На фото - Дмитрий Петрович Кончаловский

Всем привет!

Вчера пересмотрела интервью Андрона Кончаловского Познеру (программа "Познер") и решила посмотреть ещё какие-нибудь его видео. И вот, в одном из них он, говоря об исторической научной и философской литературе, упоминает брата своего деда - Дмитрия Петровича Кончаловского, историка, преподавателя МГУ, который в своё время написал несколько трудов, и особенно один из них - "Пути России" - сильно впечатлил Андрона. Мимоходом он сказал, что об этом его родственнике долго в семье молчали и говорить про него запрещалось. Несмотря на эту фразу, которую я почти пропустила мимо ушей, заинтересовалась не столько личностью Дмитрия Петровича, сколько этой книгой. Стала гуглить на её предмет и... именно в канун страшной для нашей страны даты я обнаружила нечто очень интересное. 
 

Ниже я копирую тексты из источников в ЖЖ, в конце я их укажу. Что-то буду сокращать, потому что один документ довольно большой. Кто заинтересуется, сможет его найти в Интернете. Итак, поехали.

Дмитрий Петрович Кончаловский (1878-1952), сын литератора, переводчика и издателя Петра Петровича Кончаловского (Старшего), был младшим братом художника Петра Петровича Кончаловского (1876-1956) и медика Максима Петровича Кончаловского (1875-1942). (Заметим, что дочь Петра Петровича Кончаловского (Младшего) – писательница Наталья Петровна Кончаловская – была женой писателя Сергея Михалкова; таким образом, Дмитрий Петрович Кончаловский приходится двоюродным дедом режиссёрам Андрею Михалкову-Кончаловскому и Никите Михалкову.) 

Младший из братьев Кончаловских избрал для себя стезю историка и правоведа. Окончив историко-филологический факультет Московского университета, он преподавал там же историю и право древнего Рима. Участвовал добровольцем в войне 1914-1917 гг. В 1918-1922 гг. преподавал в Московском, Минском и Смоленском университетах, в 1924-1925 гг. работал техническим редактором в Госиздате, в 1929-1941 гг. преподавал немецкий и латинский языки в московских ВУЗах.

Пётр Кончаловский. Портрет брата художника Д. П. Кончаловского. 1909 год

Летом 1941 г. Дмитрий Кончаловский вместе с женой и тремя дочерьми отправился на свою дачу под Можайском, где дождался прихода немцев и перешёл на их сторону. В своей автобиографии, написанной позднее для Оперштаба Розенберга, он сообщал: «Я испытывал приязнь к продвигающемуся вперед немецкому Вермахту, которую летом и осенью 41-го разделял со многими соотечественниками. После большевистских палачей и угнетателей немецкие солдаты казались мне рыцарями света, ведущими священный бой с исчадиями ада». При этом его сын, Иван Дмитриевич Кончаловский, остался на советской территории, был капитаном медслужбы в Красной армии и погиб в Литве летом 1944 г. 

Поступив на службу к немцам, чтобы не поставить под удар оставшихся на советской территории родных, Дмитрий Кончаловский взял себе псевдоним Сошальский. После отступления немцев из Можайска он перебрался вместе с ними в Смоленск, ставший своего рода неофициальной столицей освобождённой от большевиков России. Там он работал в отделе пропаганды местной русской гражданской администрации. Помимо этого профессор Кончаловский преподавал на курсах учителей и добился создания русской учительской семинарии. Летом 1943 г. он отчитывался в смоленской газете «Новый путь» о своей деятельности: «Смоленск, Кардымово, Красный, Починок, Монастырский, Витебск – вот места нашей работы на учительских курсах в минувших июле и августе. Сущность национал-социализма, опровержение марксизма, проблема расы, еврейский вопрос, новая Европа, путь России к включению в неё – вот основные пункты наших бесед и лекций».

