Не так давно один из толстых журналов попросил нескольких наших знаменитостей высказаться – всего одним предложением, любой цитатой о правилах жизни в России. Спросили и у Тани. Она выбрала слова израильского писателя Валентина Домиля: «Стоит человека загнать в угол, как он тут же начинает его считать своим». Как мышка, которую загнали в норку, а она очень быстро приспособилась к ней, обжилась. И в конце концов смирилась со «своим углом». На первый взгляд, можно подумать, что это Таня про себя что-то важное проговорила. Ничего подобного. В очередной раз она защитилась словами, как обычно это делает во всех интервью, в которых тотально себя контролирует – очень любопытно философствуя или коротко отшучиваясь. На самом-то деле у нее диаметрально противоположная тактика. Ее действительно довольно часто куда-то загоняли. Но всякий раз, обнаруживая себя «в углу», она начинала бешено сопротивляться: ситуация загнанности автоматически включает в ней механизм резкого противодействия. В эти моменты с ней и происходило все самое интересное.

Показательная история на эту тему – ее взаимоотношения с Сергеем Соловьевым. Хотя поначалу все напоминало баловство. Ей было одиннадцать, когда во французскую спецшколу, где она училась, пришли ассистенты съемочной группы фильма «Пятнадцатая весна». Она понравилась, сделали фотопробы. Вскоре утвердили на главную роль. «Отпускали с уроков...» – такими, скорее вялыми были ее впечатления от первых съемок.

Фильм режиссера Ины Туманян вышел на экраны, но особых лавров ей не принес. Прошло два года. На «Мосфильме» запустили новую картину молодого режиссера Соловьева – «Сто дней после детства». На главную роль – дал он задание ассистентам – нужно было найти «Купченко тринадцати лет». В тот момент на экраны страны вышел фильм Кончаловского «Дворянское гнездо» с Ириной Купченко, и Соловьев был помешан на ее образе.

Ассистенты долго искали и наконец откопали фотопробу Тани Друбич, оставшуюся после «Пятнадцатой весны». Показали Соловьеву, он промычал что-то недовольное и велел продолжать искать «тринадцатилетнюю Купченко». Пересмотрел еще сотню девочек. А помощники все подсовывали ему Танину фотографию и шептали: возьми Друбич. В конце концов он привел Таню к другу, фотографу Валерию Плотникову. Тот сразу отметил: «После Иры Купченко не встречалось мне до такой степени печально-нездешнее лицо девочки-женщины. Ее как будто запекшиеся губы, трагический разрез глаз, таящих испуг. Как у Бродского: «Хлопок – и бабочка взлетит».

Соловьев долго отбрыкивался от ее кандидатуры. Но в конце-то концов Таню утвердили на главную роль. Группа выехала на натурные съемки, а он неприкрыто игнорировал девочку – снимал все сцены без главной героини. А потом тянуть было уже некуда, она вошла в кадр, и... бабочка взлетела. И получилась классическая в этих случаях прямая: мэтр увидел девочку, мэтр полюбил девочку, мэтр сделал девочку своей звездой.

И все-таки это совпадение произошло еще и потому, что она сама нуждалась в таком мэтре. Ее родители были простыми служащими. Ей никто не мешал, что важно в тринадцать-четырнадцать лет. Была бабушка, которая с вечера укладывала ее носки на батарею, чтобы утром Танечка надевала теплые. Состояние такой питательной среды очень укрепляет. Но тогда в ее жизни не было другой среды, не менее важной – дружеской, наставнической. «Интеллектуального общения в семье не было никогда», – как-то заметила она. Поэтому естественно, что когда появился Соловьев, она угадала в нем не просто попутчика по жизни, она выбрала направление своего взросления: другой круг общения, другой образ жизни. К тому же ей едва исполнилось семнадцать, когда умер отец. Она вполне естественно вошла в роль женщины-девочки, которая ищет в мужчине отца, покровителя. Она слушала его с открытым ртом много лет.

А потом... Это была уже странная пара. Грустная девочка и немолодой господин, который не обращал на нее особого внимания. Просто ей полагалось быть рядом. И изо всех сил скрывать усталость и скуку. Стало ясно, что к покорности она категорически не склонна, у нее другая матрица. Точнее так: она была покорна на съемочной площадке – вставала, куда требовалось, поворачивалась, как требовалось, проговаривала требуемый текст. Но как только возникала повседневность, от послушной «девочки при мэтре» не оставалось и следа. Она почувствовала, что эта зависимость загоняет ее в угол. Прекрасно отдавая себе отчет, что независимость – жуткая гибельная черта для женщины, она все-таки пошла на разрыв с Соловьевым. Без страха и упрека. Сформулировав позже: «Личность без закалки и преодолений не складывается».

В двадцать три Таня вышла за Соловьева замуж. В тридцать развелась с ним. В общем они прожили вместе почти пятнадцать лет. Сделали вместе семь картин, не считая фильма о Тургеневе и Полине Виардо, который застрял в конце девяностых. А главное, родили дочь, Анну. 

Но Таня влюбилась. Как сама озвучила: это был тоже режиссер, Иван… Тоже снимал ее в кино. Когда рассказала об этом Соловьеву, он просто молча взял пальто и ушел. С Иваном у нее так ничего и не сложилось. А вот в фильмах Соловьева она по-прежнему продолжала сниматься... И несмотря на штамп о разводе, он до сих пор заявляет в прессе, что они вместе, просто вот такая у них форма брака. Экстерриториальная.

Таня эту тему вообще не обсуждает. Говорит – пошлость. При этом однажды рассказала в интервью, как еще маленькая дочь спросила ее, что такое хорошее кино. И Таня ответила: «Когда люди любят друг друга и бегут навстречу друг другу — это плохое кино, а когда люди любят друг друга и бегут друг от друга, – хорошее». Может быть, таков ее внутренний сценарий любви?

Май 2008 года, Анна Григорьева

В октябрьском номере журнала Story новое интервью с Татьяной Друбич