Евгений Леонов: письмо к сыну,1974г.

«Андрюша, ты люби меня, как я люблю тебя. Ты знаешь, это какое богатство – любовь. Правда, некоторые считают, что моя любовь какая-то не такая и от нее, мол, один вред. А может, на самом деле моя любовь помешала тебе быть примерным школьником? Ведь я ни разу так и не выпорол тебя за все девять школьных лет.

Помнишь, ты строил рожи у доски, класс хохотал, а учительница потом долго мне выговаривала. Вид у меня был трижды виноватого, точно я стою в углу, а она меня отчитывает как мальчишку. Я уже готов на любые унижения, а ей все мало: «Ведь урок сорван… – ведь мы не занимаемся полноценно сорок пять минут.. – ведь сам ничего не знает и другим учиться не дает… – ведь придется вам его из школы забрать… – ведь слова на него не действуют…»

Пропотели рубашка, пиджак и мокасины, а она все не унималась. «Ну, думаю, дам сегодня затрещину, всё!» С этими мыслями пересекаю школьный двор и выхожу на Комсомольский проспект. От волнения не могу сесть ни в такси, ни в троллейбус, так и иду пешком… Женщина тащит тяжелую сумку, ребенок плачет, увидев меня, улыбается, спиной слышу, мать говорит: «Вот и Винни-Пух над тобой смеется…» Незнакомый человек здоровается со мной… Осенний ветерок обдувает меня. Подхожу к дому с чувством, что принял на себя удар, и ладно. Вхожу в дом, окончательно забыв про затрещину, а увидев тебя, спрашиваю: «Что за рожи ты там строил, что всем понравилось, покажи-ка». И мы хохочем.

И так до следующего вызова. Мать не идет в школу. А я лежу и думаю: хоть бы ночью вызвали на съемку в другой город или с репетиции не отпустили бы… Но Ванда утром плачет, и я отменяю вылет, отпрашиваюсь с репетиции, я бегу в школу занять свою позицию в углу.
Какие только мелочи достойны наших переживаний…

Я оттого и пишу эти письма, чтобы исправить что-то неправильное, и выгляжу, наверное, смешным и нелепым, как некоторые мои персонажи. Но ведь это я! В сущности, дружочек, ничего нет проще живой тревоги отцовского сердца.

Когда я один, вне дома, тоскуя, вспоминаю каждое твое слово и каждый вопрос, мне хочется бесконечно с тобой разговаривать, кажется, и жизни не хватит обо всем поговорить. Но знаешь, что самое главное, я это понял после смерти своей мамы, нашей бабушки. Эх, Андрюша, есть ли в твоей жизни человек, перед которым ты не боишься быть маленьким, глупым, безоружным, во всей наготе своего откровения? Этот человек и есть твоя защита.
А я уже скоро буду дома.

Отец. Ленинград. 3.Х.74».

Корней Чуковский,письмо Сталину.

Глубоко уважаемый Иосиф Виссарионович!

После долгих кол:)ий я наконец-то решил написать Вам это письмо. Его тема – советские дети.
Нужно быть слепым, чтобы не видеть, что в огромном своем большинстве они благородны и мужественны. Уже одно движение тимуровцев, подобного которому не существует нигде на земле, является великим триумфом всей нашей воспитательной системы. Но именно потому, что я всей душой восхищаюсь невиданной в истории сплоченностью и нравственной силой наших детей, я считаю своим долгом советского писателя сказать Вам, что в условиях военного времени образовалась обширная группа детей, моральное разложение которых внушает мне большую тревогу.

Хуже всего то, что эти разложившиеся дети являются опасной заразой для своих товарищей по школе. Между тем школьные коллективы далеко не всегда имеют возможность избавиться от этих социально-опасных детей.

Около месяца назад в Машковом переулке у меня на глазах был задержан карманный вор. Его привели в 66-е отделение милиции и там оказалось, что этот вор-профессионал, прошедший уголовную выучку, до сих пор как ни в чем не бывало учится в 613-й школе!