В конфиденциальной записке, направленной Розенбергу в июле 1943 г. немецким сотрудником отдела пропаганды, Кончаловский описывается следующим образом: «К. в противоположность к большинству оставшихся в живых представителей старой русской интеллигенции – несломленная, производящая сильное впечатление личность вполне нордической наружности; человек, который при советском режиме, очевидно, не утратил свой гражданский пыл. Он высказывает свои мысли, очень сильно беспокоясь за окончательный итог войны. Конечно, он оценивает ситуацию с позиции русского националиста». 

Весной 1944 г. Дмитрий Кончаловский возглавил смоленский отдел Национал-социалистической трудовой партии России Бронислава Каминского. После эвакуации немцев из Смоленска он некоторое время работал в Оперштабе Розенберга в Минске, потом в Ратиборе в Силезии и Берлине. После окончания войны Кончаловский оказался в лагере для перемещённых лиц, откуда сумел выбраться во Францию, где жила его сестра. В последние годы жизни он продолжал публиковать политические статьи, в которых призывал Европу к стойкости перед лицом советской угрозы. 


А вот крайне любопытный документ – служебная записка от 17 декабря 1942 г. от анонимного штурмбанфюрера СС из базировавшейся в Смоленске айнзацгруппы В (командиром которой был Эрих Науманн) в Берлин начальнику полиции безопасности и СД с жалобой на Кончаловского-Сошальского (здесь он ошибочно именуется Сучальским):
 

Начальник полиции безопасности и СД
Офицер связи при министерстве оккуп. вост. территорий 
Берлин, 17 декабря 1942 г.
СЕКРЕТНО 

1. Служебная записка.
Тема: Вызов русского профессора Сучальского, Смоленск, в восточное министерство.

Опираясь на телефонную беседу от 16 декабря 1942-го сообщаю на основании докладов командира айнзацгруппы B, Смоленск, следующее:
Профессор Сучальский ранее трудился в Москве профессором древней истории. В связи с его антибольшевистским настроем его лишили права на преподавание, после чего он проживал в Смоленске, где и состоялся его первый контакт с немецкими военными службами. Сучальский незамедлительно предоставил себя в распоряжение немецких ведомств и был задействован в группе активной пропаганды Отдела Пропаганды W. Благодаря доверию, которое Сучальский завоевал среди немецких военных ведомств, он мог составить точную картину относительно планов восстановления русской гражданской администрации. 

По сообщения командира айнзацгруппы B, Смоленск, Сучальский, однако, неприемлем политически. Из различных его высказываний следут, что он мыслит абсолютно великорусски, если не панславистски. В служебной поездке, состоявшейся в середине 1942-го, в которой принимал участие референт айнзацгруппы B,Сучальский помимо прочего высказывался о фюрере и заявил, что не может понять, почему немецкая пропаганда настолько выдвигает фюрера на передний план. В конце концов он всего лишь человек и кроме того он обладает даром гипноза, с помощью которого склоняет немцев к реализации своих планов. «Миф» Розенберга Сучальский не признает, считая его утрированным и к тому же ошибочным в отношении исторических фактов. 

Далее командир айнзацгруппы B оценивает Сучальского как типичного представителя дореволюционных интеллигентов, который пытается использовать текущую ситуацию для того, чтобы получить важный пост в русской гражданской администрации. Референту айнзацгруппы B он заявил, что стремится стать русским министром по вопросам религии и культуры. Сучальский – великоросс и будет любыми путями добиваться великорусской автономии. Германия чего-то стоит для него лишь до тех пор, пока с помощью немецких военных ведомств он может чего-то добиваться. Хотя он безусловно за мирное сотрудничество с немецким рейхом, но решительно против военной оккупации великорусской территории после окончания войны. По мнению командира айнзацгруппы B, то что Сучальский при неприемлемом для него развитии событий может выступить предводителем великорусского движения, лежит в рамках возможного.

