Жернова правосудия

Первым делом Эммета Перкинса поставили в живую очередь из дюжины мужчин и привели на опознание Оливию Шортер. Она сразу же указала на Перкинса, как на человека, который под дулом пистолета похитил ее мужа: «Без сомнения, это он. Я никогда не забуду его лицо!»

Тем не менее, Перкинс продолжал отрицать причастность к похищению, а Шортера и след простыл. У полиции была единственная зацепка — автомобиль. Недалеко от квартиры в Лингвуде, где был произведен арест троицы, обнаружен «Олдсмобиль» последней модели с вашингтонскими госномерами и еще несколькими калифорнийскими под сидением. Машина была зарегистрирована на некую Бернадетт Пирси, как выяснилось, подружку Джека Санто, с которой у него был роман. В «Олдсмобиле» нашли фрагменты почвы и растений, которые характерны только для некоторых районов Южной Калифорнии, а именно для горной местности, 2 500 — 3 000 футов над уровнем моря. Возникло предположение, что преступники воспользовались именно этой машиной во время похищения, и Бакстер Шортер вывезен в горы. Но дальше расследование оставалось без движения.

В полиции решили, что продвинуться в расследовании возможно только одним способом. В камеру, где содержались Перкинс и Санто, регулярно подсаживали осведомителей в надежде, что преступники проговорятся. Однако те вели себя крайне осторожно, и если разговаривали, то шепотом, прикрывая рот руками.

Барбару Грэм в тюрьму для женщин сопровождал Дик Рибл. В машине она игриво толкнула его в бок и спросила:

— Что вы предъявите мне?

— Обвинение в убийстве, — невозмутимо ответил Рибл.

— Но вы помните, что я сказала вам: вы никогда не сможете доказать это.

В ответ Рибл только усмехнулся. Баббс не знала, что у следствия на ее счет большие планы.

Если Перкинс и Санто сидели в общей камере и могли морально поддерживать друг друга, Грэм осталась одна. Наркотическое опьянение скоро выветрилось и пришлось задаться вопросом: как действовать дальше. А причин для беспокойства хватало.

Прокурор Миллер Ливи из штата окружного прокурора Эрнеста Ролла, человек, который получил широкую известность после того, как отправил в камеру смертников Сент-Квентина пресловутого гангстера Кэрила Чессмена по кличке Красный Свет, был готов сделать то же самое с четверкой преступников. Но у него была проблема.

Обвиняемые и прокурор Леви

На материалы допроса Бакстера Шортера невозможно ссылаться в суде. Шортер исчез, и все, что он поведал в отеле «Мирамар», не могло стать предметом разбирательства без его личного присутствия.

В этих обстоятельствах Ливи обратил внимание на другого обвиняемого. Он почувствовал, что Шортера может заменить Джон Тру и рассказать правду (True по-английски — Правда). Выбор представлялся логичным. Тру познакомился с подельниками лишь накануне ограбления и дел с ними не имел. Ранее он не арестовывался и не имел судимости. Ливи предложил Тру иммунитет в обмен на показания в суде против своих компаньонов. Тру ухватился за предложение и согласился.

Джон рассказал все то же, что и Шортер, но некоторые детали отличались, те о которых Бакстеру Шортеру не могло быть известно. Так, Тру рассказал, что он был нужен банде в качестве фронтмена, человека, который должен страховать Брабрау Грэм на тот случай, если в доме окажется кто-либо еще, кроме хозяйки. Тру должен был войти в дом сразу после Барбары.

Прокурор Ливи был в восторге от этой детали. Это означало, что Тру был вторым человеком, который оказался на месте преступления и наблюдал происходящее с самого начала. Он видел хромированный револьвер в руке Грэм, слышал, как она приказывала  Перкинсу: «Бей ее!»

Миллер Леви чувствовал, что теперь дело в его руках. Он тут же представил показания Тру перед Большим жюри и затребовал для него иммунитет. На основании свидетельства Джона Тру было сформировано обвинительное заключение и начата подготовка к судебному слушанию. Тру был освобожден из заключения и отправлен под надзором полиции под домашний арест в пригород Лос-Анджелеса.

Сидевшая в камере Барбара Грэм, не имея связи со своими подельниками, испытала отчаяние, когда узнала из газет, что Джон Тру дал показания. В гневе она выкрикивала совершенно незнакомым женщинам-заключенным, окружавшим ее: «Я отправлюсь в гребаную газовую камеру, но утащу собой в ад еще кое-кого!»