Он учится в школе, хотя милиции отлично известно, что он не только вор, но и насильник: еще недавно он ударил стулом по голове свою мать за то, что она не купила ему какой-то еды. Фамилия этого школьника Шагай. Я беседовал о нем с директором 613-й школы В.Н.Скрипченко и она сообщила мне, что он уже четвертый год находится во втором классе, попрошайничает, ворует, не хочет учиться, но она бессильна исключить его, так как РайОНО возражает против его исключения.

Я не осмелился бы писать Вам об этом случае, если бы он был единичным. Но к сожалению, мне известно большое количество школ, где имеются социально-опасные дети, которых необходимо оттуда изъять, чтобы не губить остальных.

Вот, например, 135-я школа Советского района. Школа неплохая. Большинство ее учеников – нравственно здоровые дети. Но в классе 3 «В» есть четверка – Валя Царицын, Юра Хромов, Миша Шаковцев, Апрелов, – представляющая резкий контраст со всем остальным коллективом. Самый безобидный из них Юра Хромов (с обманчивой наружностью тихони и паиньки) принес недавно в класс украденную им женскую сумочку.

В протоколах 83-го отделения милиции ученики этой школы фигурируют много раз. Сережа Королев, ученик 1-го класса «В», занимался карманными кражами в кинотеатре «Новости дня». Алеша Саликов, ученик 2-го класса «А», украл у кого-то продуктовые карточки. И т.д. и т.д. Стоит провести один час в детской комнате любого отделения милиции, чтобы убедиться, как мало эффективны те меры, которые находятся в распоряжении милицейских сержантов, – большей частью комсомолок 17-летнего возраста.

Комсомолки работают очень старательно, с большим педагогическим тактом, но вряд ли хоть один вор перестал воровать оттого, что ему в милиции прочитал наставление благородный и красноречивый сержант. Особенно смущают меня проявления детской жестокости, которые я наблюдаю все чаще.

В Ташкентском зоологическом саду я видел 10-летних мальчишек, которые бросали пригоршни пыли в глаза обезьянкам, чтобы обезьянки ослепли. И одна из них действительно ослепла. Мне рассказывали достоверные люди о школьниках, которые во время детского сеанса, воспользовавшись темнотою зрительного зала, стали стрелять из рогаток в актеров, – так что спектакль пришлось отменить. Но как бы я ни возмущался проступками этих детей, я никогда не забываю, что в основе своей большинство из них – талантливые, смышленые, подлинно-советские дети, которых нельзя не любить. Они временно сбились с пути, но еще не поздно вернуть их к полезной созидательной работе.

Для их перевоспитания необходимо раньше всего возможно больше трудколоний с суровым военным режимом типа колонии Антона Макаренко. Режим в этих колониях должен быть гораздо более строг, чем в ремесленных училищах. Основное занятие колоний – земледельческий труд. Во главе каждой колонии нужно поставить военного. Для управления трудколониями должно быть создано особое ведомство, нечто вроде Наркомата Безнадзорных детей. В качестве педагогов должны быть привлечены лучшие мастера этого дела, в том числе бывшие воспитанники колонии Макаренко.

При наличии этих колоний можно произвести тщательную чистку каждой школы: изъять оттуда всех социально-опасных детей и тем спасти от заразы основные кадры учащихся. А хулиганов – в колонии, чтобы по прошествии определенного срока сделать из них добросовестных, дисциплинированных и трудолюбивых советских людей!

Может быть, мой проект непрактичен. Дело не в проекте, а в том, чтобы сигнализировать Вам об опасности морального загнивания, которая грозит нашим детям в тяжелых условиях войны.

Прежде чем я позволил себе обратиться к Вам с этим письмом, я обращался в разные инстанции, но решительно ничего не добился. Зная, как близко к сердцу принимаете Вы судьбы детей и подростков, я не сомневаюсь, что Вы, при всех Ваших титанически-огромных трудах, незамедлительно примете мудрые меры для коренного разрешения этой грозной проблемы.

