенн встал рядом с Наполеоном и бился за него до последнего. Школа мамы Летиции.

На это вновь выступил Лафайет:"Вы обвиняете нас в том, что мы не исполняем свой долг чести в отношении Наполеона. Разве вы забыли, что мы для него сделали? Вы забыли, что кости наших детей и братьев повсюду свидетельствуют о нашей преданности? За десять лет три миллиона французов сложили головы за человека, который снова желает сражаться с Европой. Мы достаточно для него сделали. Наш долг теперь – спасать страну".

Депутаты заявили Люсьену, чтобы он возвратился к своему брату и передал ему, что для спасения Франции Наполеон должен отречься от престола. Других условий быть не может. 

В итоге 22 июня 1815 года - Наполеон отречется от престола в пользу своего сына Наполеона Франсуа Жозефа Шарля Бонапарта. Однако Парламент примет резолюцию о низложении династии Бонапартов, и юный "орленок" (который уже больше года находился "под крылом" своего дедушки императора Франца в Вене) был императором Наполеоном II всего пару часов. 

Новость об отречении вызвала горячие протесты в Париже - всю ночь с 22 на 23 июня 1815 года в нем происходили манифестации... а так же стычки с роялистами.

Но все это не имело уже никакого значения.

Наполеон уехал в Мальмезон, во дворец, который он когда-то подарил своей Жозефине - с ним почти никого не осталось. Верный Арман де Коленкур был в Париже, где вошел в состав Временного правительства... Его главной поддержкой в те дни была Гортензия Богарне (точнее - Гортензия Бонапарт): почти силком выданная Наполеоном замуж за его брата Луи, в браке с которым Гортензия не нашла счастья, ненавидимая родней своего отчима - Гортензия, как ни странно, оказалась рядом с ним в тяжелую минуту и попыталась как-то поддержать павшего императора...

Наполеон и Гортензия в Мальмезоне в 1815 году...

Ну, да оставим Наполеона. О том, что с ним было потом, я как-нибудь напишу потом (обещаю!), а мы вернемся к Нею, сыгравшему в последний день правления Наполеона значительную роль - и разошедшемуся с ним уже навсегда.

Карикатура на Наполеона - "Цезарь 1815 года: пришел, увидел, проиграл".

После отречения вновь образованное Временное правительство судорожно пыталось собрать силы, чтобы, даже готовясь к капитуляции, иметь какие-то точки опоры для переговоров. Был принят следующий план: Даву собирает силы и готовится - в случае, если союзники не примут капитуляцию Парижа на достойных условиях - уйти за Луару и продолжить сопротивление.

Надо сказать, что если кому-то и принадлежит заслуга в том, что вторая реставрация Бурбонов произошла без гражданской войны - то это именно Даву.

Железный человек 200 лет назад.

Его решимость в те дни - опрокинули даже интриги Фуше.

Он готовился к обороне Парижа, он приводил в порядок войска - словом, он делал то, что называется "занимать сильную позицию".

В итоге, подошедшие к Парижу 1 июля 1815 года союзники (первые пришли пруссаки во главе с Блюхером, потом подтянулся и Веллингтон) поняли, что свою "непреклонную волю" им продиктовать не удастся - придется вступать в переговоры.

Итогом этих переговоров была подписанная 3 июля 1815 года Конвенция из 18 пунктов, которую со стороны Временного правительства Франции подписал именно Даву.

В этой конвенции особого внимания надо уделить п. 12, на принятии которого особенно настаивал Даву:

"12. Люди и индивидуальная собственность будут уважаться. Жители и вообще все индивидумы, находящиеся в городе, продолжат пользоваться своими правами и свободами, не будучи преследуемы за их должности, которые занимают или занимали, или за их поведение и политические убеждения".

В чем смысл этого пункта? Он очевиден: отказ от политических репрессий в адрес тех, кто перешел к Наполеону... Этот пункт спасал даже маршала Нея.

И союзники - повторю - подписались под этим пунктом. Для большей гарантии в Конвенцию была вставлена статья 15-я, гласившая:

"Если неожиданно появятся затруднения в выполнении некоторых из статей настоящей Конвенции, их интерпретировать в пользу французской армии и города Парижа".