В связи с этим я указываю, что айнзацгруппа B уже давно предупреждала Отдел Пропаганды W насчет Сучальского. Тем не менее он по-прежнему работает на ответственном посту. Лишь сейчас зондерфюрер Отдела Пропаганды W сообщил референту айнзацгруппы B, что и он считает Сучальского опасной личностью, причиной чему стала деятельность Сучальского в Смоленске в последнее время. С точки зрения зондерфюрера, Сучальский – панславист и стремится в государственно-полицейском отношении к русской автономии. Зондерфюрер будет решительно выступать против возвращения Сучальского в Смоленск.

2. Господину д-ру Кнюпферу с просьбой рассмотреть и изложить свою позицию.
3. Ограничение допуска – I/6. 

СС-штурмбанфюрер [подпись]

BA R6/17

Далее текст из другого источника:

Цифровой архив "Гарвардского проекта", в ходе которого американцы в конце 40-х-начале 50-х опросили более тысячи советских и русских эмигрантов - полезный источник, который несколько портит лишь анонимность опрашиваемых. Будем надеться, что когда-нибудь специалисты дополнят базу данных именами и биографиями. Пока же приходится угадывать самим.
В качестве первой ласточки перевод интервью, взятого в Париже в мае 1951 г. у - содержание не оставляет места для сомнений - Д. П. Кончаловского.

Респондент #650.
Дата и место интервью: Париж, 15 мая 1951 г.
[для данных об информаторе см. рукопись "Русская национал-социалистическая партия, февраль-май 1944", переданную им впоследствии - Инт.] 

(далее слова Д. П. Кончаловского)


Некоторые жители оккупированных территорий продолжали надеяться на немцев до самого конца. Особенно крестьяне не заглядывали далеко в будущее, пытались копить; но условия изменились - ключевым фактором стало партизанское движение - что привело к репрессиям, актам возмездия и принудительной высылке в Германию.

Немецкая гражданская администрация была полностью прогнившей. В области школьного обучения, с которой я был знаком, они регулярно ставили препоны любому образованию кроме технического. С другой стороны, военные в целом помогали населению. Была учительская семинария и обычные школы, в которых использовались старые учебники. Неприемлемые абзацы были перечеркнуты и заклеены чистыми полосками бумаги, все изменения осуществлялись централизованно. Историю не преподавали вообще. Учителя фактически остались прежние. Среди них были и коммунисты и антикоммунисты. Немцы выпустили некоторых военнопленных учителей, но доппайка учителям не давали. Уже накануне эвакуации немцев вышло два выпуска журнала для учителей. Редактор газеты "Новый путь" прежде был редактором газеты "Рабочий путь". 

Бургомистром Смоленска был молодой юрист, всецело продукт советской системы. Существенное число коммунистов было принято на немецкую службу, кое-кто из немцев говорил мне, что это преднамеренный шаг: людям с коммунистической ментальностью и моралью легче приспособиться к ним [немцам]. Немцы уважали людей, которые вели себя более независимо, но мало пользовались их услугами.

<...>

Фактически каждый, кто сотрудничал с немцами рассчитывал, что ему удастся их надурить. Это была распространенная иллюзия: казалось, что после большевиков не будет проблемой освободиться и от немцев, русские люди "переварят" их. К этой т.н. "третьей силе" принадлежал и Власов. Сам Власов был вероятно карьеристом, который сам себя убедил в своем предназначении. Его офицеры, включая бывших коммунистов, были настроены строго анти-немецки, они рвались действовать, жертвовать собой, они были патриотами и хотели сражаться. Мы в Смоленске слышали о Власове, но никогда не видели его, очевидно, его прятали в Берлине. Все, что мы видели - пропагандисты в немецкой форме, использующие его имя. В их речах кто-то слышал намеки на "независимые" интересы и цели. Но по моему ощущению гражданское население не поддерживало Власова, они ничего бы не выиграли, записавшись добровольцами.