С глубоким почитанием писатель К.Чуковский
Ул. Горького, 6, кв. 89.
К-5-11-19.

Письмо Александра Вертинского из Китая,1936г.

Письмо Александра Вертинского из Китая
Л.В. Арнольдову. Шанхай
Тяньзин, 26 ноября 1936 г.

Мой дорогой друг,

У меня сегодня скверно на душе, и я решил написать вам, потому что вы единственный человек в этой желтой стране, с которым я могу разговаривать и который меня понимает. У меня завелись в душе вши. Это от поездки, от вагонов, людей, городов… От всей этой запаршивелой эмиграции… От Харбина… От грязных отелей, скучных людей… затхлых суждений и взглядов… лицемерия… пошлости. И все мне кажется, что я еду в теплушке в большевицкое время и что у меня тиф и что идет эвакуация… Собственно в переводе эвакуация – значит – “вывоз”, “спасение барахла”… И вот я тоже завшивевший спасаю свое “художественное” барахлишко – мотаюсь по станциям и проклинаю усталый паровоз… Господи, почему нельзя быть птицей. Почему нельзя прилепиться к трубе этого парохода что стоит в порту и уехать в

Золотой Египет
Голубой Бейрут…

Почему надо разговаривать с зубными врачами, улыбаться председателю Европейской общины, – есть селедку… петь о стеклянных птицах – деревянным сердцем и ломать от злости и отчаянья зубочистки. Воистину какая нищая юдоль. Интересно чтобы делали, например, Блок и Гейне если бы их ежедневно заставляли чистить нужник. А я приблизительно делаю это

“Глаголом жгу сердца людей”.
Или точнее: чищу… сортиры.
Эмиграция это не правый берег… Левый это СССР

А эмиграция это не кто оторвались от левого берега и правого не нашли, – не доплыли до него.

Большой плот на реке жизни нагруженный барахлом, беженцами и старыми календарями 1900-х годов.

Не открыть ли мне бакалейную лавочку.
Не пойти ли мне в сутенеры
А была Европа… Париж…
Единственное, что у меня осталось от Франции – маленькая иконка Святой Терезы; я нашел ее среди запонок и пуговиц.
Нищ и наг человек.
Сегодня метет мокрый снег.
Я представляю себе собственную могилу на каком-нибудь местном кладбище. Ржавые венки из жести… Жидкая ограда… Ветер. На ленте будет написано “Незабвенному и т.д.” – а потом как у Чехова – от дождя и ветра частица “не” – стерлась и осталось “Забвенному Александру Николаевичу Вертинскому”…
И Чехов удивительно тонко и горько говорит… Время стерло человеческую ложь. Да… Ну прощайте дорогой, скоро увидимся.

А. ВЕРТИНСКИЙ.

Письма героинь французского Сопротивления.

ПИСЬМО МАЙ ПОЛИЦЕР 

22 января 1943 г.

Мои дорогие,

если вы получите это письмо, это значит, что я отправлена в Германию. Сегодня, в четверг вечером, нам сообщили, что мы уезжаем из Ромэнвиля. Нас должно уехать сто человек. Это все те, кто был арестован по нашему делу, но есть и по разным другим делам. Мы очень счастливы, что остаемся все вместе, а это главное. Сегодня утром увезли в Компьен 65 мужчин. Может быть, мы к ним присоединимся, но ничего точно не знаем. Если нас посадят в поезд, отправляющийся в Германию, я попытаюсь через кого-нибудь передать это письмо.

Дорогие мои, надо быть мужественными. Будьте уверены, мы вернемся очень скоро. Все мы чувствуем себя хорошо, очень веселы. Если они надеялись увидеть наши слезы, то, уверяю вас, они очень разочаруются – мы поедем с пением и с легким сердцем. Мы знаем, что победа совсем близко, и победа окончательная.

Мои милые, не печальтесь, я совсем не грустна. Верьте, я вернусь, не плачьте, мужественно ждите меня. Будем достойны нашего Жоржа, который с честью отдал жизнь за свои идеи и за свою страну.