Однако не все было так просто...

После 22 июня 1915 года, когда Ней выступил в Палате пэров, Временное правительство не дало ему абсолютно никакого поста при подготовке обороны (хотя даже Груши получил назначение).

Лишь 30 июня 1815 года его пригласили на неофициальное заседание, где обсуждалась возможность дать бой под стенами Парижа.

Когда 1 июля 1815 года начались переговоры с союзниками - его уже не приглашали ни на один совет.

Однако в те дни Ней присутствовал на всех заседаниях Палаты пэров (он ведь был пэром - дважды: милостью Людовика XVIII и милостью Наполеона). Однако не с целью выступать на трибуне - но с целью показать, что он готов ответить на все обвинения в свой адрес. Надо сказать, вид у него был такой - что никто не рисковал его в чем-то упрекать.

На одном заседании палата пэров решила, что она будет содействовать оказанию помощи раненым при Ватерлоо. Маршал тотчас поспешил внести свою лепту: он опустошил свой кошелек со словами: «Это, без сомнения, очень мало для такого количества несчастных, но мы все разорены».

В эти же дни Ней встретился и с Идой Сент-Эльм.

...ох уж эта Ида!

Вот что она напишет в мемуарах:

"Победа была в наших руках, Наши солдаты никогда не дрались с таким воодушевлением. И потерпеть поражение с такими людьми", - мрачно закончил он.

Ида, по ее словам, старалась утешить, взбодрить его. Но после часового разговора маршал стал еще более мрачным.

Он взял с нее обещание остаться в Париже и спокойно ждать совершения событий. "– А если наступит опасность, – прибавил он, – я рассчитываю на ваше обещание, моя милая. Вы решительны, и я чувствую, что получить от вас доказательство дружбы, в великую минуту, будет для меня большим утешением.

- Боже мой! – воскликнула я, – разве вам есть чего бояться?

– Не более не менее, чем другим, если политика потребует жертвы.

– Но к чему идти против нее? Уезжайте!

– Не теперь, но быть может, скоро я уеду. И уеду потому, чтобы избегнуть ужаса видеть, как иностранцы попирают ногами родную почву.

–Нам нужно расстаться!

– Прощайте, Ида! – прошептал он.

Я удерживала его, прижимая к сердцу его руки. Я не смела плакать; я задыхалась. Он пожалел мои страдания.

– Прощай, Ида! – повторил он и удалился. То в последний раз я должна была слышать его обожаемый голос".

Тут надо сказать, что друзья Нея, даже не согласные с его действиями в адрес Наполеона (например - Савари) начали советовать ему уехать. Хотя бы временно скрыться пока "все не прояснится".

И Ней под нажимом близких начал свои сборы. Маршал Даву, тогда еще военный министр и главнокомандующий французской армией, выписал Нею неограниченный отпуск, а также документ на имя майора 3-го гусарского полка Рейса. Помимо Даву, министр полиции  Фуше выписал Нею два паспорта, один из которых был выписан на имя Мишеля-Теодора Нейбурга, купца, путешествующего со своим секретарем Тальма и слугами. 

Его план был - отправиться в Новый Орлеан. Об этом следует из рекомендательных писем его друга, господина де Понтальба, найденные в его портфеле во время ареста. Понтальб просит господина Мариньи взять с собой маршала Нея: «Когда ты его узнаешь, - пишет он, - то увидишь, что это – самый скромный и самый простой человек. Если он заметит, что вызывает у тебя какие-либо затруднения или расходы, относящиеся на его счет, он оставит тебя и переедет в гостиницу…».

В другом письме своему племяннику, господину де Сен-Авиду: «Всегда простой и непритязательный в том положении, в котором оказался, он желает жить уединенно, не привлекая внимания…».

Однако союзники уже практически подошли к Парижу, а Ней все не уезжал и не уезжал... Его жена сходила с ума и уже чуть ли не на коленях умоляла его уехать.

На это Ней ответил с мрачной иронией: "Мадам, можно подумать, вы хотите поскорее от меня избавиться!"

Почему он медлил? У меня есть свое объяснение... Мне кажется, он устал метаться. И не только избегал того момента, когда "все прояснится", а ждал его.

