Доброго времени суток!
Пост я обдумывала очень давно, так как мне очень импонирует этот период нашей истории. Пожалуйста, не ищите здесь никакого современного подтекста и отсылок к настоящему.
Про Матильду Кшесинскую все, думаю, слышали (особенно на фоне постоянных терок из-за будущего фильма), и представлять ее особо не нужно. Недавно я перечитала автобиографию, которую она написала на старости лет, уже во второй половине 20 века. Как бы к ней ни относились, нельзя не согласиться, что она прожила очень увлекательную, в целом, вполне удачливую жизнь. Больше всего в ее биографии меня завораживает, что человек, родившийся при Александре II, когда люди ездили в каретах и жили при свечах, видел запуск человека в космос и высадку на Луну.
Матильда Кшесинская слева
Я не буду здесь подробно пересказывать всю ее биографию, которую можно найти в гугле. Особо впечатлили меня две вещи: как роскошно они тогда жили (роскошно не только просто богато, но именно с шиком) и как быстро все это испарилось, революция глазами «власть имущих», что называется. Так как биография была написана годы спустя, наверняка Кшесинская успела обдумать, как представить свою реакцию как можно более выгодно для себя, тем не менее создается впечатление, что перенесла она ее достойно.
Здесь я бы хотела изложить именно небольшой период ее жизни от первых революционных звоночков до отъезда из Петербурга (хотя для Кшесинской революция на этом не закончилась). Так как опиралась я только на ее автобиографию, которая мне очень понравилась, в тексте может присутствовать некоторая субъективность. Все цитаты тоже оттуда.
В 1916 году шла война, но в тылу жизнь шла своим чередом. Кшесинской исполнилось 43 года, из которых 25 лет она танцевала на сцене, и в честь этого она решила устроить бенефис, чтобы вырученную сумму пожертвовать Императорскому русскому театральному обществу. По словам самой балерины, билеты стоили больших денег, но тем не менее, все были распроданы, за многие присылали больше денег, чем они стоили. Здесь приведу цитату из ее автобиографии:
«Я поместила в газетах заметку, что прошу, ввиду военного времени, не подносить мне цветов в бенефис, но, несмотря на это, я получила массу цветов. Какая-то дама, сидевшая в креслах под моей ложей, где был мой сын, громко выразила свое возмущение по поводу этого множества цветочных подношений. Мой сын довольно резко ответил ей: «Она заслужила».
Кшесинская давала несколько благотворительных спектаклей для сбора средств раненым и ездила выступать на фронт в Белоруссию. На фронте в штабе ей устроили роскошный прием с дорогим ужином. Разнообразие и обилие блюд поразили ее, ведь немцы были совсем рядом, однако, балерину заверили, что на фронте можно достать все что угодно.
В ночь с 16 на 17 (29 на 30) лекабря Феликс Юсупов и его друзья, в том числе великий князь Дмитрий Павлович, убили Григория Распутина. Именно причастность последнего к убийству единственной надежды императрицы на здоровье сына ужаснуло всех.
Наступил 1917 год. Кшесинская подробно описывает спектакли, в которых она участвовала, однако в воздухе уже начинала витать тревога и предчувствие чего-то нехорошего. По городу ходили разные слухи, но тяжело было понять, насколько они были правдивы.
Дом Кшесинской в начале Каменноостровского проспекта стоял на стратегически важном месте и находился в особой опасности. В первой половине февраля Кшесинской позвонил полицмейстер Четвертого отдела Петербургской стороны генерал Галле и настойчиво порекомендовал ей покинуть Петербург. Понимая всю серьезность положения, балерина с сыном и танцором П. Н. Владимировым едут в Финляндию, где остаются до 15 февраля, пока тот же генерал Галле не позвонил и не сообщил, что обстановка спокойная и можно возвращаться. Тут тоже хочу привести цитату:
«Мы, конечно, все сразу и вернулись в столицу, где казалось, что действительно все успокоилось, и настолько даже, что моя сестра уговорила меня устроить наконец у себя обед для друзей и знакомых. Я последовала ее совету и 22 февраля дала обед на двадцать четыре персоны. Для этого дня я вытащила все свои чудные вещи, которые с начала войны оставались запертыми в шкапах, и расставила их по обычным местам. У меня была масса мелких вещиц от Фаберже: была огромная коллекция чудных искусственных цветов из драгоценных камней и среди них золотая елочка с мелкими бриллиантами на веточках, как будто льдинками, было много мелких эмалевых вещиц, чудный розовый слон и масса золотых чарок. Их так оказалось много, что я телефонировала сестре, что места не хватает, куда все это ставить. Я была за эти слова жестоко наказана, так как через несколько дней все было разграблено и нечего было ставить».