Целую вас, мои дорогие, от всего сердца. Пусть мой маленький Мишель не грустит. Пусть и впредь светит ему солнце. Верьте в вашу дочурку, вы знаете, что она победит.

Ваша Май.    

ПИСЬМО РАЙМОНДЫ САЛЕЗ 

24.I.1943 года

Мы выехали из Компьена сегодня утром. Мы – 265 женщин – часть эшелона из 2000 человек, которых отправляют в Германию в пломбированных вагонах для скота. Отъезжаем от Шалона, на остановках выкрикиваем наши призывы, поем. К нам проявляют большое сочувствие... Никогда еще у нас не было такого подъема. Даниель Казанова, Полицер, Лягрэден и другие находятся среди нас. Здесь все заключенные из Ромэнвиля, из тюрем Бордо, Сен-Кантэна, Тура и других. Не беспокойтесь о белье и одежде. У меня этого достаточно: два свитера, пальто, две пары чулок, две пары обуви и т. д., белое одеяло.

Ты получишь мою посылку, когда вернешься в Ромэнвиль. Я отправила уже одну из Компьена (большой белый мешок). Она тоже, несомненно, придет в Ромэнвиль. Мими положила в нее свои вещи. Сохрани до ee возвращения. Лулу послала из Компьена на свое имя.

Моральное состояние превосходное. Мы шутим на вокзале, поем патриотические песни. К нам сбегаются люди, мы их поддерживаем нашей надеждой.

Мама, будь сильной, как была и до сих пор. Я горжусь этим, здесь ты для всех образец мужественной женщины. Скоро я к вам вернусь. Позаботься о своем здоровье и скажи об этом и Жанне. Я хочу вас всех найти живыми. Скажи всем, кто меня знает, что я уехала. Об этом все должны знать – и у Розы, и у Поля, везде, все должны знать, что французские патриотки боролись и чем они за это заплатили.

Если однажды не получишь вестей обо мне, не беспокойся. Сохраняй твою веру, твое мужество. Я вернусь. Я послала вам по меньшей мере пять писем разными способами. Посмотри в свитерах, в клубках ниток, и ты их найдешь, в них есть поручения...

Я думаю обо всех вас. Берегите себя. Надеюсь, что вы получили мое письмо из Компьена, которое я бросила из грузовика. Ни на одно мгновение ни одна из нас не падала духом. Мы знаем, что вернемся в свободную Францию. Победа сияет. Еще несколько месяцев.

Маленькая вышитая сумочка – к 50-летию мамы. Когда-нибудь ты ее возьмешь, оденешь красивый костюм и мы пойдем куда-нибудь вместе. Пусть Жанна будет осторожна (фамилия, костюм и т.д.). Ей надо было бы обязательно оставаться в деревне. Гюгетта, Николь, Жозетта, Моника (Жаклин, Лулу, «Клоди») там. Мы там закончим борьбу. Кто знает, может быть, мы будем освобождены первыми! Там дело идет быстро. Мои самые хорошие мысли о всех...

Я взяла с собой медальон, фотографии и другие вещи – ничего не отобрали, даже бумагу!

Будьте мужественны, дорогая моя сестренка, брат мой Раймон, Жако. Заботьтесь о маме Марте. Папа, будь с ней добр и ласков. Я тебе верю и полагаюсь на тебя.

Примечание.

Раймонда Салез была арестована и отправлена в концлагерь Биркенау (Березинка), где погибла в марте 1943 г. в возрасте 22 лет.

Май Полицер, уже будучи арестованной, узнала о том, что гитлеровцами расстрелян ее муж коммунист Жорж Полицер. Погибла в лагере Освенцим в 1943 г. Письмо адресовано госпоже и господину Ляркад, 10, ул. Жюля Леметра, Париж ХII.

Письмо ефрейтора Вальтера Коха 28 июля 1941 г.

