Как жил светский Санкт-Петербург накануне выстрела в Сараево.

28 июня 1914 года в Сараево членом террористической группы "Млада Босна" Гаврилой Принципом были убиты наследник австро-венгерского престола эрцгерцог Франц Фердинанд и его жена. Это покушение привело к началу Первой мировой войны, которая для России завершилась крахом империи. Но 100 лет назад в столице империи предугадать такой исход никто не мог

Два с половиной года большой войны, и императорская Россия закончилась. Чтобы понять, как это могло случиться, надо ответить на вопрос: почему правящая элита империи в критический момент изменила государю?

К августу 1914 года Россией правят несколько сотен людей, определявшихся понятием "большой свет". Конечно, есть политические партии, Дума, Совет министров, владельцы огромных имений, шахт и заводов, известные всей стране писатели, профессура, публицисты... Есть митрополиты и епископы... Царю служат тысячи офицеров, столичных и провинциальных чиновников... Ну и, наконец, многомиллионный простой народ — крестьяне, рабочие, ремесленники, лавочники... Но правила, по которым живут эти миллионы людей, определяют не законодательные учреждения, а придворные. Со времен, описанных в "Анне Карениной", немногое изменилось: "Петербургский высший круг, собственно, один; все знают друг друга, даже ездят друг к другу".

Дума до 1915 года, по существу, штампует законы, внесенные правительством. Россия — государство самодержавное. На государя влияют только те, кто входит в замкнутое общество, связанное родственными и служебными отношениями. Великие князья, титулованное дворянство, выпускники Пажеского корпуса, Императорского лицея, Училища правоведения, Николаевского кавалерийского училища.

"Звяк шпор"

Обиход столицы, словами Осипа Мандельштама: "Ежедневно часам к пяти происходило гулянье на Большой Морской — от Гороховой до арки Генерального штаба. Все, что было в городе праздного и вылощенного, медленно двигалось туда и обратно по тротуарам, раскланиваясь: звяк шпор, французская и английская речь, живая выставка английского магазина и жокей-клуба".

После императорской четы, главное место в светской иерархии занимают вдовствующая императрица и "малые дворы" — сыновья и внуки императоров со своими семьями. У каждого "малого двора" — городская и загородная резиденция, полное государственное содержание.

Петербург — город казарм, военная столица. Гвардия — сливки петербургского большого света. Великие князья, как правило, занимают в ней высшие посты: Николай Николаевич командует Петербургским военным округом, Сергей Михайлович — генерал-инспектор артиллерии, Константин Константинович — генерал-инспектор военно-учебных заведений, Борис Владимирович командует лейб-гвардии Атаманским полком, Дмитрий Константинович — Конно-гренадерским, Андрей Владимирович — 6-й Донской казачьей артиллерийской батареей, Александр Михайлович — шеф Императорского военно-воздушного флота.

В последнее столетие существования императорской России статус гвардейцев значительно эволюционировал, а точнее, деградировал. В пушкинское время гвардия — интеллектуальная элита русского общества (Чаадаев, Лермонтов, декабристы); но в 1910-е трудно представить себе Блока или Ахматову в обществе гвардейских офицеров. Уже Вронский у Толстого — скорее физкультурник, чем интеллектуал.

Жизнь гвардейского офицера времен последнего царствования подчинялась множеству неписаных правил. Сословное общество вообще, а гвардия в особенности жили не по законам, а по понятиям, сводившимся в итоге к системе запретов. Гвардейскому офицеру нельзя было жениться, не покинув полк, ни на крестьянке, ни на мещанке, ни даже на богатой купеческой дочке, а только на женщине дворянского происхождения. Прежде, нежели разрешить товарищу вступить в законный брак, общество офицеров полка и полковые дамы наводили справки как о самой невесте, так и о ее родне.

Гвардеец не мог тратить мало, жить на Песках, носить мундир и фуражку не от портного Фокина, допивать бутылку шампанского до конца, сидеть в театре дальше седьмого ряда, плохо говорить по-французски. Он платил извозчику не меньше рубля там, где штатский отделывался пятиалтынным. Цветы покупали только у Эйлерса, вино и сыр — у Елисеева, драгоценности — у Фаберже, меха — у Мертенса, часы — у Бурэ. Если ресторан — то "Кюба", "Донон", "Медведь". Кондитерские "Верен", "Рабон", Иванов на площади Мариинского театра со своими клубничными тортами. Пить пиво надо было у Лейнера, на углу Невского и Мойки.

