Когда за десяток лет до рождения Адриано их семья перебралась из Апулии на север страны, в Ломбардию, мама Джудитта поначалу плакала от тоски по родному захолустному югу. Семья, кстати, была из тех, кого на итальянском севере называют «террони», то есть южане, и слово это имеет пренебрежительный оттенок вроде нашего «кавказец».

Это какая улица? Улица Челентано

А потом мама привыкла к северу, тем более что в нем была своя прелесть, особенно здесь, на тогдашней окраине Милана, где они, наконец, осели. Тогда сразу за последним на улице домом, где жила семья Челентано, начинались поля, откуда по весне летел нежный ветер, из каждой трещины на асфальте вылезали маки – оранжевые шелковые тряпочки на стебельках-ниточках, – а на горизонте стояли ярко-голубые горы. Вся улица была, как длинный коридор коммунальной квартиры: родственники, друзья, у мальчишек – своя компания навек, у Адриано еще и тайная платоническая любовь с третьего этажа... Для него это была райская босоногая жизнь на краю города и детства, потому что скоро не будет не только детства, что естественно, хоть и обидно, но и этого города.

Маму Адриано воспринимал этакой горой: она была большой, полноватой, немолодой – родила Адриано, когда ей было за сорок. За несколько лет до появления младшего сына семья пережила трагедию: на глазах у всей семьи умирала девятилетняя дочь, в память о которой его и назовут. Чувствуя, что уходит, девочка утешала родных. Была какая-то отчаянная жесткость и даже жестокость к самой себе, с которой мать всю жизнь вспоминала эти минуты. Мама Джудитта вообще мало чего боялась: в войну, когда начинала выть сирена воздушной тревоги и папа Леонтино, судорожно натянув брюки, бежал в бомбоубежище, она оставалась дома, не желая прятаться в подвале, как мышь, и полагаясь на Бога. Она прижимала к себе Адриано, говорила: «Если нам суждено погибнуть, погибнем оба», и, обнявшись, они стояли посреди комнаты, пока за окнами рвалось.

Так у него это и осталось где-то в подкорке: мама прижимает его, маленького, перепуганного, к себе, а мир вокруг вот-вот разорвется. Он вообще все детство и юность был младшим в окружении больших – родители, сестры, брат, с сестрами у Адриано была разница лет в двадцать, и, когда он бегал босиком по полям позади своего дома, они уже жили взрослой жизнью. Но странное дело: когда сын-подросток увлекся чем-то неслыханным для всей Италии – рок-н-роллом, – мама, всегда певшая песни своей молодости, тоже вдруг стала ходить с ним на концерты и слушать дома новую музыку. Это была еще одна картина, засевшая у Челентано в голове: в их квартире с массивным потертым буфетом, старенькой швейной машинкой и развешанными на стенах бабушкиными вышивками в рамках его пожилая мама слушает рок.

Первой слушательницей Челентано всегда была мама

Синьора Джудитта не пасла сына, предоставляла ему полную свободу и не слишком баловала: когда, уже после смерти отца, в семье стало трудно с деньгами, сказала, что Адриано пора работать. Но мама была чем-то вроде последней пристани, в которую приходит побитый бурями корабль. И уже став взрослым, Челентано признавался, что больше всего на свете боится двух вещей – смерти и того, что его оставит любимая женщина.

Клаудия

Познакомился он с Клаудией Морони, или Мори – такой псевдоним она себе взяла – на съемках картины «Какой-то странный тип», в которой оба участвовали. Она была из тех женщин, которые вызывают у мужчины сразу два сильных чувства: излить душу и тащить в постель. Хотя ни на то, ни на другое Челентано не решался.

Мать, хоть и не пришла на свадьбу – из чувства справедливости, потому что не была и на свадьбах других детей, – объявила сыну, что он женился на самой красивой женщине в мире, и потом часто повторяла это. Молодые стали жить с ней. Мама пекла пироги, приносила утром завтрак в постель. «Хотите молока?» Из комнаты ни звука. Мама открывает дверь, одеяло на кровати стоит дыбом, под ним копошатся двое. Мама повторяет вопрос, и голова Адриано высовывается наружу: «А ты могла постучать?» – «А зачем?» Действительно: зачем? Мама – она и есть мама, а это ее дети, и Клаудия за синьорой Джудиттой это сразу признала, но и поняла, что ей предстоит когда-нибудь заместить ее. На этот труд мама Джудитта невестку благословила. Уже будучи больной и находясь в беспамятстве, она в какой-то момент пришла в себя и попросила конфетку. Ей достали из ящика комода карамельку, мать съела ее и сказала, чтобы остальные бывшие тут же дети, их жены, внуки взяли себе по одной. Клаудия отказалась, и тогда Джудитта настояла: «Возьми». Адриано называл это потом причастием.