Однако 6 июля 1815 года, когда англичане уже разбивали лагерь в Булонском лесу, он все-таки выезжает из Парижа по направлению к Леону. Но в Леоне ему становится известно, что морские порты закрыты. План - покинуть Францию и уехать в Америку - надо менять...

Тем временем Людовик XVIII вернулся в Париж.

...опять на трон своих предков.

И, казалось, и он намерен соблюдать Конвенцию. Тому был яркий пример: когда фельдмаршал Блюхер поднял вопрос о разрушении Йенского моста, одно название которого напоминало ему о поражении 1806 года - Людовик XVIII возмутился и заявил, что прикажет привезти и оставить себя на мосту, когда его начнут взрывать - а так же приказал Талейрану напомнить Блюхеру  об статье Конвенции, в которой гарантировалось неприкосновенность общественной и частной собственности.

Йенский мост в итоге переименовали в мост Военной школы.

Но главное - все видели, что Людовик XVIII хоть и не подписывал Конвенцию 3 июля 1815 года, но требует ее соблюдения и будет соблюдать сам...

Однако это было не так.
И Людовик, и союзники решили использовать Конвенцию только тогда, когда им это было удобно.

Веллингтон в письмах английскому правительству сообщал о необходимости  "арестовать и осудить главных виновников".

Веллингтон не был великодушным победителем... И в дальнейшем мы к этому еще вернемся.

Александр I писал Людовику XVIII: "Сейчас не время для милосердия".

Словом, короля подталкивали к разворачиванию репрессий. И король не особо этому сопротивлялся.

А в стране разворачивался "белый террор". Испугавшиеся до смерти роялисты были полны решимости раз и навсегда задавить всю эту "наполеоновскую" заразу.

Жертвой расправ становились люди, не скрывавшие своих бонапартистских взглядов - их тупо убивали без суда и следствия под надуманным предлогом.

Был такой маршал Брюнн.

Он был революционным генералом и хоть и получил в 1805 году маршальский жезл - но от своих республиканских взглядов не особо отказывался. В итоге в 1807 году Наполеон отправил его в отставку и Брюн жил в полу-опальном положении до возвращения Бурбонов, которые его приняли на службу. Брюнн поддержал Наполеона после его возвращения (к которому не имел никакого отношения) - но практически не участвовал в военных и политических делах. После отречения Наполеона Брюнн направился в Париж, чтобы держать ответ перед королем за свои действия и 5 августа 1815  проезжал Авиньон... Его узнали. Сначала собралась небольшая группа роялистов, которые оскорбляли маршала, сидевшего в карете. Брюнн старался не обращать внимания. Однако толпа становилась все больше... Кто-то крикнул, что Брюнн состоял в военном эскорте, охранявшем высокопоставленных роялистов в сентябре 1792 года и был вдохновителем убийства принцессы де Ламбаль... В итоге Брюнна вытащили из кареты и буквально растерзали, а тело выкинули в реку Рону. Говорят, перед смертью Брюнн воскликнул:  "Господи! Пережить сотню битв и так помирать…" 

Словом, толпа жаждала крови.

Король приказал составить проскрипционные списки, в которые должны входить наиболее виновные в возвращении Наполеона с острова Эльбы. Проскрипциями в Древнем Риме называли списки тех, кого ставили "вне закона"... В России в отношении таких людей употребляли слово "оглашенные" ("орешь как оглашенный" - то есть как человек, лишенный всех прав гражданского состояния).

Догадайтесь, кому поручили составить эти списки? Ну, да. Фуше.

В итоге 24 июля 1815 г. после длительной борьбы разных партий и интриг - был опубликован документ, состоявший из нескольких статей.

1 статья оповещала о лишении звания пэра в том числе герцога Данционгского (Лефевра), графа де Латур-Мобур, герцога Эльхингенский (это Ней), герцога Альбуферского (это Сюше), герцога Конеглиано (Монсея), герцога Тревизского (Мортье ), графа де Сегюр... Я называю более-менее известных. 

Однако при этом всем этим лицам давали право оправдаться в своих действиях  - но для этого следовало явиться для дачи ответа.