Как вспоминал кавалергард Алексей Игнатьев, "выходя в полк, все мы прекрасно знали, что жалованья никогда не увидим: оно пойдет целиком на букеты императрице и полковым дамам, на венки бывшим кавалергардским офицерам, на подарки и жетоны уходящим из полка, на сверхсрочных трубачей, на постройку церкви, на юбилей полка и связанное с ним роскошное издание его истории".

Зато служба становилась пропуском для дальнейшей карьеры. Здесь приобретались важнейшие знакомства. Именно в собраниях лучших полков — Преображенского, Семеновского, Кавалергардского, Конного, Гусарского — решали, кому из офицеров составить протекцию. И сослуживцы становились командующими полками, дивизиями, округами, губернаторами, товарищами министров.

К 1914 году главным местом, где ковалась элита, считался Яхт-клуб на Большой Морской. Количество членов было ограниченно. Они избирались строжайшей баллотировкой: один черный шар уничтожал пять белых. По воспоминаниям баронессы Марии Клейнмихель: "Постоянное присутствие в клубе великих князей, в особенности всесильного Николая Николаевича, и общение с ними остальных членов послужило поводом для частого посещения многими министрами и другими влиятельными лицами этих собраний. Оттуда именно в течение многих лет выбирались кандидаты на высокий административный или дипломатический пост, а также начальники гвардейских дивизий и корпусов. За членами Яхт-клуба ухаживали, заискивали, так как они могли легко оказать протекцию".

Царскосельские анахореты

Лучшие времена большого света (как раз эпоха Алексея Вронского и Бетси Тверской) закончились на царствовании Александра II. Немыслимо богатый, самый блестящий двор Европы. Государь в царской ложе на балетах Петипа в Мариинском театре и опереттах Оффенбаха в Михайловском. Великолепные балы в Зимнем дворце, где блистают молодые великие князья Владимир, Алексей и Сергей Александровичи. Гвардия, вернувшаяся в столицу после побед на Балканах. Время ротонд, турнюров и фру-фру (нижних юбок), "Прекрасной Елены", кафешантанных див и циркачек. Государь при живой жене селит фаворитку в Зимнем дворце, великие князья живут с балеринами...

Александр III был другим: следил за нравственностью своего окружения, светские развлечения не любил, предпочитая им рыбалку. Число балов в Зимнем дворце ограничено четырьмя в год. Но приемы и выходы в Зимнем дворце, представления у императора по-прежнему поражали Европу пышностью. Суровый царь опирался на давних приятелей из гвардейской среды — Иллариона Воронцова-Дашкова, Сергея Шереметева, Петра Черевина. Впрочем, нелюбовь Александра III к многолюдным собраниям не отрывала царскую чету от большого света. Все обожали веселую и тактичную императрицу Марию Федоровну, веселились во дворце Владимира Александровича и лицезрели императорскую чету на 300-м представлении "Конька-Горбунка": царь и царица слыли балетоманами...

Все изменилось в начале царствования Николая II. Новая императрица Александра Федоровна пренебрегала светом, встречи с людьми ее откровенно раздражали. Император ей подчинялся и все больше времени проводил в семье. С 1904 года государь и государыня в Петербурге почти не появлялись, постоянно обитали в Александровском дворце Царского Села.

Почему так случилось? Может быть, оттого что именно кружок великосветских приятелей царской молодости вверг Россию в несчастную войну с Японией. Пренебрегая мнением министров, государь послушал своих друзей — великого князя Александра Михайловича, Александра Безобразова, Алексея Абазу и Владимира Вонлярлярского: результатом стали Цусима и революция.

Возможно, значение имело и то, что великие князья не боялись и не слушались молодого государя (в возрасте 26 лет никто из Романовых императором не становился).

Родной брат, Михаил Александрович, соединил свою жизнь с разведенной Натальей Вульферт. Дядя — Павел Александрович — увел жену командира кавалергардов — мадам Пистелькорс. Кирилл Владимирович без спроса женился на Виктории Мелите, разведенной с родным братом российской императрицы. Такого массового пренебрежения долгом в прежние царствования произойти просто не могло.

Конечно, имели значения и семейные тайны, которыми не делились ни с кем, даже с ближним кругом. Алиса Гессенская была носителем гена гемофилии, как, позже, и все четыре ее дочери. Женщины сами не болеют этой страшной болезнью, но могут передать ее мужскому потомству. О болезни царевича Алексея открыто не говорили. Непонятно было, почему у цесаревен нет женихов. Эта семейная тайна сплачивала супругов, наверное, самую любящую пару за всю историю семьи Романовых. Но она же изолировала императорскую чету от великих князей и знати.