Мое бесценное сокровище!
За месяц мы прошли на Восток 750 км, все идет по плану фюрера, и в августе месяце мы в любом случае должны быть в Москве. После капитуляции России наступит очередь Англии, а затем и Америки, если она сама до этого не сдастся. 
Командир нашего батальона майор Зайферт убежден, что русских надо расстреливать на каждом шагу, и мы эту задачу выполняем.
Завтра отправлю тебе очередную посылку. Для отправки у меня приготовлены следующие вещи.
Для Пуни: костюмчик голубой шерстяной вязаный, костюмчик матрос­ский шерстяной темно-синий с шапочкой, ботиночки новые кожаные — 2 пары, туфельки коричневые, варежки шерстяные красные. Все это сейчас великовато, но когда Пуни подрастет, будет в самый раз.
Для тебя, мое счастье, я посылаю: отрез шерсти темно-коричневый 3,5 метра, отрез синего шелка — 3,2 м, розового шелка — 3,05 м, туфли черные лакированные, пояс кожаный и мыло туалетное — 6 кусков. Есть еще два золотых кольца, серьги с камешками и браслет, тоже золотые, но я не решаюсь доверить их почте, это рискованно, и вручу тебе их лично при нашей встрече в недалеком будущем вместе с тысячей горячих поцелуев.
Для мамочки: две новые кофты вязаные — голубая и красная, чепчик ночной с вышивкой, туфли домашние и шерсть — 5 клубков.
Для отца: пальто кожаное, почти новое, шапка из каракуля и четыре ку­ска подошвенной кожи.
Все это в одной посылке, понятно, не поместится, и будет мною высла­но в три приема.
На голубом, почти новом костюмчике для Пуни, есть пятна крови. Из­вини, мое сердечное сокровище, но в полевых условиях, в которых мы на­ходимся, вывести их очень сложно, ты же это сделаешь без труда у дядюш­ки Герберта.
Ты писала о каких-нибудь картинах в золоченых рамах и других пред­метах искусства. Я об этом помню все время, но ничего подходящего не встретил. Ничего хорошего или ценного, ничего, о чем ты мечтаешь для нашего гнездышка, я еще не видел.
Целую Вас обоих долгим и крепким поцелуем.
Ваш папашка Вальтер.

Спустя четверть века после войны в глухом лесу под Вязьмой был найден вросший в землю танк БТ с хорошо заметным тактическим номером 12. Люки были задраены, в борту зияла пробоина. Когда машину вскрыли, на месте механика-водителя обнаружили останки младшего лейтенанта-танкиста. У него был наган с одним патроном и планшет, а в планшете — карта, фотография любимой девушки и неотправленные письма.

25 октября 1941 г.

Здравствуй, моя Варя!

Нет, не встретимся мы с тобой.

Вчера мы в полдень громили еще одну гитлеровскую колонну. Фашистский снаряд пробил боковую броню и разорвался внутри. Пока уводил я машину в лес, Василий умер. Рана моя жестока.

Похоронил я Василия Орлова в березовой роще. В ней было светло. Василий умер, не успев сказать мне ни единого слова, ничего не передал своей красивой Зое и беловолосой Машеньке, похожей на одуванчик в пуху.Вот так из трех танкистов остался один.

В сутемени въехал я в лес. Ночь прошла в муках, потеряно много крови. Сейчас почему-то боль, прожигающая всю грудь, улеглась и на душе тихо. Очень обидно, что мы не всё сделали. Но мы сделали всё, что смогли. Наши товарищи погонят врага, который не должен ходить по нашим полям и лесам. Никогда я не прожил бы жизнь так, если бы не ты, Варя. Ты помогала мне всегда: на Халхин-Голе и здесь. Наверное, все-таки, кто любит, тот добрее к людям. Спасибо тебе, родная! Человек стареет, а небо вечно молодое, как твои глаза, в которые только смотреть да любоваться. Они никогда не постареют, не поблекнут.

Пройдет время, люди залечат раны, люди построят новые города, вырастят новые сады. Наступит другая жизнь, другие песни будут петь. Но никогда не забывайте песню про нас, про трех танкистов.

