Под впечатлением от первых поездок в деревенский дом родственников мужа этим летом, начала писать пост еще в конце июня, потом туда-сюда, и как-то он у меня застыл. А на днях прочла «Загородную жизнь» и подумала, что надо все-таки его дописать – ведь уже конец сентября и осень. 

От Москвы ехать почти 130 км. Нашу деревню просто так сложно найти. На дороге нет указателя. Главная дорога заканчивается СНТ (садовое некоммерческое товарищество – обычные дачи, проще говоря) и конечной остановкой автобуса. От остановки до нашей деревни пешком еще минут 20-30 через лес и поле, или на машине по бездорожью.  Курсирующий от ближайшей автостанции до этой конечной остановки автобус такой старый и пыльный, что, увидев его первый раз, мне показалось, что это стоит автобус-призрак. Мы как раз ехали поздно ночью из Москвы: было темно, только прошел дождь, по дороге нам не встретилась ни одна живая душа (не считая выбегающих в свете фар на дорогу лис, зайцев и кошек). И тут сбоку показался этот автобус, весь грязный, с серыми окнами, с освещенным, но абсолютно пустым салоном. Он выплывал из темноты светящимся пятном. За автобусом простиралось темное поле, заваленное туманом, и ныряла в лес дорога до нашей деревни.  Теперь, когда я вижу этот автобус, даже в дневное время,  всегда вспоминаю мультик Хайяо Миядзаки – «Мой сосед ТОТОРО». Там в деревенской местности в дождь по ночам ходил волшебный «котоавтобус».

Размер деревни – одна улица, на которой около двенадцати домов. Посередине улицы – скамейка у колодца и песочница с пластиковым розовым ведром. Большой старый дуб. Вся трава ровно подстрижена. Ни магазина, ни вывоза мусора. Улица добегает до обрыва и заканчивается тропинкой, спускающейся к речке. С другой стороны - деревня заканчивается полем и лесом. Деревня на этом месте стоит давно. А в конце 1980-ых, начале - 1990-ых несколько москвичей решили купить здесь участки, чтобы проводить летние месяцы в тишине и идиллической красоте.  Так образовалось еще несколько крохотных улиц в несколько домов, которые прилипли к главной - деревенской. В том числе наша - мы живем, как говорится, на отшибе.

Здесь действительно красиво. Красиво и тихо. Только по вечерам шумят дети на нашей улице. Они живут на современном «гладком» (без деревьев, кустарников и огорода) участке с идеально подстриженным газоном в трехэтажном доме цвета яичной скорлупы. За домом спуск к той самой реке.  На нашей улице только два жилых дома – наш и этот с детьми. Мне очень нравится их участок своим идеальным порядком. Это показательное дачное семейство даже поставило в конце нашей крохотной улицы фонарь рядом с въездом на их участок. И этот фонарь – настоящий оазис света, когда на деревню спускается пусть и короткая летняя, но все-таки ночь. Наш участок полная противоположность всему вышеперечисленному: из-за того, что здесь жили долгие годы старенькие бабушка с дедушкой, он запущен, зарощен, и вся зелень ведет себя  расхристанно и безнаказанно – хмель обвил ель и старые яблони, дикий виноград «съел» два окна в комнату и теперь в ней все время ночь; малина заслонила собой любые подступы к забору, крапива может схватить тебя за ногу у туалета – но и в этом тоже, конечно, есть очарование, во всем этом буйстве природы. Среди этого бурного разномастного зеленого океана, который в хорошую погоду ведет себя тихо и беззвучно, а в непогоду – колышется и дыбится, как девятый вал, стоит наш дом, баня, мы с мужем стоим, еж в своем домике из прошлогодних листьев у колодца, чужие коты, которые периодически шныряют по нашему участку, и ужик, который в теплую влажную погоду замирает как одинокий стебелек в скошенных сорняках.

Вокруг нашего участка три (!) недостроенных и заброшенных дома. Слева от нас – дом не достроен и покинут очень давно. У него большая металлическая крыша, которая уже почти обвалилась и при сильном ветре и дожде, она оживает, жутко скрипит и шевелится, как раненое крыло огромной стальной птицы. Иногда в сильный дождь или грозу мы выходим посмотреть, когда же наконец этот лист металла с крыши окончательно сорвется и перестанет издавать этот ужасный скрежет в непогоду.  

Дни наши в деревне этим летом проходили достаточно однообразно, было очень много работы на участке: мы просыпались, я шла умываться из бочки с водой, наполненной накануне, потом делала кофе и доставала деревенские сметану и творог на завтрак. Мы кушали и обсуждали, что нам предстоит сделать, убрать и починить. Потом я убирала со стола посуду, и мы начинали заниматься делами на участке: там -  надо покосить траву, там – выкопать камни из земли, починить крышу у сарая, разобрать беседку и так далее и тому подобное. После всех работ мы ехали на машине в магазин за свежим мясом на ужин.

Когда начинало смеркаться, мы ставили к мангалу в центре участка большой деревянный - очень старый - стол, я выносила складные стулья, и муж начинал разжигать огонь. Мы разговаривали  и опять обсуждали, что где доделать, что где подкупить. Потом я приносила из дома мясо и продукты: овощи, соуса, вино или пиво, тарелки и вилки, хлеб. Темнело. Мы начинали готовить. От шашлыка  расползался  невозможно аппетитный запах жареного мяса, и после долгого дня торчания "в трудах" на участке, голод от этого запаха усиливался и становился невыносимым. Садились за стол уже когда совсем стемнело. В тарелках шашлык, помидоры, лук, зелень, сыр, лаваш и много кетчупов, аджик и острых соусов чили. Ну очень вкусно.