Единственным человеком, который поддерживал ее в это время, была молодая женщина по имени Донна Ноус. Она обвинялась в непреднамеренном убийстве в результате автомобильной аварии. Барбара была старше Донны на десять лет, между ними возникли доверительные дружеские отношения, переросшие позднее в сексуальные. Донна всячески поддерживала Барбару, скрашивая ее одиночество. И когда Грэм металась по камере, проклиная весь этот несправедливый мир, Донна снова пришла к ней на помощь. Она сказала Барбаре, что есть надежный человек, который способен за плату составить ей алиби и выступить в суде.

Столкнувшаяся с предательством Тру, Барбара ухватилась за это предложение. Друга Донны звали Сэм Сирианни и он был согласен лжесвидетельствовать в суде за плату в $ 500.

Ноус рассказала, что Сэм был связан с кино, и даже одно время работал дублером молодого актера Джона Дерека, который в 1949 г. снимался в одном фильме с Хамфри Богартом «Стучись в любую дверь».

Первоначальный план заключался в том, что Сэм расскажет в суде, что ночь убийства Мейбл Монохан Барбара Грэм провела с ним в мотеле Энсино. Но для обсуждения деталей необходимо было встретиться.

За одиннадцать дней до процесса, 7 августа, Сэм навестил Донну и получил от нее пароль для будущей встречи с Барбарой — две строчки из Омара Хайяма, книги, которую сейчас читала Барбара.

В тот же день Сэм появился у Грэм. Когда надзиратели оставили их наедине, Сэм произнес:

— Я, как вода пришел.

— И как ветер уйду, — ответила Барбара.

С формальностями было покончено, Грэм убедилась, что на встречу пришел тот, кого она ждала.

Сэм поинтересовался, известно ли ее адвокатам о новых обстоятельствах. Барбара ответила, что нет и, вероятно, ей придется просить их о переносе начала суда, чтобы они успели обсудить все детали ее алиби. Но Сэм отверг это предложение. Он сказал, что недели вполне достаточно, чтобы все хорошенько обстряпать. Но его беспокоит одно обстоятельство. Скомпрометировать показания Джона Тру — это одно. Но как быть, если объявится Бакстер Шортер. Свидетельства двоих уже могут вызвать сомнения.

— Не беспокойся об этом, — сказала Барбара Грэм. — Его не будет в суде. Об этом хорошо позаботились.

— Ну, ладно, — согласился Сэм, хотя чувствовалось, что он смущен. — Так значит, убийство произошло девятого марта, я прав?

— Рано утром десятого, — уточнила Барбара.

— Хорошо. Выходит, если я скажу, что мы развлекались в мотеле с восьмого по одиннадцатое число, это будет нормально?

— Отлично! Это именно то, что нужно.

Сэм Сирианни посещал Барбару еще дважды, и они обо всем договорились. По совместно разработанной версии Сэм должен был сказать в суде, что в ночь убийства они находились в мотеле на 17448 Вентура недалеко от Энсино, зарегистрировавшись, как супруги, мистер и миссис Кларк из Сан-Франциско. Подкупить смотрителя мотеля и оставить соответствующую запись в книге регистрации постояльцев, было задачей Сэма Сирианни.

Во время последней встречи Сэм сказал:

— А теперь я хочу знать, где вы, действительно, были в ту ночь, Барабара? Я хочу быть уверен, что в самый ответственный момент не объявится еще кто-нибудь, кто скажет, что вы были еще где-то и не обвинит меня в даче ложных показаний. Я хочу чувствовать себя защищенным. Вы понимаете?

— Этого не случится, — заверила Грэм.

— Потому что вы были с теми четырьмя парнями?

— Я была с ними.

Сэм облегченно откинулся на спинку стула и улыбнулся.

— Прекрасно. Думаете, нам нужно еще что-то обсудить?

— Нет. Я думаю, что мы обговорили все детали. Главное придерживаться плана и ничего не упустить.

— Вы думаете, он сработает?

— Я уверена в этом.

Суд. Начало

Судебный процесс по делу «Народ штата Калифорния против Эммета Рэя Перкинса, Джона Альберта Санто, Барбары Дианы Грэм и Джона Лоусона Тру» начался в пятницу, 14 августа 1953 года, через пять месяцев и пять дней после убийства Мейбл Монохан. Председательствовал судья Чарльз В. Фрайк, до этого в течение пятидесяти лет служивший адвокатом по уголовным делам, автор множества монографий по баллистике, судебно-химическому анализу, медицине и психиатрии.

Барбару Грэм доставили в зал суда в строгом, но стильном платье, в туфлях на высоких каблуках, ее руки были ухожены, с хорошим маникюром, волосы аккуратно расчесаны и собраны в сложную прическу. В отличие от нее подельники выглядели гораздо скромнее. На протяжении всего процесса внимание прессы принадлежало преимущественно Баббс.

У каждого подсудимого был собственный адвокат. У сотрудничавшего со следствием Джона Тру — общественный защитник. Обвинение возглавлял Дж. Миллер Ливи.