<...>

Пропагандистские подразделения вермахта лучше понимали психологию народа, чем оперштаб Розенберга. Но ни те, ни другие не занимались реальной "политикой", если исключить антибольшевистскую пропаганду (показ публике советских тюрем и пр.) Вообще пронацистская пропаганда считалась "не для русских". 

Далее выдержки из уже упомянутого выше секретного документа, обозначенный как:

Оперативный штаб рейхсляйтера Розенберга, Минск, 2 июля 1943 г. 
ГРГ Центр, аналитический отдел 

Размышления одного русского
о сотрудничестве Германии с народами на Востоке.

Автор: профессор Сошальский (псевдоним, написано по-немецки)

(далее рассказ самого Д.П. Кончаловского)

Цель нижеследующих размышлений – предельно честно высказать мое мнение по поводу положения на т.н. освобожденных восточных территориях. Это положение является результатом немецкой политики, которая по моему мнению абсолютно неверна и наносит вред Германии. Она, если ее не изменить, может сыграть роковую роль. Моей вывод зиждется на общеизвестных объективных фактах и более чем годовом опыте добровольного сотрудничества с немецкой антибольшевистской пропагандой. Я высказываю свою точку зрения не как недоброжелательный критик, а как человек, глубоко и искренне почитающий немецкий народ, преклоняющийся перед его положительными качествами, сочувствовавший его судьбе на протяжении последней четверти века, я говорю как человек, в юности живший в Германии, учившийся в немецком университете, впитавший немецкие культурные ценности и сохранивший в своей душе благодарность за счастие быть воспитанным и идейно, и нравственно по немецкому лекалу. Я не думаю, что здесь я высказываю свои индивидуальные, личные взгляды. Так как большую часть старших представителей русской интеллигенции прямо или косвенно связывает с Германией все та же духовная близость, позволю себе утверждать, что любой ее представитель на моем месте высказывал бы приблизительно то же. К открытому выражению моих мыслей призывает меня и чувство долга сотрудника, взявшего на себя задачу помочь Германии в достижении целей к ее благу равно как и ко благу моей собственной родины.

С другой стороны я должен сказать, что в дальнейшем я говорю как русский, который охвачен не только подлинной любовью к своему Отечеству и почтением к его прошлому, к положительным чертам русского народа, но в то же время признает его недостатки, особенно культурную отсталость. Я убежден, что молодые, еще не тронутые распадом силы, равно как и ценные душевные качества, отличающие этот народ от других, позволят ему осуществить великую миссию в будущем. В этом будущем я вижу также исторически обоснованный тесный союз с Германией, в котором рождаются новые духовные и материальные ценности.

<...>

Что заставило меня предпринять такой шаг, и, исходя из каких ожиданий, я стремился сотрудничать с немецким вермахтом?

После мировой войны, в которой я принимал участие как офицер резерва, я спрашивал себя, почему ее итоги именно для Германии и России оказались столь пагубны. Я пришел к выводу, что корень бед следует искать в отказе от политики дружбы между обеими странами, которую проводил Бисмарк. Германия и Россия, ближайшие соседи - обеих равно интересует польский вопрос, обе по особенностям характеров дополняют и поддерживают друг друга – им самой судьбой предрешено быть союзниками и сотрудничать. И если посмотреть на их историю почти двух последних тысячелетий, то периоды их содружества были лучшими и счастливейшими для обеих стран; в то время как расхождение, начиная с 70-х годов 19 века, привело к росту милитаризма, общему напряжению в Европе и в конечном к итоге к катастрофе мировой войны. И я мог предположить, что руководители обеих стран рано или поздно осознают, что прочное сплочение Германии и России является исторической необходимостью, и что настанет момент, когда этот союз станет решающим фактором мировой истории. Но так как подобное историческое событие было при большевизме невозможно, мне казалось, что главной его предпосылкой является уничтожение большевизма. Мне было ясно, что Россию даже в ее советском обличье нельзя сбрасывать со счетов как фактор мировой политики. Но сила, которая освободила бы Россию от большевизма и сделала бы своим союзником, получила бы прочнейшую опору для осуществления своих политических целей. Такой силой представлялась мне Германия как ближайший сосед России