Мы ели неспеша, смакуя. Закончив ужин, мы еще очень долго сидели у костра.

С наступлением ночи начинается совсем другая история: история ночной жизни природы –   в кустах и деревьях, которые окружают наш дом, баню, беседку и наш маленький пятачок цивилизации с фонарем и мангалом, начинает что-то постоянно ухать, охать, шуршать и шевелиться. Тут очень к месту стоит упомянуть, что забора у нас фактически нет, наши двадцать с лишним соток окружены старой рабицей, которая доходит мне еле-еле до плеча. За моей спиной, в зарослях дикой малины кто-то уже минуты две топчется и переминается с ноги на ногу, и я все чаще начинаю вглядываться в темноту.  Через какое-то время, уже не выдержав, сообщаю мужу, что там определенно кто-то ходит.

- Наверное, еж, - спокойно отвечает мне муж и смотрит сквозь сигаретный дым на мои выпученные от страха глаза.

- Какой еж? Ты не слышишь, там кто-то большой, – говорю я и опять вглядываюсь в темноту.

Муж светит фонарем на кусты – желтый круг бродит по темным зарослям у забора, от чего мне становится еще страшнее – ничего не видно. Опять слышится топтание. И когда я от страха готова подлететь на своем складном кресле как на самонаводящейся ракете прямо к мириадам звезд, которые очень хорошо видны в Подмосковье в ясную ночь, из кустов действительно неспеша и громко вытопывает еж. Я подхожу к нему с фонарем, смотрю на его иголки, успокаиваю учащенное сердцебиение и думаю, ну как от такого крошки столько шума, как будто в кустах прячется кто-то не меньше африканского слона.

В июне, когда по ночам дождило, мы перебирались в старую беседку, ее пол скрипел и прогибался. В центре стоял стол, а над ним висел желтый абажур с бахромой – мы зажигали его, ставили стулья к самому выходу из беседки и смотрели, как  молнии прорезают темное небо и как льет дождь.

Все эти ночи, проведенные в первые летние месяцы у костра, были совершенно невероятными, казалось, что мы выпадали из обычного пространства с шумом, заботами, городами, людьми, и попадали в этот магический мир подмосковной ночи, в котором все живет и дышит на свой лад.

Я могла целый час наблюдать, как гадкий толстый паук со скоростью света каждый вечер плетет паутину у нас под крышей дома у фонаря, и потом в течение этого часа, что я за ним наблюдаю, умудряется поймать и заплести в коконы от 5 до 8 несчастных глупых мотыльков (потом он кстати куда-то пропал и больше не возвращался на место своей охоты). Днем могла целый час сидеть у речки и смотреть, как ерзают маленькие рыбки среди камней на дне и как водоросли медленно колышутся в прозрачной воде. В этом было что-то из детства, когда никакие заботы не могут тебя отвлечь от осознания себя частью природы.

Когда лето перевалило за середину и наступил теплый август, заботы по участку немного нас покинули, мы перестали целые дни проводить в своем пространстве за уборкой, и стали выбираться на речку купаться и загорать, кататься на велосипедах, прогуливаться по деревне. И потихоньку эта магия вырванного из пространства места исчезла – я увидела, что наша полудача-полудеревня такая же, как остальные в летние жаркие дни – по выходным много народу, по ночам  окна не гасли в домах, стала шуметь молодежь до рассвета.

Мы стали знакомится с обитателями деревни, один из них признался, что по ночам смотрит на наш участок и видит наш фонарь. По нему он определяет, когда на участке, а когда нет... кхм))

Раз уж мы на Сплетнике, напишу об одной встрече. Как-то раз на обратной дороге из магазина, сразу после того, как мы выехали на наше поле из леса по левую сторону показались несколько домов (начало нашей деревени, скажем так).  У самой дороги, около одного из домов сидел седой сухощавый пожилой мужчина. Колоритно сидел на пне, ел вишню. 

- Смотри, а вот и N. Несколько лет его не видел.

Муж остановил машину.

- Добрый день! Не виделись сто лет, узнали? – муж вышел из машины, я за ним. Я не буду называть этого известного жителя нашей деревни. Скажу только, что пару лет назад  я очень любила читать его высказывания в Esquire. Муж и N. пообщались минуту, видно было, что N. не особо хотел вести беседы по-соседски и мы поехали дальше. Где-то через неделю, мы встретили его еще раз. На этот раз муж поговорил с ним и с еще одним соседом о дачных делах. А я в этот момент считала несметное количество кошек, которые шныряли около его красного кирпичного высокого забора. Его кошки часто наведываются и к нам.  Когда мы первый раз приехали на участок после зимы, три кошака торчали у нас на крыльце: сидели неподвижно и лишь их глаза бегали по мне без остановки – я от неожиданности остановилась как вкопанная и не знала, что делать.  А дальше они уже по одному приходили к нам днем или поздно вечером, что-то вынюхивали, что-то высматривали, за кем-то охотились и смотрели на нас как на что-то неприятное, но с чем приходится мириться.