Одной из первых свидетельствовала на процессе подруга покойной Мейбл Монохан, миссис Мерл Лесли. Не считая преступников, она стала последним человеком, который видел ее живой. Ход обвинения был понятен. Ливи хотел, чтобы присяжные, да и журналисты тоже, увидели образ Мейбл живым и осязаемым. Чтобы они поняли, что это была простая несчастная старушка, никому не причинившая вреда, жестоко убитая в своем доме.

Миссис Лесли справилась со своей задачей на отлично. Они дружили с Монохан более двадцати пяти лет. Обе вдовы жили неподалеку друг от друга и часто оставались ночевать то в одном, то в другом доме. Так было накануне убийства. Предшествовавшую ему ночь Мерл Лесли провела в доме подруги, как и большую часть дня. Она покинула особняк Монохан в середине дня, за несколько часов до убийства. А около шести часов вечера она разговаривала с Мейбл по телефону.

Миссис Лесли особо подчеркнула, что Мейбл очень серьезно относилась к своей безопасности и для того, чтобы незнакомец смог проникнуть в дом, ему нужно было убедить ее в своей благонадежности.

 Следующим давал показания садовник Тьюсдейл. Он красочно описал присяжным преступления и обнаружением им трупа женщины, среди разбросанных вещей, вспоротых полов и крови на стенах и мебели.

Затем выступил лейтенант полиции Бербанка Роберт Ковени, который одним из первых прибыл на место преступления. Он подробно рассказал, как увидел связанный труп в заляпанной кровью одежде, лежащий лицом вниз с кляпом во рту. Он рассказывал, часто отвечая на дополнительные вопросы обвинителя, как он перевернул труп Мейбл Монохан на спину и вытащил кляп из ее рта. Как развязал тонкую полоску ткани, сдавливавшую ее шею, как закрыл глаза жертвы, ее раздувшееся посиневшее лицо.

Также он сообщил суду об инвентаризации наличных денег и ювелирных украшений, обнаруженных в доме, которые не смогли найти воры. В этот момент Перкинс и Санто взглянули друга, и на их лицах возникло выражение отвращения. Барбара Грэм сидела с непроницаемым лицом, разве что слегка нахмурилась.

Свои показания Ковени завершил информацией, что все отпечатки пальцев на месте преступления идентифицированы. Отпечатков обвиняемых среди них не было.

Важное свидетельство представил доктор Фредерик Ньюбарр. Он заявил, что миссис Монохан умерла от асфиксии. Врач рассказал, что имелось и внутричерепное кровоизлияние, вызванное сильным ударом по голове. Скорей всего, оно также могло повлечь смерть через несколько минут, но Монохан умерла от удушья раньше.

На этом первый день процесса был завершен. По пути в камеру Барбара Грэм споткнулась на лестнице и сильно вывернула лодыжку. Судья Фрейк объявил пятидневный перерыв, чтобы обвиняемая могла прийти в себя.

Суд. День второй

Процесс возобновился 25 августа. Обвинитель Миллер Ливи поднялся со своего места и торжественно вызвал на место для дачи показаний Джона Лоусона Тру. Тяжелые дубовые двери отворились и в сопровождении девятерых охранников Тру прошествовал на скамью. В этот раз лица всех подсудимых без исключения выражали ненависть.

Цифрой "2" помечен Джон Тру

Собственное участие в ограблении Тру пояснил очень просто и наивно. Он сказал, что полагал, будто они будут грабить не пожилую женщину, а ее зятя, игрока и бесчестного человека, Лютера Шерера. Кроме того, он не рассчитывал на то, что кто-либо пострадает. Тру пояснил также, что деньги ему были нужны для финансирования предприятия по поднятию и утилизации затонувших бревен на северо-западных лесозаготовках. Он утверждал, что познакомился с Барбарой Грэм незадолго до ограбления, когда он и Санто прибыли в Эль-Монте из Северной Калифонии. На их встрече присутствовал и Эммет Перкинс.

Когда в своих показаниях Тру дошел до деталей грабежа, он рассказал, что когда Барбара Грэм позвонила в дверь, она рассказала старушке заготовленную историю и поверившая ей Монахан впустила ее в дом, чтобы она могла позвонить. Когда он, а вслед за ним Перкинс и Санто вошли в дом, Барбара уже держала хозяйку на мушке и приказывала ей молчать. Но женщина кричала: «Нет! Нет!».

По залу пробуждала волна возмущения. Барбара сдержанно смотрела куда-то в сторону, Санто нервно вертел карандаш на столе, а Перкинс возмущенно фыркнул на свидетеля.

Тру рассказал, что Монохан не умолкала и Барбара ударила ее револьвером по лицу.