Это был последний прием, который Кшесинская устроила в Петербурге, с роскошно сервированным столом, украшенном живыми ландышами, золотыми тарелками и приборами, французским фарфором «лимож» и кружевными салфетками. На следующий день, 23 февраля, начались уличные выступления. Мимо дома прошла огромная толпа, которая вела себя вполне мирно, что вызывало надежду, что все еще обойдется. Несколько дней были вполне мирными.
Белый зал особняка Кшесинской
26 февраля балерине опять позвонил генерал Галле и посоветовал ей спасать из дома все, что она может, и надеялся, что открытое наступление повлечет за собой дальнейший спад напряженности в городе. Этот совет привел балерину в замешательство. Самые крупные и дорогие украшения она держала в сейфах фирмы Фаберже (стоит ли тут говорить, что больше она их так и не увидела), а всего остального было так много, что разбегались глаза, и Кшесинская буквально не знала, за что хвататься и куда нести. Все что попалось ей под руку, она уложила в небольшой саквояж и стала ждать неизвестности.
К вечеру следующего дня напряжение достигло своего пика: выстрелы доносились рядом с домом, и Кшесинская поняла, что пора уходить. В самой скромной одежде - в черном бархатном пальто, обшитое «шиншилла» и платке - с сыном и саквояжем она отправилась к своему коллеге Юрьеву в его квартиру, которая находилась неподалеку. Там три дня, по словам балерины, они пробыли не раздеваясь. Еще одна цитата:
«Поминутно врывалась толпа вооруженных солдат, которые через квартиру Юрьева вылезали на крышу дома в поисках пулеметов. Солдаты нам угрожали, что мы все головою ответим, если на крыше найдут пулеметы. С окон квартиры пришлось убрать все крупные вещи, которые с улицы толпа принимала за пулеметы и угрожала открыть огонь по окнам.
Мы все время сидели в проходном коридоре, где не было окон, чтобы шальная пуля не попала в кого-нибудь из нас. Все эти дни еду нам приносили из моего дома мои люди, которые остались мне верны до конца, за исключением моей экономки Рубцовой и коровницы Кати. Что Катя-коровница воспользовалась переворотом и крала мои вещи, меня не особенно огорчало, она была крестьянкой, но поведение Рубцовой меня глубоко поразило».
Экономка Рубцова с радостью приняла солдат в доме Кшесинской. Банда студентов-революционеров устраивала обеды в столовой балерины, заставляя повара готовить им еду, пила шампанское и вино из ее погреба, катались на двух ее автомобилях.
Сама Кшесинская с сыном на третий день перебралась к брату, оставив драгоценности у Юрьева, чтобы не рисковать. В те дни она особенно боялась за сына, чьим отцом был великий князь Андрей Владимирович, а на тот момент официально он считался сыном великого князя Сергея Михайловича. Все время прислушивались у шуму на улице, боялись, что приедут с обысками и арестами.
А через несколько дней до них добралась шокирующая новость - император отрекся от престола:
« Это до того всем показалось невероятным, что в мыслях как-то не укладывалось, все казалось, что это неправда, что этого быть не может, почему отрекся, что его побудило? Потом пришла вторая печальная весть - отречение Великого Князя Михаила Александровича… Временное Правительство… Все старые вековые устои рушились один за другим, а кругом пошли аресты, убийства офицеров на улицах, поджоги, грабежи… начались кровавые ужасы революции…»
До Кшесинской также дошла весть, что ее дом начали грабить. Ее знакомой, которая поехала узнать, в чем дело, дверь открыл какой-то солдат с винтовкой. Он заверил ее, что все на месте, и показал золотые чарки на полках в столовой. Как позже выяснилось, часть вещей отвезли к градоначальнику, который распорядился все вернуть балерине. Выручив свои вещи, Кшесинская сдала их в Азово-Донской банк. Разумеется, назад она их никогда не получила.
Многие друзья отвернулись от балерины, дружеская связь с которой, раньше невероятно ценная из-за покровительства императора, теперь могла сослужить им плохую службу. Некоторые все же старались ей помочь. Один такой друг свел ее с Керенским, который пообещал оградить ее от всех проблем. Другой в тревожной обстановку доставил саквояж с ее драгоценностями из квартиры Юрьева. Сама балерина очень сожалела о другом:
«Но одно поручение я все же ему не дала: принести мне спрятанную на квартире Юрьева последнюю фотографию Ники с его подписью. Покидая свой дом, я захватила с собою эту фотографию и потом положила ее в какой-то иллюстрированный журнал, который лежал на столе у Юрьева, рассчитывая, что в случае обыска там ее всего менее будут искать. Когда же я уходила из квартиры Юрьева, я эту карточку нарочно оставила, так как было бы опасно ее нести с собою. Когда же я просила Викторова принести мне от Юрьева саквояж с драгоценностями, я ничего ему не сказала про карточку, боясь его этим подвести, если его остановят на улице и найдут ее при нем. А как я могла потом оставить самую дорогую для меня карточку, я сама этого не понимаю».