<...>

Та культурно связанная с Германией русская интеллигенция, о которой уже говорилось, исчезла под ударами большевиков, но оставшиеся подобно мне одиночки в целом разделяли это мнение. Еще более важно, что то же мнение бессознательно распространялось в народе, так как народ имел некоторое представление о положительных чертах немцев благодаря многочисленным коммерческим связям русских с многочисленными проживавшими в России до войны немцами, а также благодаря рассказам солдат, вернувшихся из немецкого плена.

Никакая большевистская антинемецкая пропаганда не могла поколебать здравый смысл русских, знакомых из газет с фактами немецкого подъема. Многие простые люди возлагали на Германию последние надежды на освобождение от большевизма, так как сам русский народ в силу объективных обстоятельств был на это неспособен.

<...>

Я знаю, что моя тогдашняя вера в немцев некоторыми воспринималась как глупость и наивность. Важные факты, к примеру, условия Брест-Литовского мира, в свое время навязанные побежденной России Германией Вильгельма II, заставляли действительно усомниться. Но время ослабило тогдашние впечатления, да и многие обстоятельства подчеркивали малую значимость этого примера: во-первых, то, что большевики сделали с тех пор с моей Родиной, в тысячу раз превосходит жесткие условия, к которым победивший противник принудил тогда Россию. К тому же сама Германия стала позже жертвой не меньшей несправедливости и пережила кошмар навязанного ей победителями рабства. Я считал, что все последующее развитие событий, включая победу национал-социализма, проходило под знаком протеста против международного грабежа, под знаком стремления к новому справедливому и гуманному обустройству мирового порядка. Я сказал себе, что сейчас должна наступить эпоха мировой справедливости, и я верил, что именно Германия, которая испытала на своей собственной шее ярмо Версаля, призвана открыть эту эпоху. Отсюда рождалось мое глубокое сочувствие национал-социалистической Германии и ее успехам по освобождению из версальских цепей.

Я пестовал и еще одно убеждение. Как историк я верю в историческую Немезиду, я верю также в силу русского народа и его судьбу. В истории в конечном итоге торжествует справедливость, и за преступления народа или его правительства рано или поздно несет ответственность сам этот народ. Тогда Немезида действовала на наших глазах: преступления версальского мира обернулись против его зачинщиков, а исполнителем приговора истории стал Гитлер.

<...>

Уже в первые недели после прихода немцев произошли события, которые, если и не вызвали у меня разочарования, то пробудили сомнения и опасения.

Для любого русского, который верил в освободительную для России миссию Германии, было ясно: если она достаточно сильна для победы над большевизмом, то она тем не менее нуждается в сильном союзнике и новых громадных источниках помощи для дальнейших битв с Англией и Америкой. И перед Германией открывалась прекрасная и уникальная возможность достигнуть обеих целей сразу - путем подлинного освобождения России от большевизма и вовлечения ее в борьбу как военного союзника и поставщика всех видов сырья и материальных средств.

Имелась твердая надежда на то, что Германия использует эту выгодную возможность, освободив русский народ от большевизма и тем самым привязав его к себе не только для достижения нынешних целей, но и в длительной перспективе, если не навсегда. Казалось само собой разумеющимся, что после занятия значительной части России с таким важным городом как Киев, будет в торжественной обстановке провозглашен новый статус отношений с Россией или, как минимум, будет заключен союз Германии с новой настоящей Россией, направленный против презренных большевиков. Вместо этого раз за разом происходили явления и действия, для русских непостижимые, противоречивые, фатально действующие на вышеописанную психологию русских и пробуждающие в них все более мрачные и убедительные подозрения.

Прежде всего, странным образом и в силу непонятных нам тогда причин умалчивалась главная проблема – будущее России.