— Сколько раз? — уточнил обвинитель Ливи.

— Два или три раза. После этого у миссис Монохан пошла кровь и она упала.

Тру утверждал, что опустился перед женщиной на колени и поддерживал ее голову руками, но подскочивший Эммет Перкинс оттолкнул его и принялся связывать руки миссис Монохан за спиной. Револьвер оставался в руках Грэм, и она стала требовать, чтобы Перкинс добил ее, но тот накинул на голову жертвы наволочку и завязал ее куском простыни на уровне шеи.

Потом они стали обыскивать дом, но не могли найти ничего существенного. Позвали Бакстера Шортера, но сейфа не было.

По прикидкам Тру они провели в доме около 15-20 минут. Оставаться дольше становилось опасным, и они решили убираться восвояси. Когда Тру проходил мимо Монохан, ему показалось, что до сих пор стонет. Также он отметил, что наволочка на ее голове значительно пропиталась кровью, и, похоже, кровь продолжала сочиться.

Выйдя из дома, Тру вместе с Перкинсом и Грэм отправились в мотель «Ла Бонита» в Эль-Монте, где у Перкинса была комната. Там он замыл кровь на коленях, а после полуночи за ним приехал Санто и на его синем «Олдсмобиле» они отправились в Аубурн.

После того как Джона Тру в сопровождении все тех же девятерых охранников вывели из зала суда, взоры обратились на Барбару. Пока она придерживалась версии, что не помнила, где находилась в ночь убийства. Но когда в слушании был объявлен перерыв, здесь же она переговорила с адвокатом и уточнила свои показания. Грэм приступила к реализации своего плана спасения.

Сэм Сирианни дает показания

На следующий день перед началом судебного заседания Барбара видела Сэма, стоящего у стены в глубине зала. Одетый в элегантный летний костюм и аккуратный галстук-бабочку, он выглядел респектабельно. Такой свидетель должен вызвать доверие присяжных. Барбара указала на него адвокату Джеку Харди. Тот должен был вызвать Сэма для дачи показания сразу, как только представится возможность. Но к всеобщему удивлению со своего места поднялся прокурор Миллер Леви и торжественно произнес:

— Ваша честь, сторона обвинения хотела бы вызвать на стенд Сэма Сирианни!

После принятия присяги, Сэм занял положенное место. Прокурор Миллер Ливи попросил его представиться:

— Назовите свое имя.

— Сэм Сирианни.

— Кем вы работаете, мистер Сирианни?

— Я сотрудник полицейского департамента Лос-Анджелеса.

Отвечая на вопросы Ливи, Сэм рассказал, что полицейская под прикрытием Ширли Паркер, работавшая в женской тюрьме, доложила начальству о романе Барбары Грэм и Донны Ноус. Было установлено, что Донна отбывала заключение за непреднамеренное убийство во время автотранспортного происшествия. Ее приговорили к одному году тюремного заключения и пяти годам испытательного срока. Так как женщина неоднократно обращалась по поводу смягчения наказания, было решено предложить ей сделку. Она должна была войти в доверие Грэм и убедить ее встретиться с человеком, который согласен обеспечить ей алиби. А задача, поставленная перед Сирианни — добиться признания Грэм в совершении преступления.

Сэм Сирианни перед дачей показаний

Далее Сэм рассказал, что он встречался с Барбарой трижды: 7 августа, 10-го и 12-г. Все их беседы записывались на магнитофонную пленку.

Следующим кульминационным моментом стало разрешение судьи продемонстрировать аудиозапись встреч Грэм и Сирианни. В зале суда прозвучал голос Барбары Грэм и слова, произнесенные ей: «Я была с ними».

Прокурор Ливи постарался, чтобы от внимания присяжных не ускользнула ни одна деталь. Так, он призвал их обратить особое внимание на те фрагменты разговора, где речь шла о Бакстере Шортере. Он просил их заметить, что Барбара Грэм была абсолютно уверена, что Шортер не сможет предстать перед судом, а это могло означать лишь одно: Шортер, по всей видимости, убит кем-то из обвиняемых.

Барбара была ошеломлена и раздавлена. Во время прослушивания записи она сидела, опустив голову и прикрыв лицо ладонью.

Судья Фрайк проявил снисхождение и объявил перерыв на день, чтобы дать возможность защите осмыслить открывшиеся факты и выработать линию поведения в суде.

Барбара Грэм осталась одна во всех смыслах. Перед подельниками открылась истина, что она сражалась за свою жизнь в одиночку, наплевав на них. Когда выводили из зала Джека Санто, обычно непроницаемое лицо преступника исказила гримаса отвращения и он бросил в сторону Грэм: «Вот, что мы получаем за эту проклятую суку!».

