Три кусочка осени от питерской поэтессы-символиста Ксении Желудовой. 

***

подожди, этот август кончится, мир развернётся пустой страницей,
город, хмельной и сытый, умоется рыжим сентябрьским заревом;
оле-лукойе брызнет в глаза молоком – отяжелеют твои ресницы,
оле-лукойе укроет твой дом густым разноцветным маревом;
осень поспешит напоить тебя терпким целебным варевом,
от которого легче дышится, слаще спится.

осенью узнаёшь: высшая смелость – быть прозрачным, словно стекло,
вся эта хрупкость, невесомость, следы чужих беззастенчивых пальцев,
предельная щедрость – дарить нутряное накопленное тепло,
настоящая зрелость – уметь доверять, помнить, бояться;
в наших краях осенью принято возвращаться,
время отсутствия истекло.

скоро листвой заметёт веранду и подоконник, в один день поседеет даль,
город проснётся немым и заснёт, убаюканный ветром с причала,
осень на севере– сложный жанр, особенная восторженная печаль,
утешение безутешных, и никогда молчанье так много не означало.
просто ты весь однажды обращаешься в вертикаль,
в прямую линию – без конца и начала.

***

усталая сытая стылая ржа,
осень зашла со спины;
складывай данное и умножай,
учитывай собранный урожай,
тяни до весны.

осенние боги всегда грустны
ввиду их особого ремесла;
ночи длиннее, тревожнее сны,
ты рыба, ты наглоталась блесны
и умерла.

октябрь тёмен, неловок, груб,
тяжёлый печальный зверь;
срывает невысказанное с губ,
возводит высказанное в куб,
баррикадирует дверь.

тепло ли тебе теперь?

***

ноябрьский город, скоропостижно осиротевший:
не оступись, не споткнись, не сгинь.
она смотрит через стекло на улицу запотевшую,
думает: завтра надену зимние сапоги.

так смотрят вперёд через узкую-узкую прорезь
пулемёта, так магазинами автомата
измеряют время; так русалочка отдаёт свой голос
за самого неперспективного кандидата.

и корчится сердце, злится, клокочет жалобно,
от мятого сердца остался худой лоскут.
гамлет, гамлет, слышишь, не выходи на палубу,
там тебя розенкранц с гильденстерном ждут.

потому что мёртвые не уходят, в этом весь смысл их,
но ты с ними заодно, потому отринь
свой глупый страх – ныне и присно
и вовеки веков, аминь.

но сколько бы вечных истин нечаянно ни открыли мы,
сколько бы ни говорили по существу,
слова, слова, слова стрекозиными крыльями
падают на выжженную траву.