У тебя будут расти красивые дети, ты еще будешь любить. А я счастлив, что ухожу от вас с великой любовью к тебе.

Твой Иван Колосов.

V

И напоследок, история,рассказанная Мариной Влади в ее книге "Прерванный полет".

"Твое выздоровление продолжается в Белоруссии. Один из друзей - режиссер Витя Туров, у которого ты снимался в фильме о партизанах, - привозит нас в деревню, уцелевшую в войне, где мы останавливаемся у милой бабки. Изба крошечная, зато есть хороший огород, а коза дает достаточно молока, чтобы каждое утро ты выпивал его, еще теплого, большую кружку.

Мы проводим дни в прогулках по окрестностям. Витя показывает нам места, где четверть века назад шли жестокие сражения. А между тем природа так прекрасна! Идеально круглые озера окружены холмами. Начало осени, поля и лес - в золоте, еще тепло. Мы обнаруживаем бывшие партизанские стоянки, поросшие травой, - настоящие подземные поселки.

Мы проходам через обугленные развалины деревень - их не стали восстанавливать после войны, а оставили как памятники. В Белоруссии сотни Орадуров - деревень, в которых не выжил никто. Контраст между такой мягкой природой и зверством преступлений нас потрясает. Вечером
мы сидим за столом в теплом свете керосиновой лампы. Старуха вспоминает...

В сорок четвертом в деревне оставалось только девять женщин от пятнадцати до сорока пяти лет, несколько старух, пять малолетних девочек и двое немощных стариков. Все мужчины от четырнадцати до семидесяти ушли на фронт или к партизанам. Немцы отступают - это разгром.

Деревня чудом уцелела, но страшное предчувствие подтверждается: все мужчины убиты. С
фронта пришли похоронки: "Погиб за Родину". От партизан - страшное сообщение: "Никого в живых из деревни такой-то". Когда женщины видят небольшую группу советских солдат с двадцатипятилетним капитаном во главе, решение их уже принято. Накормив и напоив мужчин, они топят баню.

Каждая приносит чистое белье, на свежих постелях - россыпи вышитых подушек. Измученные солдаты засыпают, обретая после долгих месяцев войны это забытое счастье. В одной избе все не гаснет свет. Самая отважная из женщин говорит с молодым капитаном:

- То, о чем я попрошу сейчас, наверное, вас покоробит. Но постарайтесь понять. Война отняла у нас мужчин. Для того чтобы жизнь продолжалась, нам нужны дети. Подарите нам жизнь.

На несколько минут старуха умолкает. И, справившись со смущением, заканчивает свой рассказ:

- В соседней избе живет тракторист. Он - азиат, как и его отец. Почтальонша похожа на своих армянских предков, колхозная повариха - настоящая сибирячка...

Я тихонько плачу. Рассказанная старухой история лучше любой официальной
пропаганды дает мне ощутить всю глубину трагедии, через которую прошла эта
страна."....

Подпишитесь на наш
Блоги

10 писем из прошлого

00:28, 18 ноября 2013

Автор: vassa_j

Комменты 19

Y

"После капитуляции России наступит очередь Англии, а затем и Америки, если она сама до этого не сдастся.." Эти люди вообще хоть издали карту мира видели?????

Аватар

больше всего поразило письмо Леонова к сыну.

Аватар

"На голубом, почти новом костюмчике для Пуни, есть пятна крови"... пздц. Здесь у меня сердце остановилось.

Аватар

Письмо нациста такое мерзкое. Детский костюмчик с пятнами крови... Небось, с мертвого ребенка стащил? А женушка дома ждёт, чем бы поживиться - золоченые рамы, предметы искусства... Мерзость. А письмо мальчика-танкиста очень трогательное и нежное. Даже слёзы навернулись...

Аватар

Прочитала все письма;-) и подумала: ведь письменное изложение мыслей абсолютно исключает жаргон и мат;-)

Подождите...