Когда Грэм вернулась в тюрьму, Донны Ноус уже не было. Полиция выполнила свою часть сделки, ее дело было пересмотрено, и Ноус вскоре вышла на свободу. Больше они никогда не виделись.

Прожженные уголовники Перкинс и Санто знали, к чему идет дело. Они смирились со своей судьбой, но как признавался Перкинс в одной из бесед с журналистами, его согревала мысль, что хитрая лиса Грэм также подписала себе смертный приговор и они «поднимутся на эшафот» не в одиночку.

Но Барбара не сдавалась. Вместе с адвокатами она с пользой провела время перерыва и вскоре заявила о новой позиции. Теперь последним усилием адвоката Джека Харди для спасения подзащитной стал образ Барбары Грэм, не как участницы банды хладнокровных грабителей и убийц, а обманутой женщины, которой многое пришлось вынести в жизни.

Грэм постаралась измениться даже внешне. Она одела консервативный жемчужно-серый костюм и сделала строгую прическу, делавшие ее больше похожей на добропорядочную домохозяйку, нежели на грабительницу.

В ответах на тихие миролюбивые вопросы адвоката, перед присяжными рисовалась молодая женщина, потрепанная жизнью, которая под давлением обстоятельств оказалась в дурной компании. Разумеется, вспомнили о четырех неудавшихся браках и трех сыновьях, о никчемном муже, наркомане и патологическом игроке.

Барбара поведала, что работала на Перкинса зазывалой для его игрового заведения. С Джеком Санто познакомилась случайно через Перкинса, с Джоном Тру виделась лишь однажды случайно, а с Бакстером Шортером вообще не встречалась ни разу в жизни. Она яростно оспаривала показания Джона Тру, говорила, что не была на месте преступления, а к лжесвидетельству прибегла только лишь потому, что, действительно, не могла вспомнить где находилась во время убийства.

— Разве вы никогда не были в отчаянии?! — обращалась к присяжным Грэм. — Я чувствовала, что этой мой последний шанс!

Барбара объяснила, что ее слова о Шортере, сказанные Сирианни, были призваны вселить в Сэма уверенность, что ему не стоит переживать о разоблачении лжесвидетельства. Именно по этой причине она сказала ему, будто уверена, что Шортер никогда не появится в суде, об исчезновении которого она знала из газет.

Если у присяжных и возникла толика сочувствия, исчезла и она, когда слово взял прокурор Ливи. Шаг за шагом он с легкостью разрушил образ «заблудшей овечки» Грэм. Присяжные узнали об обстоятельствах ареста Грэм, голой, в окружении возбужденных мужчин, которых сегодня судят за грабеж и убийство.

Много говорил Ливи об участии Барбары в подготовке ложного алиби. Он не оставил без внимания сексуальные отношения, возникшие между нею и Донной Ноус. Была представлена интимная переписка двух женщин, множество откровенных записок, которыми они обменивались, когда не могли быть вместе. Ливи заставил саму Барбару зачитать вслух некоторые из них. Когда она остановилась на одном из откровенных моментов, Ливи громко спросил, пристально глядя в заплаканное лицо женщины:

— Вам помочь, миссис Грэм? Я могу прочитать за вас. Мы ждем.

И Барбара читала дальше, плача и не замечая, как ускользает надежда на спасение. В то время содержание этих записочек произвело, пожалуй, даже большее впечатление, чем обвинение в убийстве. И вот уже перед присяжными стояла не добропорядочная домохозяйка, а порочная особа, воровка и убийца.

Когда Барбара покидала место допроса, Перкинс и Санто проводили ее насмешливыми взглядами и в дальнейшем уже не обращали на нее никакого внимания. Она снова осталась одна, до самого внесения приговора.

Пятинедельный суд подходил к завершению. Законная супруга Перкинса, Элеонора Перкинс, попыталась подобно Грэм составить своему мужу алиби, заявив, что в ночь убийства он был с ней. Но, похоже, что и сам Эммет не верил ей, считая ее показания пустой затеей. Такого же мнения придерживались и присяжные.

Подруга Джека Санто предприняла попытку косвенно помочь всем трем обвиняемым. Гарриет Хенсон заявила, что Санто и Тру находились в ее доме в день преступления, а это значит, что Санто не виновен и показания Тру — выдумка.

Если жене Перкинса просто не поверили и не стали привлекать к ответственности, для Хенсон все закончилось хуже. Она поделилась со своим знакомым по имени Джеймс Ферно, что Санто приехал к ней ранним утром 11марта уставший, так как провел за рулем всю ночь. Ей было невдомек, что Ферно работал тайным осведомителем полиции и на всякий случай аккуратно записал информацию в блокнотик. В довершение всего оказалось, что Санто пользовался автомобилем, числившимся в угоне. На выходе из зала суда Гарриет Хенсон взяли под стражу по обвинению в лжесвидетельстве и укрывательстве краденого автотранспорта.