Кшесинская пыталась освободить свой дом от захватчиков, чтобы передать его какому-нибудь посольству (шансов оставить его за собой у нее не было). Однажды она одна поехала в Таврический дворец:
«Я пробегала по всем огромным залам и комнатам дворца в поисках того лица, от кого этот вопрос зависел. Меня куда-то водили, всюду было накурено, на полу валялись бумаги, окурки, грязь была невероятная, ужасные типы шмыгали по всем направлениям с каким-то напыщенным, деловым видом. Помню здесь и покойную ныне Коллонтай сидящей на высоком табурете с папироской в зубах и чашкой в руке, закинув высоко ногу на ногу».
Один из меньшевиков согласился поехать с ней в дом, чтобы его осмотреть:
«Когда я вошла в свой дом, то меня сразу обьял ужас, во что его успели превратить: чудная мраморная лестница, ведушая к вестибюлю и покрытая красным ковром, была завалена книгами, среди которых копошились какие-то женщины. Когда я стала подыматься, эти женщины накинулись на меня, что я хожу по их книгам. Я не выдержала и, возмущённая, сказала им в ответ, что я в своем доме могу ходить как хочу.»
«Мне предложили потом подняться в мою спальню, но это было просто ужасно, что я увидела: чудный ковер, специально мною заказанный в Париже, весь был залит чернилами, вся мебель была вынесена в нижний этаж, из чудного шкапа была вырвана с петлями дверь, все полки вынуты, и там стояли ружья, я поспешила выйти, слишком тяжело было смотреть на это варварство. В моей уборной ванна-бассейн была наполнена окурками. В это время ко мне подошел студент Агабабов, который первым занял мой дом и жил с тех пор в нем. Он предложил мне как ни в чем не бывало переехать обратно и жить с ними и сказал, что они уступят мне комнаты сына. Я ничего не ответила, это уже было верхом нахальства… Внизу, в зале, картина была не менее отвратительна: рояль Бехштейна красного дерева был почему-то втиснут в зимний сад, между двумя колоннами, которые, конечно, были сильно этим повреждены».
«Людмила мне рассказывала, как солдаты, найдя в моей уборной шкап с флаконами духов, разбивали их об умывальник, а чудное мое покрывало с постели из линон-батиста рвали на клочья».
Но дом она так и не получила назад. Как я уже писала, его стратегическое значение было чрезвычайно важно для нового большевистского переворота. Последний раз она пришла туда со своим знакомым Владимировым:
«За нами по пятам следовали два матроса и все время о чем-то между собою шептались. Владимиров, который шел рядом с ними, вдруг подошел ко мне и шепнул мне на ухо, чтобы я немедленно покинула дом и не задерживалась ни на секунду. Я последовала его совету, поняв, что что-то важное случилось, и, когда мы вышли на улицу, он мне рассказал, что случайно подслушал разговор двух матросов относительно меня. Я была маленького роста, а в черном пальто и с платком на голове казалась еще того меньше. Владимиров слышал, как они говорили: «А мы думали, что она рослая, а она такая тщедушная, вот тут бы ее и прикончить…»
Помимо дома, солдаты также забрали дачу в Стрельне, хотя и вели себя вежливо, когда она приезжала туда за вещами. Солдаты еще не были глубоко тронуты революцией. Один раз по просьбе близкого друга Кшесинская согласилась выступить для солдат, что доставило ей немало переживаний и страха, однако все прошло хорошо. Это было ее последнее выступление в России. Все это время они с сыном скитались по чужим домам и видели, как незнакомцы ездят на их автомобиле, а Коллонтай гуляет по их саду в горностаевом пальто Кшесинской.
13 июля 1917 года Кшесинская с сыном выехала в Кисловодск, где в тот момент находился великий князь Андрей Владимирович. Ей очень хотелось отдохнуть, увидеть любимого и пожить в спокойствии. Тогда она не знала, что больше в Петербург никогда не вернется.
Революция глазами М.Кшесинской
15:12, 29 марта 2017
Автор: Dyxanie
Комменты 111
Интересная она была. И, в целом, достойно прожила.
Мне одной кажется, что Кшесинская и Александра Федоровна похожи внешне?Николаю нравились тонкие аристократические черты лица Аликс и похожей на нее Кшесинской)
Во все времена хорошо живут содержанки)
http://спортбанк.рф/
Русский бан boomboom http://boomboombar.ru