<...>

Становилось ясно, что будущее России изначально решается Германией с позиций завоевателя, что собственные уроки Версаля не пошли впрок.

Другие происходившие в то же время события демонстрировали полное презрение к русским, публичное непризнание их человеческого достоинства, наконец бесцеремонный отказ от дававшихся немецкой пропагандой обещаний.

Прежде всего показательно обращение с военнопленными и теми красноармейцами, которые, поверив обещаниям, перешли на немецкую сторону: побои, голод, мороз, убийства тех, кто из-за слабости не мог идти дальше, оскорбления – таков был их жребий. Никто никогда не сможет доказать, что их массовая смертность зимой 1941/42 г.г., причем не только в глубоком тылу, но и в самой Германии, объяснялась одной лишь военной обстановкой, нуждой и лишениями, которые испытывали сами немцы. В конечном итоге, не менее 75% этих несчастных и обманутых погибли от голода, холода и безнадзорности.

Прочие факты: насильная отправка русских мужчин, женщин и девушек в Германию, содержание их в лагерях, ограничение свобод, полное игнорирование данных им обещаний, презрительное обхождение как с низшей расой.

<...>

В оправдание всех этих явлений обычно называются военная обстановка, необходимость пробудить в собственном населении известные чувства к противнику, собственные трудности, страдания своих солдат и многое другое. Но все это справедливо лишь в малой части, и нужно прямо сказать, что при ином отношении к русским и России можно было бы избежать негативных явлений, которые нанесли сильный вред самой Германии.

<...>

Существуют и другие факты, заставляющие предположить, что у Германии есть некие скрытые соображения относительно обращения с Россией и русским народом. Даже мероприятия, направленные на улучшение благосостояния русских и превозносимые в таковом качестве немецкой пропагандой, сопровождаются другими мероприятиями, которые либо полностью нивелируют первые, либо заметно ослабляют положительный эффект. Крестьянам дают землю в собственность, им оказывают всяческую помощь в ее возделывании вплоть до поставок сельхозмашин, племенного скота и семенного материала. Все это – правда. Но другие мероприятия показывают, что целью сего является лишь получение сырья и продовольствия для Германии. Крестьянам оставляют ровно тот жизненный минимум, который нужен, чтобы не потерять незаменимую для Германии рабочую силу.

<...>

Я очень хорошо знаю, какими возражениями можно встретить мои упреки, какие возражения используются немецкой стороной. Во-первых, многое из упомянутого выше уже изменилось или как раз меняется. Это верно, но, увы, подобные изменения часто происходят слишком поздно. Как бы то ни было негативные факты, будь то ошибки или недоброжелательство, уже сильно навредили германскому делу, а многое из произошедшего уже не поддается исправлению. Второе возражение: подобный образ действий был продиктован исключительно военными нуждами, таково право завоевателя. Таковы законы войны, законы истории, характерные для человечества. Как бы поступили русские, если бы они завоевали немецкие территории?

Это правда, победитель неподсуден. Но проблема в том, что победа еще не достигнута, Германия еще не победила большевизм.

<...>

Мы переоценили силы Германии в ее борьбе против большевизма, равно как переоценила их и сама Германия. Эту правду я не могу скрывать, я должен высказать ее открыто.

Уже зима 1941/42 служила тому доказательством. Для меня сей факт стал несомненным уже тогда, но я не посмел возвысить свой голос, так как было ясно, что немецкое руководство убеждено в обратном. Эти убеждения, похоже, не поколебали и события лета 1942-го.

<...>

В 1941 году была упущена бесценная возможность использовать доверие русских к Германии, их надежды и огромный человеческий материал, который сам оказался в немецком распоряжении в лице военнопленных, перебежчиков и населения оккупированных территорий. С тех пор этот материал частью исчез, частью добровольно или принудительно перешел к партизанам. Положение на оккупированных территориях заметно изменилось к худшему.