Последние слова защитника, адвоката Джека Харди, сводились к призыву, адресованному присяжным, не верить показаниям Джона Тру, который, ради спасения собственной жизни, готов пожертвовать тремя другими. Он попытался представить в неприглядном свете полицейскую провокацию в отношении Барбары Грэм, сомнительность которой с точки зрения морали и этики, не должна иметь определяющего значения при вынесении приговора. Также он снова призвал понять обстоятельства, побудившие Грэм пойти на лжесвидетельство.

Адвокаты Перкинса и Санто действовали в аналогичном ключе, дополнив уже прозвучавшую риторику, обвинениями Джона Тру. По их мнению, именно он взял в свои руки руководство ограблением, и у него находился пистолет, которым он наносил удары несчастной Мейбл Монохан.

После этого настал звездный час прокурора Миллера Леви. Его речь была эмоциональной и обличительной. Ее потом цитировали все ведущие газеты, отслеживавшие процесс. Он направил указующий перст на всех троих обвиняемых и эффектно произнес: «Эти люди крадут, чтобы жить, и на этот раз они убили, чтобы украсть!»

Ливи выразил сожаление, что на скамье подсудимых нет Джона Тру, который по справедливости должен был разделить с ними наказание. «Однако мы должны быть практичными, дамы и господа», — сказал он. — «Бакстер Шортер уже наказан, хотя и не руками правосудия. Его приговорили свои же подельники. Но должны ли мы освободить всех четверых, если есть возможность призвать к ответу троих?»

Жюри было впечатлено и единодушно согласилось. Они провели в совещательной комнате около пяти часов, что совсем не много для дела такого рода, прежде чем вынесли вердикт. Все трое признаны виновными в грабеже и убийстве первой степени.

Барбара, в ожидании вердикта читавшая Библию, дала волю эмоциям. Она бурно зарыдала и выкрикнула: «Я предпочитаю газовую камеру, чем гнить в тюрьме!» Мы не знаем, говорила она искренне или это была истерика, но судья Чарльз В. Фрайк удовлетворил ее просьбу и вынес смертный приговор. Всех троих ждала смерть в газовой камере.

Последняя «пытка»

Вслед за приговором последовали апелляции. В 50-е, в отличие от нынешнего времени, когда смертники могут ждать исполнения приговора годами, а то и десятилетиями, дело шло гораздо быстрее. Тем не менее, штат новых адвокатов апеллировал во все возможные инстанции, дойдя до Верховного суда. Этот процесс занял 18 месяцев. Однако по всем прошениям был получен отрицательный ответ, и окончательная дата казни определена на 3 июня 1955 года.

Все это время Барбара находилась в одиночной камере в женской тюрьме городка Корона, читая религиозные книги. Объявился ее муж, Генри Грэм, который предъявил права на сына Томми, находившегося под опекой бабушки, матери Грэм. Генри несколько раз приводил сына в тюрьму и Барбара смогла запомнить его, милого трехлетнего мальчугана.

В ожидании смерти Барбара дала несколько интервью. Каждый репортер считал, что ему повезет, и «Кровавая Баббс», как ее стали называть, раскается и произнесет покаянную речь. Но этого не произошло. Во время одной из таких встреч Грэм пояснила: «Даже если бы я была виновна, я никогда не признала бы это. Я не могу позволить, чтобы мои дети были заклеймены и носили всю жизнь стигматы. Если мне суждено умереть, я хочу сделать это, как леди».

Говоря так, Грэм не могла знать, что ей не позволят и этого.

В этот период Барбаре передали, что мать пропавшего Бакстера Шортера, Кора, предлагает финансовую помощь для ее детей, если Грэм расскажет, что случилось с Бакстером, но Барбара осталась верна себе. Она сказала, что человек на Луне должен знать о нем больше, чем она. К слову, судьба Бакстера Шортера осталась неизвестной. Никто не взял на себя ответственность за его исчезновение, и тело не смогли найти. Он был объявлен юридически умершим в 1960 году.

Казнь

Наступил день казни. Приговор должен был быть приведен в исполнение в 10 часов утра. Когда к камере Грэм прибыл надзиратель Уорден Титс в сопровождении священника Дэниела Макалистера и команды исполнения, Барабара Грэм ждала их. Для последней прогулки по тюремному коридору она выбрала шерстное платье цвета шампанского с обшитыми такой же тканью пуговицами. На ногах коричневые туфли на высоком каблуке. Из украшений — маленькие золотые сережки и распятие на шее.