2 статья говорила вот о чем: «генералы и офицеры, предавшие короля до 23 марта, или те, кто ополчился против Франции и правительства с оружием в руках, те, кто насильственно захватил власть – будут арестованы и представлены перед военными советами…».

И далее перечислялись имена тех, кто, по мнению короля, его окружения и союзников был виновен в том, что Наполеон сумел захватить власть.

И первым номером шел... Ней.

Так же были названы Лабедуайер, братья Лаллеман, Друэ д’Эрлон, Лефевр-Денуэтт, Амеиль, Брайер, Жилль, Мутон-Дюверне, Груши, Клозель, Лаборд, Дебель, Бертран, Друо, Камброн, Лавалет, Ровиго.

3 статья называла лиц, которые должны были удалиться из Парижа в места, которые им должен был указать министр полиции (все тот же Фуше). Этими лицами были: Сульт (наш старый друг), Аликс, Эксельманс, Бассано, Марбо (впоследствии - автор знаменитых мемуаров), Феликс Лепеллетье, Булай, Мейе, Фрессине, Тибодо, Карно, Вандам, Ламарк и многие другие.

По настоянию представителей Александра I из этих списков вычеркнули Армана де Коленкура. А по настоянию Талейрана - де Флао (того самого - любовника Полины и Каролины Бонапарт, возлюбленного Гортензии Богарне... и внебрачного сына самого Талейрана).

Эти списки были утверждены Парламентом. Впоследствии те, кто голосовал за утверждение этих списков обычно говорили и писали "да, я проголосовал, но я был против". Настолько позорной страницей в истории Франции было все то, что происходило в то время...

Однако были и те, кто не испугались ни белого террора, ни армии союзников - и выступили с жестким осуждением политики расправы.

И первым из них был железный Даву. Он написал бывшему маршалу Наполеона (а ныне военному министру и маршалу Людовику XVIII) длинное письмо, в котором заступится за людей, преследуемых несправедливо и подло, и просил, чтобы все проскрипционные меры короля против военных, служивших Наполеону во время «Ста дней», были обращены исключительно против него: «Это единственная милость, которую я требую мне оказать в интересах короля и отечества!" Так же Даву в этом письме сложил с себя командование Луарского армией.

Людовик XVIII прочитал это письмо, но ничего не отменил. Он принял отставку маршала и заменил его маршалом Макдональдом, который, кстати, хоть и уехал в марте 1815 года с Людовиком - но так же был против проскрипций и предпринял много усилий, чтобы спасти тех, кто был в них упомянут.

...А Ней тем временем в Лионе. Он узнает о закрытии портов и едет в Сент-Альбан – курорт с минеральными водами в департаменте Луара.

Там, как следует из его бумаг, он вообще обдумывает планы возвратиться в свое имение Кудро, где у него полно дел: надо установить сарай для дров, посадить ивы, установить гидравлическую машину... 

Он переписывался с женой, которая сообщит ему о проскрипциях и попросит ехать к своим родственникам - в замок Бессонье...

Замок Бессонье до сих пор цел.

...существует какая-то странная легенда, что Ней выдала арабская сабля, которую когда-то он получил в подарок от Наполеона на свою свадьбу. Якобы маршал, скрывавшийся в замке Бессонье - оставил ее в гостиной, где ее увидел кто-то из случайных посетителей и понял, что "такая могла принадлежать либо Мюрату, либо Нею". Но по-моему, это глупость.

Все было гораздо проще: он просто не прятался. Поэтому скрыть даже от слуг замка, что приехавший ночью в сопровождении нескольких слуг и секретаря важный господин в штатском - это сам маршал Ней было просто невозможно. И вскоре вся округа знала, кто гостит в замке Бессонье...

3 августа 1815 во двор замка въедет отряд жандармов во главе с капитаном.

Ней даже не пытался скрыться. Увидев прибывших, он открыл окно и крикнул, как ему показалось, начальнику отряда: 
- Что вы хотите? 
- Мы ищем маршала Нея, - послышалось в ответ. 
- Зачем он вам? 
- Арестовать его. 
- Хорошо! Поднимайтесь, я вам его сейчас покажу. 

Когда они поднялись - он вышел к ним на встречу и сказал:

- Я – маршал Мишель Ней.

И был тут же арестован.

Продолжение - скоро!