<...>

И все-таки у Германии и сейчас есть большая возможность, недооценивать которую было бы роковой ошибкой. Германию и подавляющее число оставшихся лояльными русских все еще объединяет общий враг. Этот враг – большевизм. Большая часть населения, особенно освобожденное из колхозов крестьянство, не хочет возвращения большевиков, так как оно означает для них экономическую, а во многих случаях и физическую гибель. После того как немцы пришли в Россию как освободители, они должны, хотя бы престижа ради – не говоря уж о дальнейшей судьбы Германии и Европы – победить большевиков.

<...>

Для каждого, кто рассматривает нынешнее положение непредвзято, ясно, что речь идет уже не о гегемонии Германии в Европе, а о самом ее существовании, о спасении ее и Европы от ужасов большевизма. Время уходит. Еще немного и будет поздно. Потеря Туниса предоставляет англо-американцам трамплин в Италию, их высадка там может иметь непредсказуемые последствия. Постоянно растущее превосходство западной авиации угрожает парализовать промышленность и даже жизнь в Германии.

<...>

После войны Россия будет крайне нуждаться в помощи из-за рубежа. Эта помощь будет необходима ввиду масштаба внутренних задач, стоящих перед ней: ликвидации тлетворного духовного наследия большевизма, восстановления разоренных областей и своего экономического организма, пораженного войной. Страна, которая потратила все силы на эту войну, не способна начать новую, ей еще долгое время будут нужен союзник и помощник. И никто иной не может быть таким союзником и помощником кроме Германии, непосредственного соседа России, с которой ее связывают столь тесные культурные, экономические и исторические узы – узы, которые в ходе новой борьбы за достижение совместной цели станут еще крепче и здоровее. Таким образом будет воплощена заповедь, которая еще в 19 веке стала исторически очевидной и столь метко и мудро была сформулирована Бисмарком.

<...>

В заключение я хочу добавить вот что. По моему твердому убеждению приемлемый для всей Европы порядок не может быть установлен при господстве одной единственной страны, как могущественна она ни была бы, а лишь в том случае, если страны, которые демонстрируют лучшую жизнеспособность и обладают большими людскими, духовными и материальными резервами, будут идти рука об руку. Таких стран на континенте, как показывает опыт нынешней войны, лишь две: Германия и Россия. Их сплочение сделает Европу единым целым, к ним вынуждены будут примкнуть малые страны и такие государства как Франция, которые уже сыграли свою историческую роль. Этот немецко-русский союз сделает Европу настолько мощной политически, что она сможет спокойно смотреть на любое грядущее развитие событий в мировом масштабе.

Каковы были последствия этого меморандума вообще и для самого Кончаловского в частности? Ответ нашелся в статье известного историка Александра Даллина "The Kaminsky Brigade: a case-study of Soviet disaffection", опубликованной в 1973 г. в сборнике "Revolution and politics in Russia: essays in memory of B. I. Nicolaevsky"

Председателем минского отделения русской нацистской партии был Дмитрий Сошальский - псевдоним историка, преподававшего в московском университете. Пожилой человек, получивший образование в Германии до 1914 года, он был не слишком хорошо знаком с сущностью национал-социализма. В начале войны он стал работать на немецкое пропагандистское агентство в Смоленске, затем в Минске. Всем сердцем приняв немецкую сторону, он прилагал все усилия к исправлению того, что он считал политическими ошибками, совершенными немцами на оккупированных территориях. 

Типичен в этой связи развернутый меморандум, который он передал немцам в 1943 г. Стремясь к будущему союзу между Германией и Россией, Сошальский указывает на бессмысленные мероприятия, вызывающие лишь раздражение к немцам. Меморандум, конечно, никак не подействовал на немецкое руководство. Несмотря на растущее разочарование в немцах, Сошальский продолжал надеяться на то, что он получит возможность для продуктивной работы и потому согласился занять пост, предложенный ему Хомутовым [Хомутов Григорий Ефимович, 1916-1947 (?), старший лейтенант Красной Армии, позже член НТС, работник отдела пропаганды министерства оккупированных территорий] 