На выходе из камеры ее ждала инвалидная коляска. Ее иногда использовали, если приговоренные к смерти в отчаянии не могли передвигаться самостоятельно. Но Грэм она не понадобилась. Она сама вышла из камеры, продемонстрировав готовность принять судьбу такой, какова она есть. Барбара подошла к отцу Макалистеру.

— Пора, — тихо сказал он.

— Слава Богу, — ответила Барбара. — Я чувствую себя хорошо, отец. Я не испытываю ненависти. Ничего, кроме жалости. Им придется жить с тем, что они сделали для меня.

В этот момент раздался телефонный звонок. Охранник Титс снял трубку. После нескольких односложных реплик он сообщил:

— Губернатор Найт поручил мне отложить исполнение.

— Боже мой. Почему? — спросил священник.

— Я не уверен, но, кажется, какие-то юридические формальности, как они сказали.

Грэм должна была вернуться в камеру. Для того чтобы вернуться обратно и лечь на койку, ей понадобилась помощь. Слабая надежда, что ей могут сохранить жизнь, надломила ее.

В ожидании прошло полчаса. В 10:25 снова зазвонил телефон. В этот раз Титс простоял с трубкой у уха дольше. Наконец, он положил ее на рычаги и кивнул команде:

— Губернатор сказал, что мы можем продолжать.

При помощи охранниц Барбару подняли с койки, привели в порядок одежду и вывели из камеры, чтобы начать короткую прогулку по коридору. На все ушло несколько минут, но как только процессия была готова двинуться, опять заверещал телефон. Бледный Титс снял трубку и после коротких переговоров, скрежеща зубами, сообщил:

— Губернатор распорядился ждать.

— Я не понимаю! — задыхалась Барбара. — Почему они не позволили мне идти в десять? Я была готова в десять!

Вместо того чтобы завести приговоренную обратно, ее препроводили в офис, смежный с помещением, где находилась газовая камера. Там Барбаре помогли сесть на секретарский стул на роликах, с которого она едва не упала, дрожа от напряжения и страха. Ее спокойствие, с которым она была готова принять смерть, было разрушено.

Шли минуты. Пять. Десять. Двадцать. Через один час и восемнадцать минут после того, как должна была состояться казнь, раздался четвертый телефонный звонок. И снова последовал приказ продолжать исполнение приговора.

Барбаре Грэм помогли встать на ноги. Теперь ей нужно было сделать всего несколько шагов, чтобы войти в газовую камеру. Только сейчас она увидела лица людей, которым разрешили присутствовать.

— Я не хочу видеть их лица! — сказала Грэм.

— У нас есть что-нибудь вроде повязки на глаза? — обернулся к подчиненным Уорден Титс.

Вскоре одна из женщин из команды сопровождения принесла собственную повязку для сна. Процедурой казни в газовой камере это не предусматривалось, и Грэм станет единственной казненной, которой закрывали лицо во время исполнения приговора.

Отец Макалистер встал перед Грэм на колено, и она склонила голову на его плечо. Ее губы двигались, по-видимому, она шептала священнику молитву. Но никто не слышал ее слов, поэтому позднее возникло предположение, что Грэм произнесла признание. Макалистер никогда не подтверждал, но и не опровергал этого.

Надзирательница принесла маску для сна, ее повязали на глаза Грэм, и она погрузилась в темноту.

В 11:30 в камеру вошли четверо полицейских из команды исполнения. Они перевязали ремнями ее лодыжки, предплечья и зафиксировали тело широким ремнем на уровне груди. Один из полицейских, покидая камеру, наклонился к ней и дал совет:

— Считайте до десяти после того, как услышите падение гранулы, а затем сделайте глубокий вдох. Так будет проще.

— Какого черта? Откуда вы знаете?

Это были последние слова Грэм, хотя ей приписываются иные слова. Возможно, она, действительно произнесла их, но это произошло ранее. «Хорошие люди всегда так уверены, что они правы». Большая герметичная дверь захлопнулась.

На месте казни присутствовали шестнадцать журналистов, поэтому о последних минутах Грэм известно очень хорошо.

Так как глаза Грэм были скрыты под маской, много внимания было уделено ее наряду, после чего возникла расхожая фраза, будто Барбара Грэм шла на смерть, разодетая, как для прогулки по магазинам. Даже повязку некоторые рассматривали, как модный аксессуар, контрастирующий с бледным лицом и губами с яркой малиновой помадой. «Ее руки дрожали, и маленькие сережки в ушах раскачивались в такт этой дрожи, но она сохраняла самообладание», — писал потом один репортер.

Прошла целая минута, прежде чем в ящик, установленный под ногами приговоренной, опустились два шарика размером мячей для гольфа, обернутые марлей. Гранулы цианида, опущенные в серную кислоту, начали испарять ядовитый газ.