Мама умерла, и, как сказал Челентано, его мир сжался.

Утешали только Клаудия и дети, которых быстро народилось трое. Всех четверых Челентано воспринимал как совершенно свое, поэтому жену мог обнять прилюдно. А ей эти «публичные» нежности не нравились. Раз они вдвоем поднимались домой по лестнице, и Адриано, нырнув ладонью под женину юбку, погладил ей попку, и, хотя никто этого жеста не видел, Клаудия вспылила. Он не понимал, почему. «Ты меня не уважаешь!» О, какой философский монолог вызвал этот несерьезный, даже комический повод из уст Челентано, когда прошло уже много времени, монолог, сводившийся к одному: разве любовь не выше уважения? Правда, после «Укрощения строптивого», где Челентано снимался вместе с Орнеллой Мути, он завел с ней роман. Пять лет метался между двумя женщинами, Мути оставила ради него мужа, и говорил потом, что это был самый сложный период в его жизни. Детей, уже подростков, он просил тогда об одном: чтобы они не ссорились и не увеличивали хаос в семье. А потом стыдился случившегося с ним, хотя это тоже была любовь, ничего о ней не рассказывал, подвел только один итог: его любовь к Клаудии стала сильнее.

Тот роман все еще аукается Челентано: несколько лет назад он в очередной раз отправился в суд с иском к одному итальянскому таблоиду, который написал, что их с Клаудией жизнь похожа на ад, приведя в пример ту старинную историю. «Сколько можно вытаскивать ее на свет?» – возмущался Челентано. Может, он и махнул бы рукой на разбирательство, если бы всю жизнь не боялся, что... их с Клаудией семейная жизнь разрушится. Из-за чего? Из-за того, что брак его случился по любви и ею держался, а что такое любовь в современном мире? Баловство.

Побег

И тогда Челентано решил отгородиться, насколько возможно, от этого мира – не совсем, а так, чтобы жить «и в стороне, и в людях». Рванул сначала на свою давно оставленную улицу Глюка, задумав купить там дом, хотя бы сестрам, и отнять у безжалостного времени частицу своего. А никакого дома уже не было, вместо него стоял другой, хоть и за тем же номером четырнадцать. Тогда Челентано купил участок земли за несколько десятков километров от Милана, там горы, холмы, долины и все цветет и пахнет. Дом Челентано задумал строить как крепость, этакий бункер, так его виллу потом и обзовут. К тому же он принялся постоянно докупать землю вокруг, чтобы если кто и поселился бы по соседству, то соседство это было бы дальним, и в результате скупил весь холм. Из-за таких расходов строиться пришлось долго, но зато какие виды открывались с вершины его холма! А вокруг дома раскинулся огромный парк, нечто вроде райского сада, который Челентано огородил высоким забором и установил сигнализацию. Теперь на своей земле можно было жить от души, например, устроить зверинец для развлечения собственных детей, воздвигнуть посреди фонтана статую, изображающую Клаудию обнаженной, и вообще чувствовать себя рядом с любимой, как Адам с Евой в раю.

А Клаудия снималась в кино все реже, поскольку растворилась в заботах о муже, начиная от собственноручного изготовления чего-то вроде творожной пасты из кислого молока, которую Челентано любит намазывать на хлеб, как его приучила мама Джудитта – у нее Клаудия и переняла рецепт этой простокваши, – заканчивая делами «Клана», которые она взвалила на себя, и поездками вместе со своим Адриано опять же по его делам. Поэтому чем ближе к старости, тем Клаудия больше забывала о себе: располнела, посуровела, волосы стала забирать назад. Ни дать ни взять деревенская женщина, глава крепкой семьи. Младшая дочь Розалинда на вопрос журналиста, что это, мол, ваша мама, прежде такая красавица, перестала за собой следить, ответила: мама занимается папой, он ей как сын. Да, настаивал Челентано, Клаудия мне как мать. Афанасий Иванович с Пульхерией Ивановной. Сестра моя жизнь.

Челентано по-прежнему любит Клаудию и детей, живет на своей вилле, почти не дает интервью, и только изредка папарацци успевают схватить в кадр за пределами поместья кого-нибудь из этих голубков, постаревших, но при этом обретших какую-то основательность. Они стали похожи на библейскую пару, будто к ним вот-вот явится с небес ангел, поговорить о том о сем, а они посадят его под раскидистое дерево в собственном саду и угостят кофе и пирогом с ягодами, которые выращены тут же. А когда ангел улетит, Челентано попишет песни и опять начнет проповедовать.

Отрывок из статьи Ирины Кравченко "Строптивый невротик", журнал Story