Он стал главой (или номинальным главой, как, должно быть, аргументировал Хомутов) минского отделения партии. Он годился для этой роли в силу своего возраста и биографии, равно как и потому, что находился в хороших отношениях и с русскими, и с немцами. За следующие три месяца - с марта по май 1944 г. - отделение привлекло в ряды партии несколько десятков человек. На самом деле, партии здесь было нечего делать. За все время были организованы лишь два открытых собрания, каждое из которых посетило человек пятнадцать - бывшие военнопленные, пара дам из общества, два или три журналиста и русские сотрудники местных немецких агентств. 

Минск был эвакуирован, и "деятельность" русского нацистского "движения" прекратилась раз и навсегда. Хомутов настаивал на вступлении Сошальского в бригаду [Каминского], но пожилой профессор был разочарован "неотесанным молодняком". Он бежал в Германию, где оказался в числе сторонников последней "акции" Власова в конце 1944 г.

В примечаниях Даллин указывает на то, что Сошальский, как председатель минского отделения русской нацистской партии, был приглашен вместе с Каминским на международный антиеврейский конгресс в Кракове, который, однако, так и не состоялся.

Пётр Кончаловский. Портрет брата художника Д. П. Кончаловского. 1934 год

Вот что, кстати, о нём рассказывает его двоюродный внук Андрон Кончаловский:

"...он списался со своей сестрой — моей двоюродной бабушкой, которая жила в Париже. Она их выписала как своих дальних родственников, они уехали в Париж, просто выскользнули из рук СМЕРШа и КГБ.

Вот так он оказался в Париже, и довольно долго никто в нашей семье не знал, что они выжили. Потому что боялись писать даже, что они живы, и уже в середине 50-х годов пришла весточка, что они живы и что Дмитрий жив. Это было потрясение для деда, но Дмитрий Кончаловский остался непримиримым абсолютно антибольшевиком и остался врагом советской власти, поэтому он никогда сюда не приезжал, и мы никогда не общались, вернее, никогда не встречались.

Я встречался потом с моими двоюродными тетками, дочерьми Дмитрия. Они были тоже чрезвычайно настроены антисоветски и горько и говорили о том, что Петр Петрович тоже лауреат Сталинской премии, вообще в семье Михалковых все советские и продались большевикам. Так они, собственно, в этом убеждении прожили всю свою жизнь до конца. Дмитрий написал замечательную книгу «Пути России», и я ее в штанах провез через границу в Советский Союз, когда я первый или второй раз приехал в Париж. Она потом на меня произвела неизгладимое впечатление и во многом сформировала мое представление о путях России."

Спасибо всем, кто дочитал и так довольно сокращённый текст. Как вам история?

Источники в жж пользователей aquilaaquilonis и labas (этот источник основной). 

Подпишитесь на наш
Блоги

Несостоявшийся министр национал-социалистической России

11:05, 22 июня 2016

Автор: flow

Комменты 27

Аватар

Ах как же им хотелось в господа.

Аватар

спасибо за пост, очень информативно!

Аватар

Ну что сказать, Андрон достойный его внук (про отношение к советской власти). Быть великороссом при фашистах можно, а вот при большевиках никак нельзя. Однако удивительно, что семья Михалковых-Кончаловских была так обласкана властью при таких родственниках. Мое мнение - власть в своей стране может и не устраивать, но восстанавливать Великую Русь с помощью оружия врага, заливая кровью свою Родину, не оправдывает его ум и любовь к родине. Это обеление предателя.

Аватар

Спасибо за пост, читала с открытым ртом. Собираюсь копаться дальше, очень заинтересовала эта тема.

Аватар

Ну что...тоже позиция. Не буду распространяться о том, что чужими руками рай не делается, это его убеждения. Но. Как при всем своем уме, он не догадался(?!) о "планах Германии в отношении России"...Откуда такая дикая наивность?

Подождите...