На часах 11:34.

Звук, хотя и очень тихий, испугал ее. Врач за пределами камеры слушал звук биения ее сердца через длинную трубку стетоскопа, выведенную наружу. Как говорят в таких случаях — сердце готово было вырваться из груди, настолько бешено оно колотилось.

Джин Блэйк из «Лос-Анджелес Таймс» рассказывал в своем репортаже: «… казалось, нескончаемо шло время, прежде чем наступила смерть. Задыхаясь, она дважды откинула голову назад. Потом еще один мучительный вздох. Потом ее голова запрокинулась далеко назад. Рот широко распахнут. Снова и снова она вдыхала отравленный воздух. Стоны становились глуше, в горле что-то клокотало. Наконец, сердце Барбары Грэм перестало биться. На часах было 11:42». Вопреки мнению, что смерть в газовой камере мгновенна, пример Грэм показывает — она умирала 8 минут. Из них несколько минут она находилась уже без сознания.

Более часа телу предстояло провести в камере, пока проводилась процедура обеззараживания. Скоро должны были привести следующих приговоренных. Казнь Эммета Перкинса и Джека Санто началась в 14:30 того же дня. Рассказывают, что они смеялись, переговаривались друг с другом и отпускали колкости в адрес охранников. И умерли они быстрее — Перкинс через шесть минут, Санто через четыре.

Эд Кэссиди, детектив из Бербанка, присутствововаший на казни, говорил, что «умерли они легко, легче, чем Барбара Грэм и гораздо легче, чем убитая ими Мейбл Монохан».

Барбаре Грэм было 32 года, Эммету Перкинсу — 47 лет, Джеку Санто — 54 года.

То, чего не знала Барбара Грэм

Уже после исполнения приговора, когда его подробности стали известны из публикаций в прессе, противники смертной казни осудили тот факт, что она несколько раз откладывалась. Они называли это настоящей пыткой, жестоким и избыточным наказанием, когда человек, приготовившийся принять смерть, был буквально раздавлен ложной надеждой на спасение. Надо сказать, довольно странные заявления от противников смертной казни, хотя определенную логику можно усмотреть. Уж лучше быстрая смерть, чем томительное ее ожидание.

Однако в свете того, что происходило за пределами стен тюрьмы Сент-Квентин, было ясно — адвокат Грэм отчаянно боролся за ее жизнь.

Поверенный в деле Грэм, Аль Мэтьюз, подал очередную апелляцию в федеральный суд и клерк в последний момент успел сообщить об этом в офис губернатора. Последовал первый телефонный звонок о приостановке казни. Губернатор штата Найт отказывает в помиловании. Второй телефонный звонок. Продолжать! Не выходя из кабинета судьи, Мэтьюз подает еще одну, заготовленную заранее, апелляцию. И снова звонок в камеру смертников — приостановить казнь!

Судья Уильям Денман злится. Он заявляет, что адвокат превращает процесс в карнавал. Генеральный прокурор, будущий губернатор Калифорнии, Эдмунд Браун кричит о позоре и пятне на имени справедливости. Но Мэтьюз настаивает на пересмотре приговора. Но действующий губернатор непреклонен. В пересмотре отказать. Правосудие должно свершиться. В Сент-Квентин звонят в четвертый, последний, раз.

«Я хочу жить!»

Фильм с таким названием вышел всего через три года, после казни Грэм, в 1958 году, произвел большой шум в обществе и привел к новому витку дискуссии между сторонниками и противниками смертной казни. Согласно сюжету картины, Барбара Грэм была невиновна.

Интересно, что продюсером картины выступил Уолтер Уэнджер, человек не последний в киноиндустр

Подпишитесь на наш
Блоги

«Кровавая Баббс». Дело Барбары Грэм (окончание)

02:45, 12 ноября 2016

Автор: SusanaAtkins

Комменты 21

E

ya srazu ponyala, 4to etot Sam - podstava, takie voprosy zadavat'

K

А где начало не подскажете?

O

Больше всех в этой истории, кроме жертвы конечно, мне жалко её детей! Им же с этим дальше жить, бывают же такие кукушки!

Аватар

На самом деле, все время чтения статьи я поражалась фотогарфиям - вроде такую жизнь вела барышня, и наркотики, и мужики, и проституция, и трое детей! - а выглядит прекрасно!

Аватар

Я за смертную казнь, но против пыток. Да, было совершено ужасное преступление, расплата за которое - жизнь. Но так издеваться это слишком (и да, я поняла, что это не специально было задумано). Ее сообщники ушли гораздо легче. Да и вообще по мне так смертная казнь - для исключительных случаев серийных убийц, извращенных убийств, насилия и убийства детей. Не за каждое убийство стоит "око за око" применять.

Подождите...