Вдовствующая императрица считала царствующую — невоспитанной букой, испортившей жизнь сыну. Великие князья обижались на пренебрежение родственными отношениями. Искренняя, даже фанатическая вера императрицы рассматривалась как проявление юродства: большой свет исполнял религиозные обряды как необходимую формальность, часть обихода. Александра Федоровна чувствовала, что ее не любят, и еще больше замыкалась в семейном кругу...

Необходимы были конфиденты, преданные люди. Вначале таким человеком стал французский шарлатан, выдававший себя за врача, доктор Филипп, потом Григорий Распутин и Анна Вырубова (в девичестве Танеева). Скрыть близость к ним было невозможно. А ревнивый бомонд недоумевал и ревновал.

Охота на царицу

На Исаакиевской площади рядом с Яхт-клубом, министерствами, Сенатом, Государственным советом находится старинный особняк. Со времен Александра II его хозяевами оставались почтенный старец Евгений Богданович, генерал от инфантерии в отставке, староста Исаакиевского собора, и его жена, генеральша Александра Богданович. У них нет детей, они держат открытый дом, к ним заезжают запросто министры, сенаторы, гвардейские генералы. В отличие от клубов здесь светские дамы. Сюда заходят журналисты правых газет, дипломаты, депутаты Думы. Словом, все те, кто прогуливался по Большой Морской, — звезды столичного света. Не бывать у Богдановичей означило выпасть из круга.

Генеральша Александра Викторовна вела дневник, куда 33 года, с 1879-го по 1912-й, записывала политические сплетни, услышанные от гостей. Посетители этого гостеприимного салона — ближайшие слуги государевы,— не стесняясь, ругали императрицу, произносили речи подсудные. Ведь в тогдашней России словесное оскорбление царствующего императора, императрицы или наследника престола по закону влекло за собой каторгу.

Вот что говорил о царице начальник Главного морского штаба Сергей Зилотти: "В свою каюту царица взяла Вырубову, спала с ней в одной постели". Дарья Кочубей (урожденная герцогиня Лейтенбергская): "Неестественная дружба существует между царицей и Вырубовой". Николай Шалберов, камердинер Николая II: "Такую мерзавку, как Вырубова, царица так любит, что она у царицы и днюет и ночует". Генерал-майор свиты Николай Княжевич: "Вот какую царицу получила Россия, и как лечить эту женщину, которая себе расстраивает нервы сожительством со "стервой" Вырубовой". Гвардейский полковник Шевич: "Придворный доктор, лечивший царицу, прямо письменно заявил царю, что царицу вылечить не могут, пока ее не разлучат с Вырубовой". Мария Щегловитова, жена министра юстиции: "Царь всегда один, а царица всегда с Вырубовой, с которой запирается в спальне".

Раздражение, вызываемое царицей, постепенно переносилось и на царя. Его обвиняли в атрофии воли, в неумении разбираться в людях, в том, что он подкаблучник.

Наибольший гнев семьи и большого света вызывало растущее влияние Григория Распутина. В приближении мужика к трону видели не только блажь царицы, но и прямое оскорбление династии. Не заслуженные генералы, не ближайшие родственники, не опытные бюрократы дают советы, к которым прислушиваются, а этот грязный и развратный проходимец из села Покровского. Не без основания верхушке правящего слоя казалось: император всех их считает "средостением" между собой и русским народом. И хочет общаться со своими подданными пусть не прямо, а опосредованно — через "представителя" крестьянства — старца Григория. А ведь, между прочим, если приглядеться, Распутин был поумнее большинства мудрецов Яхт-клуба.

Негодовали Мария Федоровна, сестра императрицы Елизавета Федоровна, великие князья. Гвардейцы готовили политический переворот. Нараставшее отчуждение между светом и императорской четой привело к тому, что в феврале 1917 года никто из его родственников (кроме Бориса Владимировича) не выступил в защиту государя и государыни. Большой свет смирился с революцией как с меньшим злом.

Зло, однако, меньшим не оказалось: без царя эпоха гуляний по Большой Морской закончилась, петербургская элита была уничтожена или оказалась в изгнании.

Монархия не может существовать без придворных, придворные — без монархии...

Источник:http://www.istpravda.ru/digest/9600/,Лев Лурье ("Огонек")